Первое упоминание о лужине. Образ и характеристика лужина в романе преступление и наказание достоевского сочинение

Из-за его гнусных домоганий, как все же честь ее была восстановлена и вот посватался к ней некто Петр Петрович Лужин: «Человек он деловой и занятый, и спешит теперь в Петербург, так что дорожит каждою минутой. <...> Человек он благонадежный и обеспеченный, служит в двух местах и уже имеет свой капитал. Правда, ему уже сорок пять лет, но он довольно приятной наружности и еще может нравиться женщинам, да и вообще человек он весьма солидный и приличный, немного только угрюмый и как бы высокомерный. Но это, может быть, только так кажется с первого взгляда. <...> А Петр Петрович, по крайней мере по многим признакам, человек весьма почтенный. В первый же свой визит он объявил нам, что он человек положительный, но во многом разделяет, как он сам выразился, "убеждения новейших поколений наших" и враг всех предрассудков. Многое и еще говорил, потому что несколько как бы тщеславен и очень любит, чтоб его слушали, но ведь это почти не порок. Я, разумеется, мало поняла, но Дуня объяснила мне, что он человек хотя и небольшого образования, но умный и, кажется, добрый. <...> Конечно, ни с ее, ни с его стороны особенной любви тут нет, но Дуня, кроме того что девушка умная, — в то же время существо благородное, как ангел, и за долг поставит себе составить счастье мужа, который в свою очередь стал бы заботиться о ее счастии, а в последнем мы не имеем, покамест, больших причин сомневаться, хотя и скоренько, признаться, сделалось дело. К тому же он человек очень расчетливый и, конечно, сам увидит, что его собственное супружеское счастье будет тем вернее, чем Дунечка будет за ним счастливее. А что там какие-нибудь неровности в характере, какие-нибудь старые привычки и даже некоторое несогласие в мыслях (чего и в самых счастливых супружествах обойти нельзя), то на этот счет Дунечка сама мне сказала, что она на себя надеется; что беспокоиться тут нечего и что она многое может перенести, под условием если дальнейшие отношения будут честные и справедливые. Он, например, и мне показался сначала как бы резким; но ведь это может происходить именно оттого, что он прямодушный человек, и непременно так. Например, при втором визите, уже получив согласие, в разговоре он выразился, что уж и прежде, не зная Дуни, положил взять девушку честную, но без приданого, и непременно такую, которая уже испытала бедственное положение; потому, как объяснил он, что муж ничем не должен быть обязан своей жене, а гораздо лучше, если жена считает мужа за своего благодетеля. <...> Я уже упомянула, что Петр Петрович отправляется теперь в Петербург. У него там большие дела, и он хочет открыть в Петербурге публичную адвокатскую контору. Он давно уже занимается хождением по разным искам и тяжбам и на днях только что выиграл одну значительную тяжбу. В Петербург же ему и потому необходимо, что там у него одно значительное дело в сенате. Таким образом, милый Родя, он и тебе может быть весьма полезен, даже во всем, и мы с Дуней уже положили, что ты, даже с теперешнего же дня, мог бы определенно начать свою будущую карьеру и считать участь свою уже ясно определившеюся. О если б это осуществилось! Это была бы такая выгода, что надо считать ее не иначе, как прямою к нам милостию вседержителя. Дуня только и мечтает об этом. Мы уже рискнули сказать несколько слов на этот счет Петру Петровичу. Он выразился осторожно и сказал, что, конечно, так как ему без секретаря обойтись нельзя, то, разумеется, лучше платить жалованье родственнику, чем чужому, если только тот окажется способным к должности (еще бы ты-то не оказался способен!), но тут же выразил сомнение, что университетские занятия твои не оставят тебе времени для занятий в его конторе. <...> Знаешь что, бесценный мой Родя, мне кажется, по некоторым соображениям (впрочем, отнюдь не относящимся к Петру Петровичу, а так, по некоторым моим собственным, личным, даже, может быть, старушечьим, бабьим капризам), — мне кажется, что я, может быть, лучше сделаю, если буду жить после их брака особо, как и теперь живу, а не вместе с ними. Я уверена вполне, что он будет так благороден и деликатен, что сам пригласит меня и предложит мне не разлучаться более с дочерью, и если еще не говорил до сих пор, то, разумеется, потому что и без слов так предполагается; но я откажусь...»
Для проницательного Раскольникова в этих простодушных словах Пульхерии Александровны характеристика-портрет мелкой души ухватистого Лужина уже дана полная. Многое добавляет и внешний портрет Петра Петровича, данный при первом его визите к Родиону, его поведение: «Это был господин немолодых уже лет, чопорный, осанистый, с осторожною и брюзгливою физиономией, который начал тем, что остановился в дверях, озираясь кругом с обидно-нескрываемым удивлением и как будто спрашивая взглядами: "Куда ж это я попал?" <...