Последнее десятилетие отмечено небывало интенсивным присутствием Запада вповседневной жизни рядового россиянина. Поэтому суждения граждан сегодня в гораздо большей мере основаны на их собственном опыте, нежели в начале 90-х годов, когда и представления "среднего россиянина" о Западе как таковом, и предположения относительно возможных последствий массированного импорта западных товаров, ценностей, культурных образцов и т.д. были в значительной мере умозрительными. Сейчас эти последствия оцениваются с учетом накопленных эмпирических представлений, хотя утверждение, что проблема влияния Запада на образ жизни россиян стала обсуждаться преимущественно в рациональном, деидеологизированном ключе, было бы большим преувеличением.
Оставим обзор результатов массового опроса как бы за рамками нашего внимания и сосредоточимся на тех интерпретациях, которые используют участники фокус-групп и эксперты, обсуждая "присутствие Запада" в современной обыденной российской жизни – прежде всего это относится к "импорту", товарам повседневного спроса.
Одной из наиболее отчетливо просматривающихся тенденций в отношении российских граждан к присутствию Запада вих повседневной жизни сейчас, безусловно, является рост "потребительского патриотизма" – по крайней мере, вербального. Многие участники фокус-групп выражают недовольство засильем "импорта" на российском рынке и в особенности – агрессивной рекламой этих товаров. Причем беспокоит их не только то, что такая ситуация пагубно сказывается на развитии отечественного производства; часто высказывается и мнение о том, что импортные товары в большинстве случаев значительно хуже российских, а значит, их присутствие (тем более – доминирование) на рынке наносит прямой вред потребителю. Чаще всего подобные высказывания относятся к положению дел на рынке продуктов питания:
- "– Во-первых, там ничего живого нет в этих <импортных> продуктах, полезного. Одна химия.
– Консерванты там" (ДФГ, Новосибирск).
- "Насчет продуктов – лучше, конечно, наши. То есть, мне кажется даже так, что если наши дороже импортных, но они более... ну, менее вредные, так скажем, то лучше брать их. Потому что если человек... отравится этими продуктами, то потом на лечение уйдет гораздо больше" (ДФГ, Новосибирск).
- "Запад навязывает нам свои продукты питания, а это – одна химия" (ДФГ, Самара).
- "Кока-кола – отрава" (ДФГ, Москва).
- "В нашем "Колокольчике", я скажу как медик, химии поменьше" (ДФГ, Москва).
- "Например, французские куры – они перемороженные, но они сейчас дешевле советских (!), и на мой выбор это оказывает влияние" (ДФГ, Москва).
- "Я, например, из патриотизма беру наше, когда я могу выбрать" (ДФГ, Москва).
- "Она с нашей рядом не лежала... У меня мать работала в косметике. Там даже приходили иностранцы покупать тюбики с кремом за бешеные бабки, но это знают только единицы" (ДФГ, Москва).
- "То, что шьется сейчас по импортным лекалам, – очень хорошая продукция" (ДФГ, Москва).
- "Я купила... недавно очень хорошее наше пальто. Никто не скажет, что это наше" (ДФГ, Москва).
- "Последнее, что я покупала на рынке, – кофточку. По одинаковой цене немецкая и белорусская кофточка. И немецкая выглядит интереснее, чем белорусская. Мне хотелось купить белорусскую, но я пожалела денег, потому что немецкая выглядела лучше" (ДФГ, Москва).
В ходе этой же дискуссии возник вопрос о том, готовы ли респонденты ради поддержки отечественного производителя приобретать российские телевизоры.
Один из участников фокус-группы отреагировал следующим образом:
- "Конечно, я куплю наш дешевый товар... Если я не в состоянии хорошего качества вещь купить, я вынужден, скрепя сердце, покупать дешевый; никуда я не денусь" (ДФГ, Москва).