> в общем виде Петра Петровича поражало как бы что-то особенное, а именно, нечто как бы оправдывавшее название "жениха", так бесцеремонно ему сейчас данное. Во-первых, было видно и даже слишком заметно, что Петр Петрович усиленно поспешил воспользоваться несколькими днями в столице, чтоб успеть принарядиться и прикраситься в ожидании невесты, что, впрочем, было весьма невинно и позволительно. Даже собственное, может быть даже слишком самодовольное собственное сознание своей приятной перемены к лучшему могло бы быть прощено для такого случая, ибо Петр Петрович состоял на линии жениха. Все платье его было только что от портного, и все было хорошо, кроме разве того только, что все было слишком новое и слишком обличало известную цель. Даже щегольская, новехонькая, круглая шляпа об этой цели свидетельствовала: Петр Петрович как-то уж слишком почтительно с ней обращался и слишком осторожно держал ее в руках. Даже прелестная пара сиреневых, настоящих жувеневских перчаток свидетельствовала то же самое, хотя бы тем одним, что их не надевали, а только носили в руках для параду. В одежде же Петра Петровича преобладали цвета светлые и юношественные. На нем был хорошенький летний пиджак светло-коричневого оттенка, светлые легкие брюки, таковая же жилетка, только что купленное тонкое белье, батистовый самый легкий галстучек с розовыми полосками, и что всего лучше: все это было даже к лицу Петру Петровичу. Лицо его, весьма свежее и даже красивое, и без того казалось моложе своих сорока пяти лет. Темные бакенбарды приятно осеняли его с обеих сторон, в виде двух котлет, и весьма красиво сгущались возле светловыбритого блиставшего подбородка. Даже волосы, впрочем чуть-чуть лишь с проседью, расчесанные и завитые у парикмахера, не представляли этим обстоятельством ничего смешного или какого-нибудь глупого вида, что обыкновенно всегда бывает при завитых волосах, ибо придает лицу неизбежное сходство с немцем, идущим под венец. Если же и было что-нибудь в этой довольно красивой и солидной физиономии действительно неприятное и отталкивающее, то происходило уж от других причин...»
Когда Лужин получил «отставку», потерял статус жениха Авдотьи Романовны и был выставлен за порог Родионом, именно на него и направил свою мстительность уязвленный Петр Петрович и именно в этих целях подстроил провокацию с обвинением в воровстве. Кстати, в связи с отставкой характеристика этого персонажа дополняется и уточняется: «Главное дело было в том, что он, до самой последней минуты, никак не ожидал подобной развязки. Он куражился до последней черты, не предполагая даже возможности, что две нищие и беззащитные женщины могут выйти из-под его власти. Убеждению этому много помогли тщеславие и та степень самоуверенности, которую лучше всего назвать самовлюбленностию. Петр Петрович, пробившись из ничтожества, болезненно привык любоваться собою, высоко ценил свой ум и способности и даже иногда, наедине, любовался своим лицом в зеркале. Но более всего на свете любил и ценил он, добытые трудом и всякими средствами, свои деньги: они равняли его со всем, что было выше его. Напоминая теперь с горечью Дуне о том, что он решился взять ее, несмотря на худую о ней молву, Петр Петрович говорил вполне искренно и даже чувствовал глубокое негодование против такой "черной неблагодарности". А между тем, сватаясь тогда за Дуню, он совершено уже был убежден в нелепости всех этих сплетен, опровергнутых всенародно самой Марфой Петровной и давно уже оставленных всем городишком, горячо оправдывавшим Дуню. Да он и сам не отрекся бы теперь от того, что все это уже знал и тогда. И тем не менее он все-таки высоко ценил свою решимость возвысить Дуню до себя и считал это подвигом. Выговаривая об этом сейчас Дуне, он выговаривал свою тайную, возлелеянную им мысль, на которую он уже не раз любовался, и понять не мог, как другие могли не любоваться на его подвиг. Явившись тогда с визитом к Раскольникову, он вошел с чувством благодетеля, готовящегося пожать плоды и выслушать весьма сладкие комплименты. <...> Дуня же была ему просто необходима; отказаться от нее для него было немыслимо. Давно уже, уже несколько лет, со сластию мечтал он о женитьбе, но все прикапливал денег и ждал. Он с упоением помышлял, в глубочайшем секрете, о девице благонравной и бедной (непременно бедной), очень молоденькой, очень хорошенькой, благородной и образованной, очень запуганной, чрезвычайно много испытавшей несчастий и вполне перед ним приникшей, такой, которая бы всю жизнь считала его спасением своим, благоговела перед ним, подчинялась, удивлялась ему, и только ему одному. Сколько сцен, сколько сладостных эпизодов создал он в воображении на эту соблазнительную и игривую тему, отдыхая в тиши от дел! И вот мечта стольких лет почти уже осуществлялась: красота и образование Авдотьи Романовны поразили его; беспомощное положение ее раззадорило его до крайности. Тут являлось даже несколько более того, о чем он мечтал: явилась девушка гордая, характерная, добродетельная, воспитанием и развитием выше его (он чувствовал это), и такое-то существо будет рабски благодарно ему всю жизнь за его подвиг и благоговейно уничтожится перед ним, а он-то будет безгранично и всецело владычествовать!.. Как нарочно, незадолго перед тем, после долгих соображений и ожиданий, он решил наконец окончательно переменить карьеру и вступить в более обширный круг деятельности, а с тем вместе, мало-помалу, перейти и в более высшее общество, о котором он давно уже с сладострастием подумывал... Одним словом, он решился попробовать Петербурга. Он знал, что женщинами можно "весьма и весьма" много выиграть. Обаяние прелестной, добродетельной и образованной женщины могло удивительно скрасить его дорогу, привлечь к нему, создать ореол... и вот все рушилось! Этот теперешний внезапный, безобразный разрыв подействовал на него как удар грома. Это была какая-то безобразная шутка, нелепость! Он только капельку покуражился; он даже не успел и высказаться, он просто пошутил, увлекся, а кончилось так серьезно! Наконец, ведь он уже даже любил по-своему Дуню, он уже владычествовал над нею в мечтах своих — и вдруг!.. Нет! Завтра же, завтра же все это надо восстановить, залечить исправить, а главное — уничтожить этого заносчивого молокососа, мальчишку, который был всему причиной. С болезненным ощущением припоминался ему, тоже как-то невольно, Разумихин... но, впрочем, он скоро с этой стороны успокоился: "Еще бы и этого-то поставить с ним рядом!" Но кого он в самом деле серьезно боялся, — так это Свидригайлова...»
Ну и, наконец, натура Лужина дополнительно раскрывается в его взаимоотношениях с , опекуном которого он слыл и у которого остановился по приезде в Петербург: «Он остановился у него по приезде в Петербург не из одной только скаредной экономии, хотя это и было почти главною причиной, но была тут и другая причина. Еще в провинции слышал он об Андрее Семеновиче, своем бывшем питомце, как об одном из самых передовых молодых прогрессистов и даже как об играющем значительную роль в иных любопытных и баснословных кружках. Это поразило Петра Петровича. Вот эти-то мощные, всезнающие, всех презирающие и всех обличающие кружки уже давно пугали Петра Петровича каким-то особенным страхом, совершенно, впрочем, неопределенным. Уж конечно, сам он, да еще в провинции, не мог ни о чем в этом роде составить себе, хотя приблизительно, точное понятие. Слышал он, как и все, что существуют, особенно в Петербурге, какие-то прогрессисты, нигилисты, обличители и проч., и проч., но, подобно многим, преувеличивал и искажал смысл и значение этих названий до нелепого. Пуще всего боялся он, вот уже несколько лет, обличения, и это было главнейшим основанием его постоянного, преувеличенного беспокойства, особенно при мечтах о перенесении деятельности своей в Петербург. В этом отношении он был, как говорится, испуган, как бывают иногда испуганы маленькие дети. Несколько лет тому назад в провинции, еще начиная только устраивать свою карьеру, он встретил два случая, жестоко обличенных губернских довольно значительных лиц, за которых он дотоле цеплялся и которые ему покровительствовали. Один случай кончился для обличенного лица как-то особенно скандально, а другой чуть-чуть было не кончился даже и весьма хлопотливо. Вот почему Петр Петрович положил, по приезде в Петербург, немедленно разузнать, в чем дело, и если надо, то на всякий случай забежать вперед и заискать у "молодых поколений наших". <...> Ему надо было только поскорей и немедленно разузнать: что и как тут случилось? В силе эти люди или не в силе? Есть ли чего бояться собственно ему, или нет? Обличат его, если он вот то-то предпримет, или не обличат? А если обличат, то за что именно, и за что собственно теперь обличают? Мало того: нельзя ли как-нибудь к ним подделаться и тут же их поднадуть, если они и в самом деле сильны? Надо или не надо это? Нельзя ли, например, что-нибудь подустроить в своей карьере именно через их же посредство?.. <...> Как ни был простоват Андрей Семенович, но все-таки начал понемногу разглядывать, что Петр Петрович его надувает и втайне презирает и что "не такой совсем этот человек". Он было попробовал ему излагать систему Фурье и теорию Дарвина, но Петр Петрович, особенно в последнее время, начал слушать как-то уж слишком саркастически, а в самое последнее время — так даже стал браниться. Дело в том, что он, по инстинкту, начинал проникать, что Лебезятников не только пошленький и глуповатый человечек, но, может быть, и лгунишка, и что никаких вовсе не имеет он связей позначительнее даже в своем кружке, а только слышал что-нибудь с третьего голоса <...>. Кстати заметим мимоходом, что Петр Петрович, в эти полторы недели, охотно принимал (особенно вначале) от Андрея Семеновича даже весьма странные похвалы, то есть не возражал, например, и промалчивал, если Андрей Семенович приписывал ему готовность способствовать будущему и скорому устройству новой "коммуны" где-нибудь в Мещанской улице; или, например, не мешать Дунечке, если той, с первым же месяцем брака, вздумается завести любовника; или не крестить своих будущих детей и проч., и проч. — все в этом роде. Петр Петрович, по обыкновению своему, не возражал на такие приписываемые ему качества и допускал хвалить себя даже этак — до того приятна была ему всякая похвала...»
В черновых материалах к роману о Лужине, в частности, сказано: «При тщеславии и влюбленности в себя, до кокетства, мелочность и страсть к сплетне. <...> Он скуп. В его скупости нечто из Пушкинского Скупого барона. Он поклонился деньгам, ибо все погибает, а деньги не погибнут; я, дескать, из низкого звания и хочу непременно быть на высоте лестницы и господствовать. Если способности, связи и проч. Мне манкируют, то деньги зато не манкируют, и потому поклонюсь деньгам...»