- "Телевизор – не колбаса. Он на полжизни... Я потерплю и поэкономлю, и куплю потом хороший. Т.е., я, конечно, из чувства патриотизма поддерживаю нашего производителя, но не до такой степени" (ДФГ, Москва).
Когда одна из участниц московской фокус-группы высказалась за устранение импортных товаров, никто ее не поддержал:
-
1 участница ДФГ: – Мне кажется, не было бы этой импортной продукции, было бы намного лучше... Зачем наш народ ущемлять? Сделайте наши товары! У нас достаточно наших товаров... Если бы не было импортных товаров, на наши товары цены были бы вполне приемлемы.
1 участница ДФГ: – А как же мы жили раньше?
2 участница ДФГ: – Раньше была совершенно другая система. Она развалена абсолютно.
3 участница ДФГ: – А как мы все были одеты плохо!
2 участница ДФГ: – А как мы стояли в очереди за колбасой! И какую-то хорошую вещь надо было искать. Вспомните 90-ый год. Пустой, вообще ничего не было. Магазин – а там кроме сырка "Дружба" ничего не было.
3 участница ДФГ: – Да и сырка "Дружба" не было.
1 участница ДФГ: – Ну, все равно ж доставали.
3 участница ДФГ: – Доставали. Я не хочу доставать еду.
1 участница ДФГ: – На Новый год вы голодные не сидели, на праздники голодные не сидели.
3 участница ДФГ: – Я не хочу больше доставать еду.
1 участница ДФГ: – Вы хотите давиться этими товарами импортными?" (ДФГ, Москва).
Последнее слово в этом длительном споре осталось за противниками изоляционизма:
-
3 участница ДФГ: – Я вас уверяю: если импортное убрать, наше не будет дешевле – если только дороже. Без альтернативы... Представьте, Вы производитель. Вы не будете свои деньги дарить массам. Вы, наоборот, сделаете свой товар дороже, потому что им деться некуда, они купят его.
Участник другой фокус-группы, пожилой человек, поклонник Г.Зюганова ияростный обличитель Запада, совершенно определенно высказывается, однако, против ограничений на импорт:
- "В Норвегии ничего не выращивают, а там есть и колбаса, и огурцы, и помидоры. Все ввозят. И у нас, – чем больше будут ввозить, тем больше цены будут падать" (ДФГ, Самара).
- "Это огромный стимул для нашего развития... Конечно, много барахла всякого, но есть и хорошие вещи. Вот уже посмотреть и захотеть такое сделать – это развивает соревновательность. Я в высшей степени положительно к этому отношусь" (эксперт, Кемерово).
- "Я нормально отношусь, потому что люди должны выбирать сами. Уних должен быть всегда выбор. И, ради Бога, если это будет невыгодно, если это не будет продаваться, куда они денутся? Уйдут срынка. Ведь потихонечку наш рынок наполняется отечественными товарами... Это стимул для совершенствования своего продукта, для снижения его себестоимости, повышения конкурентоспособности и так далее. Другого пути на рынке нет" (эксперт, Калининград).
- "Мерседесы", например, сегодня покупают богатенькие – ну и пусть они покупают себе. Можно еще пошлину поднять, чтобы они еще дороже были... То же самое по товарам народного потребления: кто хочет итальянские башмаки носить за три тысячи – пусть носит, но рядом должны быть наши российские башмаки за 500, за 600 рублей, которые, значит, уже сегодня готовы производить" (эксперт, Нижний Новгород).
Один из самых актуальных сейчас мировых fashion-трендов - «любовь ко всему русскому». Причем это не просто наглядное отображение того, какое место занимает русская культура в общемировом аспекте, но и для нашей страны показатель существенного шага вперед.