Прототипами Лужина послужили, вероятно, фамилия которого упоминается в черновых материалах к «Преступлению и наказанию», и .
Любопытные аналогии можно усмотреть между этим довольно неприглядным персонажем и самим автором, во-первых, если помнить, что прототипом Авдотьи Романовны Раскольниковой явилась в какой-то мере , а во-вторых, что как раз в разгар работы над романом 45-летний Достоевский, как и 45-летний Лужин, посватался к молоденькой девушке () и ходил женихом...

«Преступление и наказание» – классика мировой литературы. Глубокий по проблематике роман поражает проработанностью образов и психологизмом героев. Петр Петрович Лужин – любопытный персонаж, чья роль в произведении велика. В дуэте со это действующее лицо создает систему двойников с главным героем, .

История создания

В 1865 году Федор Михайлович Достоевский, находясь в Висбадене, написал издателю журнала «Русский Вестник» Михаилу Каткову письмо. Писатель сообщал о том, что у него зародилась идея о новом произведении, которое он характеризовал как «психологический отчет одного преступления».

В романе писатель рассказывал о молодом человеке, оказавшемся на краю бедности. Увидев в убийстве старухи-процентщицы путь к спасению, он идет на преступление, покушаясь на жизнь сварливой противной старухи, чье существование никем не замечено и не нужно миру. Убийство и ограбление, а также муки совести, испытываемые героем, решившимся на эти поступки, описаны Достоевским в романе «Преступление и наказание».

Иллюстрация к роману "Преступление и наказание"

Петр Петрович Лужин играет в романе не последнюю роль. Автор описывает персонажа в черновиках, давая ему следующую характеристику: тщеславный надворный советник, самовлюбленный и эгоистичный, мелочный алчный сплетник. Лужин превозносит материальные блага, считая королем того, кто располагаем финансами. Его почтение легко купить, но уважения в ответ этот герой не видит. Значение имени характеризует личность героя. Лужин мелок и жалок, наподобие грязного водоема, которому созвучна его фамилия.

«Преступление и наказание»

Знакомство читателя с Лужиным происходит заочно. Пульхерия Раскольникова описывает мужчину в письме сыну Родиону. Из него ясно, что Лужин сватается к сестре Раскольникова Дуне, девушке из небогатой семьи, не располагающей приданным. Красивая, умная и благородная девица всем была хороша, но невзначай вызвала сплетни. Несмотря на них, Лужин поступил порядочно и женился на сестре Раскольникова.

Достоевский писал, что внешность персонажа презентабельна, он держался щеголем. В зрелом возрасте, в 45 лет, Лужин молодился, держался подчеркнуто строго и следил за собой. С первого взгляда мужчина производил приятное впечатление благонадежного человека с целями и амбициями. В действительности все описанное было прикрытием. Раскольникову удалось разглядеть личину, которую скрывал Лужин. Тщеславие, подлость и алчность мужчины раскрываются перед Родионом.

Приехав в Петербург, Лужин наноси визит будущему родственнику. Считая себя благодетелем, он готовился к похвалам и воспеванию, демонстрируя самоуверенность и самолюбование. Выбившись «из грязи в князи», он преувеличивал имеющиеся таланты и способности, превознося себя выше, чем стоил. Жадность заставляла его во всем видеть выгоду и постоянно пересчитывать деньги, как свои, так и чужие. С их помощью Лужин возвышался над окружающими.

Был в нем и еще один изъян. Герой выстроил теорию относительно того, что жениться стоит, скопив капитал. Он ждал, пока попадется бедная избранница, талантливая и благонравная. Отсутствие материальной составляющей в положении невесты привлекало Лужина, так как он верил в несчастную судьбу такой девушки. Мужчина думал, что биография бесприданницы наверняка была насыщена горестями, поэтому к потенциальному супругу она будет относиться с восхищением и благоговением.

Цитаты

Несмотря на показное равнодушие в отношении посторонних, Лужин старался присматриваться к каждому новому человеку, с которым его сводила жизнь. Мужчина осторожничал:

«Всякого человека нужно сначала осмотреть самому, и поближе, чтоб о нем судить».

Он не стеснялся своих взглядов на брак и с легкостью озвучивал их:

«Муж ничем не должен быть обязан своей жене, гораздо лучше, если жена считает мужа за своего благодетеля».

Как человек, идущий на преступление, Лужин понимал, что всему есть дозволенные пределы, нарушая которые человек идет на сделку с собственной совестью:

«Во всем есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно». Все поступки герой осуществлял продумано и расчетливо.

Лужин - самый ненавистный Достоевскому образ в романе. Без Лужина картина мира после поражения в «Преступлении и наказании» была бы неполной, односторонней. По фатальной, непонятной и неприемлемой для Раскольникова закономерности все причины вели к тому, чтобы торжествующим следствием, венцом всего сущего оказался именно Лужин, то, что он представляет, что за ним стоит.

Лужин взошел в провинции, там он накопил свои первые, видимо уже значительные, деньги. Он полуобразован, даже не очень грамотен, но он кляузник, крючок и теперь, в перспективе новых судов, решил переехать в Петербург и заняться адвокатурой. Лужин понимал, что в пореформенной обстановке, в нарождающемся капиталистическом обществе адвокатура обещает и жирные куски, и почетное положение рядом с первыми людьми потускневшей дворянской элиты: «...после долгих соображений и ожиданий, он решил наконец окончательно переменить карьеру и вступить в более обширный круг деятельности, а с тем вместе, мало-помалу, перейти и в более высшее общество, о котором он давно уже с сладострастием подумывал... Одним словом, он решился попробовать Петербурга» (6; 268).

Лужину сорок пять лет, он человек деловой, занятой, служит в двух местах, чувствует себя достаточно обеспеченным, чтобы завести семью и дом. Лужин решил жениться на Дуне, потому что понимал: красивая, образованная, умеющая держать себя жена может очень помочь его карьере, как жена из рода князей Мышкиных помогла возвышению Епанчина. Однако по сравнению с Епанчиным Лужин слишком еще Чичиков, расчетливость его не может еще освободиться от природного сквалыжничества. Невесту с матерью он отправил в Петербург по-нищенски. В Петербурге он поместил их в подозрительных нумерах купца Бакалеева, лишь бы вышло подешевле. Он рассчитывал на беспомощность, беззащитность и совершенную необеспеченность своей будущей жены.

Управляла им, однако, не только скаредность. Лужин был из мещан типа Млекопитаевых («Скверный анекдот»). Равенство он понимал по-своему. Он хотел стать равным с более сильными, с вышестоящими. Людей же, которых он обогнал на жизненном пути, он презирал. Мало того, он хотел над ними властвовать. Чем ниже была социальная трясина, из которой он поднялся, с тем большей жестокостью хотел он показать свой вес, тяжесть своих ударов. Его тешило чувство хищнической самоудовлетворенности, торжество победителя, столкнувшего другого вниз, на дно, чтобы занять его место. Вдобавок он еще требовал благодарности от зависимых и «облагодетельствованных». Отсюда и замысел, лелеемый им в браке с Дуней, замысел, который он почти что и не скрывал: Лужин «выразился, что уж и прежде, не зная Дуни, положил взять девушку честную, но без приданого, и непременно такую, которая уже испытала бедственное положение; потому, как объяснил он, что муж ничем не должен быть обязан своей жене, а гораздо лучше, если жена считает мужа за своего благодетеля» (6; 62).

Невесте он угрожает, что бросит ее, если она не будет слушаться, не порвет с Родей, ради которого-то она и решилась принять его руку.

«Человек он умный, - говорит о Лужине Раскольников, - но чтоб умно поступать - одного ума мало». Ум Лужина был коротенький, слишком определенный, ум практически-рационалистический, копеечно-расчетливый, лишенный интуиции и не считающийся с соображениями сердца, чурающийся незнаемого и всего того, что не складывается, как костяшки на счетах.

Лужин - русская разновидность французского буржуа, как его понимал Достоевский и как описал его и «Зимних заметках о летних впечатлениях». Лужин менее отесан, менее культурен, он стоит не в конце, а в начале процесса. Лужин блестит, как новенький грош, он даже может быть назван красивым, но вместе с тем его красивая и солидная физиономия производила неприятное, даже отталкивающее впечатление. Он подловат, не брезглив морально, сеет сплетни и выдумывает сплетни. Лужин не понимает ни бескорыстной честности, ни благородства. Разоблаченный и выгнанный Дуней, он полагает, что может еще все поправить деньгами. Ошибку свою он и видел преимущественно в том, что не давал Дуне с матерью денег. «Я думал их в черном теле попридержать и довести их, чтоб они на меня как на провидение смотрели, а они вон!.. Тьфу!.. Нет, если б я выдал им за все это время, например, тысячи полторы на приданое, да на подарки... так было бы дело почище и... покрепче!» (6; 254).

Ум Лужина весь ушел в собственность, в сколачивание капиталов, в делание карьеры. Выскочка, нувориш, и он по-своему ломал старую патриархальную цельность, и он себя причислял к «новым людям» и думал оправдать свою грязную практику современными теориями. Лужин называл себя человеком, разделяющим убеждения «новейших поколений наших». Его надежды на успех в самом деле были связаны с видоизменившимися временами, и понятно почему: в старой Руси, с ее крепостническими правами, привилегиями, традициями, да и дворянскими нормами чести и облагороженного поведения, ему нечего было делать и не на что было рассчитывать. В старой Руси он остался бы в лучшем случае преуспевшим Чичиковым, в пореформенной России он станет преуспевающим адвокатом или грюндером - или тем и другим вместе, да еще призванным к пиршественному столу общественным деятелем либерального толка. Лужин лишен совести, рефлексии, он убежден, что все таковы, как он, он не скрывает, что присматривается к новым идеям для своих эгоистических целей. В «идеях» Петр Петрович Лужин не выходил за пределы затверженных трафаретов и пошлых общих мест: «...распространены новые, полезные мысли, - самодовольно декламировал он, - распространены некоторые новые, полезные сочинения, вместо прежних мечтательных и романических; литература принимает более зрелый оттенок; искоренено и осмеяно много вредных предубеждений... Одним словом, мы безвозвратно отрезали себя от прошедшего, а это, по-моему, уже дело-с...» (6; 123).

Лужин тянулся к «молодым нашим поколениям», потому что предполагал в них силу. Он страховался на случай более радикальных перемен, чтобы при всех поворотах колеса быть наверху, в выигрыше. Нечистые средства нечистой деятельности заставляли его бояться истинной демократической общественности, гласности, разоблачений. Поэтому он искал связей, конечно, безобидных и некомпрометирующих, с «иными любопытными и баснословными кружками»: «Слышал он, как и все, что существуют, особенно в Петербурге, какие-то прогрессисты, нигилисты, обличители и проч. и проч., но, подобно многим, преувеличивал и искажал смысл и значение этих названий до нелепого. Пуще всего боялся он, вот уже несколько лет, обличения, и это было главнейшим основанием его постоянного, преувеличенного беспокойства, особенно при мечтах о перенесении деятельности своей в Петербург» (6; 273).

Лужин искал контактов с «молодыми поколениями», однако, не только из страха перед возможными, хотя и неясными ему общественными и политическими переменами.

Лужин был и туповат, и малообразован, и писал дореформенным, кляузным слогом, но понимал, что время требует идеологии. Ведь даже книгопродавец с толкучего рынка Херувимов и тот «теперь в направление полез». Лужин менял кожу, становился либеральным витией, ему необходима была «платформа», притом «прогрессивная», «передовая».

Простейший закон мимикрии подсказывал, что «идеологию» надо искать не в старозаветных прописях, а в современной науке, в политической экономии, в утилитарной философии, формулы которых приобрели значение разменной монеты, употребляемой каждым в соответствии с его позицией и уровнем его развития.

Вот в эти-то соответствующим образом интерпретированные формулы Лужин вцепился со всей силой, с некоторой даже страстью. Теорию разумного эгоизма и вытекающую из нее теорию солидарности интересов Фейербаха - Чернышевского Лужин знал понаслышке, из тертых и перетертых разговоров, и воспринимал на свой лад, как обоснование индивидуалистического эгоизма и как принцип преследования каждым своих частных целей, как принцип буржуазной политической экономии: laissez faire, laissez passer Достоевский. Контекст творчества и времени. СПб., 2005. С. 343.