В смысле моды наша страна всегда стояла особняком: еще в восьмидесятых «высокий стиль» был не в почете. Во-первых, испытывающий финансовые трудности СССР не мог предложить своим гражданам высокий уровень дохода, которого хватало бы на покупку последних новинок моды. Во-вторых, общественное мнение (отчасти из-за финансового положения большинства) гласило, что тратить деньги на одежду было излишне некрасиво и вообще «не правильно». В 90-е после «убирания барьеров» людям стало «можно все», но при этом образовательный и культурный уровень большинства граждан в смысле моды был крайне низок. Как в кривом зеркале все недостатки общества отражались в наиболее финансово успешных тогда людях. Быстро заработав большие (по тогдашним меркам) деньги, люди руководствовались принципом «дорого-богато» и соревновались в показной «роскоши» (золото, меха, леопард - Roberto Cavalli, Dolce&Gabbana и Versace). Лишь в XXI веке массовое сознание россиян ушло от мнения «больше золота - красивее одежда». Повышение доходов существенной части населения проходило параллельно с ростом «модной грамотности». Важную роль в этом сыграла и модная пресса. Многие наши редакторы глянцевых журналов, дизайнеры и блогеры, такие как Мирослава Дума, Эвелина Хромченко, Катя Мухина, Ульяна Сергеенко, Лена Перминова рассказывали россиянам о том, как живет и чем дышит мир моды. Изголодавшаяся по таким знаниям публика достаточно быстро уловила мировые тренды и сделала огромный шаг вперед не только в индустрии моды, но и в ее понимании обществом.
Фото предоставлено пресс-службой фестиваля «Русские сезоны»
И вот в последние годы произошло то, на что еще пару десятилетий назад сложно было рассчитывать. Те же глянцевые СМИ сработали и в другую сторону, не только рассказывая о моде россиянам, но и показывая западу «новую», очень стильную Россию. Фактически они языком моды пропагандировали русскую культуру и традиции.
Фото предоставлено пресс-службой фестиваля «Русские сезоны»
Свершилось чудо - мы стали сильны не только в политике, но и в моде. Теперь Россия, еще недавно жадно следившая за западной индустрией, сама является трендсеттером, то есть начинателем модных течений. Хохлома, гжель, кружево, пуховые и павлопосадские платки, знает и носит теперь весь мир. Быть «русским» стало очень модно: все «ходят на балет», «слушают оперу», цитируют Пушкина с Достоевским и пьют водку, закусывая черной икрой.
Не так давно сайт style.com провел интересное исследование: коллеги проследили эволюцию современного русского стиля от Вячеслава Зайцева до Walk of Shame (грандиозный показ, которого прошел в Третьяковской галерее на Крымском валу). Настолько пристальное внимание подчеркивает уровень возрождения русской культуры в области моды. Сейчас уже никак нельзя недооценивать русское влияние на мир искусства и моды: олимпийское «нас не догонят», славянские мотивы в коллекциях Chanel и Valentino - все это относитель ненавязчиво и в то же время, очень громко. За круглым столом, открывшим фестиваль «Русские сезоны» (проводящийся при поддержке Минпромторга), собрались метры модной индустрии России и просто очень влиятельные люди мира моды: Евгения Линович, Денис Симачев, Михаил Куснирович, Константин Андрикопулос и огромное количество медийных и профессиональных представителей стиля и власти в России. Обсуждалась тема интеграции российского культурного наследия в современную моду. Это новый уровень развития нашей моды, традиции ожили и стали новой современностью и приятно осознавать, что мы с вами живем в эпоху таких приятных перемен. Например, многие «наши» дизайнеры сейчас активно сотрудничают с предприятиями народных художественных промыслов. Бренд Masterpeace, полюбившийся российским модницам, представлен в нью-йоркских шоурумах, где украшения с хохломой и гжелью лежат в витринах вместе с брендами Celine, Dior, что демонстрирует интеграцию русских традиций в мировую культуру.