Он согласен был освободить себя от всех стеснений, налагаемых религией, традицией, общественной моралью; ему выгоден был закон всеобщего разъединения и волчий закон всеобщей свалки: у него уже подросли клыки, и он был твердо убежден, что в войне всех против всех он будет в числе победителей. Восторженность и мечтательность Лужин никогда не принимал всерьез, к тому же восторженные мечтатели явно потерпели поражение в только что закончившейся политической и социальной битве; по Лужину, это и не могло быть иначе. Из всего движения шестидесятых годов он извлек один урок: обогащайтесь!

Собеседники Лужина, Раскольников и Разумихин, живо раскусили его, живо поняли, что он превращает принцип общего блага, исповедуемый социалистическими «молодыми поколениями», в, принцип социальной антропофагии, исповедуемый нарождающейся русской буржуазией.

Достоевский был великий мастер монологов, диалогов и бесед многих лиц. Он обрывает начатую нить теоретического социально-философского разговора и перебрасывает ее на всех интересовавшую тему загадочного убийства Алены Ивановны, тайну которого пока что знал лишь один Раскольников. Новое направление разговора вызывает, казалось бы, весьма разумное и актуальное замечание Лужина. «Не говорю уже о том, - продолжает он, - что преступления в низшем классе, в последние пять лет, увеличились; не говорю о повсеместных и беспрерывных грабежах и пожарах; страннее всего то для меня, что преступления и в высших классах таким же образом увеличиваются и, так сказать, параллельно» (6; 134).

Лужин приводит примеры, взятые из уголовной хроники начавшегося пореформенного периода: студент ограбил почту, люди из достаточной и образованной среды подделывают деньги и облигации, «в главных участниках один лектор всемирной истории» и т.д. и т.д. Да и Алена Ивановна убита человеком не из низов, потому что мужики не закладывают золотых вещей, резонно заканчивает он.

Лужин теряется в объяснении причин фактов, пугающих его, как собственника.

Разумихин дает ответ, хотя и окрашенный в славянофильско-почвеннические тона, но в основе своей верный: возмущающая Лужина уголовщина растет из обуявшей всех «западной» жажде денег, из той же самой идеологии и психологии, которыми до краев наполнен Лужин.

Лужин делает неосторожный ход; человек середины, человек общих мест, он, вопреки только что проповеданной им теории, изрекает обывательски-лицемерную сентенцию: «Но, однако же, нравственность? И, так сказать, правила...» (6; 135).

И тут Раскольников, с торжеством, ловит и добивает его:

«Да об чем вы хлопочете?.. По вашей же вышло теории!.. доведите до последствий, что вы давеча проповедовали, и выйдет, что людей можно резать...». Лужин протестует, Зосимов считает, что его пациент хватил через край, Лужин «высокомерно» парирует: «На все есть мера... экономическая идея еще не есть приглашение к убийству...». «А правда ль, что вы, - завершает круг Раскольников, - правда ль, что вы сказали вашей невесте... что всего больше рады тому... что она нищая... потому что выгоднее брать жену из нищеты, чтоб потом над ней властвовать... и попрекать тем, что она вами облагодетельствована?..» (6; 135).

Разумихин и Раскольников рассудили верно: убийство из-за денег, грабеж откровенный или прикрытый, «покупка» жены - в нравственном отношении явления одного и того же порядка. Лужин не имеет ничего общего и с исканиями новой правды и новой справедливости. Лужин - «примазавшийся». Лужин - человек чужого, противоположного и враждебного лагеря, использующий, когда ему выгодно и до тех пор, пока ему это выгодно, и «новые идеи».

Даже Андрей Семенович Лебезятников и тот отмежевывается от Петра Петровича Лужина - Достоевский проводит между ними разграничительную черту. «Лебезятников, - читаем мы в романе, - ...тоже начинал отчасти не терпеть своего сожителя и бывшего опекуна Петра Петровича... Как ни был простоват Андрей Семенович, но все-таки начал понемногу разглядывать, что Петр Петрович его надувает и втайне презирает и что «не такой совсем этот человек». Лебезятников пробовал излагать Лужину систему Фурье и Дарвина, но Петр Петрович слушал «как-то уж слишком саркастически, а в самое последнее время - так даже стал браниться» (6; 253). А ведь Лебезятников - только карикатура, только передатчик с третьего голоса мировоззрения, с которым хочешь не хочешь, а приходилось считаться и с которым Лужин действительно не имел никаких точек соприкосновения.

Лужин - человек того лагеря, к которому принадлежал франт, преследовавший на бульваре обманутую и обольщенную девушку. И даже хуже. Франт был обуян похотью, Лужин - страстью к наживе, он действовал по строгому расчету выгод и невыгод, по которому погубить или сожрать человека ему ничего не стоило. Лужин оклеветал Соню и обвинил ее в краже, чтобы устроить свои дела, чтобы дискредитировать Раскольникова и вернуть себе «этих дам». В мелодраматической и в то же время трагической сцене рассерженный, возмущенный Лебезятников разоблачает подлость Лужина и тем окончательно доказывает, что между Лужиным и нигилизмом, даже в самых вульгарных формах, а la Eudoxie Кукшина (из «Отцов и детей»), нет ничего общего, что между ними пропасть. Разумихин говорит Дуне: «Ну, пара ли он вам? О, боже мой! Видите... хоть они у меня там все пьяные, но зато все честные, и хоть мы и врем, потому ведь и я тоже вру, да довремся же наконец и до правды, потому что на благородной дороге стоим, а Петр Петрович... не на благородной дороге стоит...» (6; 186).

«Они» - это участники вечеринки, на которую приглашен был и Раскольников, социалисты, анархисты, «почвенники», Порфирий Петрович, наконец, люди с тревожной совестью, в ошибках, в уклонениях «взыскующие града». Лужин же ищет денег и только денег. Лужина на протяжении романа три раза выгоняют, три раза открещиваются от него: один раз его выгоняет Раскольников, да еще грозит спустить с лестницы кувырком, второй раз Дуня: «Петр Петрович, подите вон!» А третий раз - Лебезятников: «Чтобы тотчас же духу вашего не было в моей комнате; извольте съезжать, и все между нами кончено!» (6; 289).

Но Лужин - луженый, с него взятки гладки. В нем сидит еще и поручик Пирогов, только опять-таки не бессознательный, а расчетливый, злой и жестокий. Его разоблачат, ему скажут, кто он и что он, ему плюнут в лицо, он только утрется и пойдет дальше своим путем. «Они», честные, не преуспеют в жизни, многие из них наденут на себя терновый венец политических мучеников, - Лужины же суть единственные победители, выходящие из всех схваток невредимыми и с прибылью, знающие, что, несмотря на их либеральную фразеологию, предержащие власти с ними, предержащие власти на страже их интересов.

Лужина нельзя недооценивать. Достоевский отвел ему большую роль в образно-семантической системе романа. Лужин - ключ к пониманию сущности действительности, складывавшейся после поражения революционно-демократического движения шестидесятых годов на почве начавшихся буржуазных реформ. Семья Мармеладовых, семья Раскольниковых, девушка, «попавшая в процент», свидетельствуют о той юдоли скорби и страдания, в которой пребывает большинство, лучшие, милые и беззащитные, трудом и самоотверженностью которых держится мир. Лужин показывает, во что реально оборотились надежды, разбуженные шестидесятыми годами. Лужин - это буржуа.

Лужина только схватили за руку, а он уже переходит в наступление, обвиняя своих разоблачителей в безбожии, в вольнодумстве и в возмущении против общественного порядка. Изумленный, растерянный Раскольников получает наглядный урок - каков мир не только в настоящем, но и в будущем, какой стала Россия в результате поражения демократии шестидесятых годов, какой она станет в дальнейшем процессе капиталистического развития и капиталистической дифференциации.

В романе Достоевского Лужин предстает человеком сорока пяти лет, высокомерным и брюзгливым. По своей сути Лужин – это делец, который во всем, в первую очередь, ищет выгоды для себя. Лужин, в отличие от идеальных героев-преступников Раскольникова , является реальным человеком. И Родион оказывается явно не готов к пониманию, что его идеалы в реальности вырождаются в подобных персонажей: низких, примитивных, эгоистичных. Поэтому совсем неудивительно, что Раскольников чувствует такое сильное презрение к Лужину, но одновременно с этим он находит определенное сходство с ним, и от этого ему очень досадно.

Мотивы поступков – вот где находится главное отличие между Лужиным и Раскольниковым. Если Лужиным двигают только практические цели, то Раскольников находится во власти «высоких идей». Лужин не может любить по-настоящему, он хочет лишь обладать. Он смотрит на Дуню , как на красивую вещь, которую можно купить. Дуня, думая, что деньги Лужина будут спасением для ее близких в их бедственном положении, поначалу соглашается на брак с ним. Но затем, окончательно разочаровавшись в его человеческих качествах, отвечает решительным отказом. Все попытки Лужина поссорить Дуню с мамой и братом оканчиваются провалом, его с позором разоблачают.

Петр Петрович Лужин является одним из центральных героев знаменитого романа «Преступление и наказание» Федора Михайловича Достоевского. Многие называют его двойником Родиона Раскольникова, главного героя, из-за их схожих характеров и наличия собственных теорий.

Лужин является сорокапятилетним мужчиной, который из-за своей аккуратности и чистоплотности чересчур следил за своей внешностью и одеждой. Его одежда всегда отличалась новизной, наличие шляпы и перчаток было для него обязательным даже в самый обычный день, а волосы всегда укладывались у парикмахера. Герой когда-то смог выбраться из бедности, поэтому теперь ему были присущи самовлюбленность, высокомерие и эгоизм. Он стремился достичь успеха, богатства и высокого положения в обществе быстрым способом, идя по головам и ставя себя выше других.

Молодой человек имел собственную теорию о женах. По его мнению, брать в жены нужно ту девушку, которая на протяжении жизни испытывала трудности и была несчастна. Девушка по имени Дуня стала для него подходящим вариантом. Ее семья находилась на грани бедности, и поэтому речи Лужина о его большом капитале и счастливой семейной жизни в будущем приводят к тому, что девушка соглашается выйти за него замуж. Она делает этот шаг ради спасения семьи, которую очень любит. На самом деле Дуня в глазах Лужина – всего лишь вещь, которую он использует для собственной выгоды.

Раскольников, брат Дуни, является единственным человеком, который смог увидеть плохую сторону Лужина. Именно поэтому он против этого брака, но его мнение не воспринимают серьезно. Лицемерие и подлость Лужина Дуня со своей матерью замечают только тогда, когда он пытается поссорить их с Родионом. Дуня моментально разочаровывается в этом человеке и отказывается от предложения руки и сердца. Это поражает и унижает Лужина, ведь он считал себя спасителем и благодетелем, который, по его мнению, смог бы создать девушке прекрасную жизнь.

Несомненно, Лужин является отрицательным персонажем романа Достоевского. К сожалению, такие люди существуют и в современном обществе. Вокруг очень много лживых и лицемерных людей, от которых в любой момент можно ожидать подлости и предательства.

Сочинение про Лужина

Петр Петрович Лужин хотя и является второстепенным персонажем, но все же захватывает внимание читателя и заставляет его задуматься о мотивах поступков и смысле жизни этого человека.

Некоторые исследователи считают, что прототипом этого героя могут выступать несколько человек.

Возможно, им был Петр Андреевич Карепин – муж сестры Достоевского. Он женился на восемнадцатилетней девушке, в то время как ему самому было сорок пять лет.

Считают, что образ Лужина списан с самого Достоевского. Он также в свои сорок пять лет сватался к молоденькой Анне Снаткиной – своей будущей жене.

Кроме того, в черновиках романа упоминается имя Лыжина Павла Петровича – знакомого Достоевского, работавшего присяжным поверенным.

Автор романа очень подробно описывает, как хорошо выглядит персонаж, точнее, как он старается хорошо выглядеть. Но читатель очень быстро понимает, что за красивым богатым костюмом пусто, как в выеденном яйце. В этом представительном осанистом мужчине не видно души. Возможно, именно поэтому писатель при описании внешности персонажа обходит стороной тему глаз. Мы не знаем, как выглядят его глаза, какой у него взгляд и как он смотрит на мир. Глаза – зеркало души, а у симпатичного внешне Лужина души нет, его взор, скорее всего, абсолютно пуст.

Лужин состоятелен и является надворным советником, а это достаточно высокая должность для времени, описываемого в романе. Но при этом свое состояние он сколотил, выбившись в люди из низов, как говорится, «из грязи в князи». Лужин высоко ценит себя и свой ум, в то время как должного образования он не получил. Он никого не любит, кроме себя и своих денег, которые желает преумножить, поэтому стремится открыть в столице адвокатскую контору. Именно для этого он решает жениться на Дуне Раскольниковой.

Лужин считает, что женитьба на Дуне откроет для него место в более высоких кругах общества и, конечно же, не любит ее. Персонаж считает, что муж не должен быть ничем обязан жене, в то время как супруга должна быть по-рабски предана своему мужу. Более того, персонаж полагает, что любить нужно только себя и именно от эгоизма зависит успех всех твоих дел. Именно поэтому он сватается к Авдотье Раскольниковой – молодой, красивой и образованной, но очень бедной девушке, которая соглашается выйти за него замуж лишь ради призрачного благополучия своего брата.

Раскольников, как и впоследствии Дуня, считает, что этот человек не достоин уважения и очень хорошо, что лживая и подлая натура Петра Петровича все же вышла наружу до брака и Дуня отказалась выйти за него замуж.

Вариант 3

Одной из фигур произведения «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского является Лужин Петр Петрович. Из-за похожего характера, с главным персонажем романа Родионом Раскольниковым некоторые читатели считают Лужина его двойником. Лужин мужчина сорока пятилетнего возраста, который из-за любви к опрятности и порядочности слишком пристально ухаживает за своим внешним видом и тем как он одевается. Его одежда отличалась изысканностью и современностью, он всегда и в любую погоду носил шляпу и перчатки, а свою причёску он всегда укладывал у парикмахера.

Некогда Пётр Петрович сумел выкарабкаться из бедной жизни, и потому герою свойственны самолюбие, высокомерность и эгоизм. Желая очень быстро достигнуть значительного влияния в обществе, богатства и успеха Лужин шёл на пролом, ставя свою личность выше других. У Лужина была личная точка зрения о женах. По его точке зрения жениться нужно только на той девушке, которая в течении всей своей жизни была несчастна и испытывала трудности. Лучшим вариантом для женитьбы становиться девушка Дуня. Она соглашается выйти за него замуж потому, что ее семья жила в большой бедности. Ради спасения своей семьи, которую она очень любит, Дуня совершает этот шаг.

Но для Лужина Дуня является всего лишь обычной вещью, которой он может пользоваться для личной выгоды. Лишь брат Дуни, Раскольников, единственный человек, который смог увидеть отрицательную сторону Лужина, поэтому он всеми силами противился этому браку, но никто не воспринимает всерьез его мнение. Дуня со своей матерью увидели лицемерие и подлость Лужина только тогда, когда он пытается поссорить их с Родионом. Дуня разрывает свои отношения со своим женихом и сразу же разуверяется в своём бывшем женихе, которого это унижает и удивляет, так как он считал себя спасителем и благодетелем для её семьи, по его мнению, он смог бы сделать для девушки прекраснейшую жизнь.

Лужин отрицательный персонаж произведения Фёдора Михайловича Достоевского. Такие люди к сожалению, встречаются и в нынешнее время. Слишком много лжецов и лицемерных людей вокруг, от которых в любой момент можно ждать подлости и предательства.

Сочинение по сказке Золотой ключик, или Приключения Буратино Толстого

Главный персонаж сказки «Приключения Буратино» деревянный мальчик, вырезанный из полена. Старый папа Карло смастерил довольно симпатичного парнишку, единственным недостатком внешности которого был длинный нос.

Анализ легенды о Ларре из рассказа Старуха Изергиль Горького

Начинает рассказ Старуха Изергиль история о Ларре – молодом и сильном сыне орла, который не захотел мириться с людскими законами и стал изгоем. В образе Ларры Горький описывает

Сочинения о семье

Сочинения на тему семьи (про маму, папу бабушек и дедушек, братьев и сестер)