Фото предоставлено пресс-службой фестиваля «Русские сезоны» Молодая российская марка Mirklis представляет собой микс современности и старины в виде пальто с меховой оторочкой и платьями с традиционными русскими орнаментами. Основательница бренда Norsoyan Людмила Норсоян разрабатывает коллекции трикотажа для международных и российских брендов, кардиганы данной марки изготовлены вручную техникой вязания оренбургской «паутинки». Марка Radical Chic воплотила в жизнь оригинальный микс традиций и актуальных тенденций в виде коллажей и картин современных российских художников на шелковых платках.
Результатом данного синтеза являются коллекции, наполненные «русскостью», самобытностью и одновременно тонкой современностью. Эксперты пришли к простому выводу: российская мода в надежных руках и то, чего удалось достигнуть уже сейчас, является лишь началом большого «русского пути» по мировому подиуму.
Фото предоставлено пресс-службой фестиваля «Русские сезоны»
Роль моды в обществе потребления.
Человек всегда ищет свою принадлежность, пускается в поиски идентификации себя с какой-то социальной группой, референтной для него. Привычка, следование образцу и подражание - основа самоопределения, которая обеспечивает ритуальность культуры и механизмы ее развития и воспроизводства . Мода способствует сохранению культурной традиции, символизирует социальный статус, направляет поведение и устанавливает границы дозволенного и желаемого, выступает средством достижения общественного признания. А.В. Конева отмечает сверхиндивидуальную сущность моды: по нашему мнению, эту сверхиндивидуальность можно поставить в один ряд с политикой (особенно авторитарной), рекламой и т.д. - со всем, что благодаря своей возвышенности над индивидуальностью человека лишает последнего свободы выбора, волепроявления и других субъектных качеств.
Х. Ортега-и-Гассет пишет о том, что модное искусство недолговечно, так как живет за счет эфемерного зрителя, а классическое искусство со зрителем не считается, что является причиной трудности его понимания . Указание философа на недолговечность модного искусства говорит о постоянной переменчивости последнего, а значит, и самой моды. Но эта переменчивость не выходит за пределы китча и не пытается войти в сферу более высоких уровней культуры, - в таком случае массам станет трудно осмыслить новую тенденцию, и тогда она не станет модной.
Недолговечность как основное качество лежит в основе моды в обществе потребления, то есть, это непосредственное требование к вещам. Серийные вещи намеренно обрекаются создателями на непрочность; они не должны быть редкими, но должны быть краткосрочными, бренными, низкокачественными. Само производство поддерживает смертность одних вещей для того, чтобы на смену им пришла жизнь других, в своей совокупности образующих новый модный писк, и так происходит циклически. Поэтому нельзя сказать, что производство стремится к смертности вещей в целом; оно устанавливает цикл смерти-возрождения, ускоренного обновления вещей, благодаря которому создается мода и утверждается ее подвижность, но и благодаря подвижности моды создается этот циклический кругооборот . Такой цикл не следует пути наделения вещи прямой функциональностью (прямая функциональность растворяется во мраке низкого качества), но гонится за функциональностью символической, которой как раз и соответствует мода. Вообще, прямая функциональность, связанное с ним высокое качество вещи и, соответственно, долгое ее использование, полностью противоречит дискурсу моды и потребкульта, а потому для этого дискурса приемлема только символическая функциональность. Происходит компенсация качества количеством и символической полезностью. Сейчас остается только ностальгировать по качеству джинсов, выпускаемых пятнадцать-двадцать лет назад, на смену которым пришла одежда «на один-два сезона». На основе этой практически общей тенденции ускорения времени службы (выгодной для производителей) вполне своевременно и притягательно выглядят рекламные слоганы типа: « Indesit - прослужит долго» (что выгодно для потребителей, преимущественно тех, кто не гонится за изменчивостью моды).
Мода - «обычно непродолжительное господство определенного типа стандартизированного массового поведения, в основе которого лежит относительно быстрое и масштабное изменение внешнего (прежде всего, предметного) окружения людей … внешнее оформление внутреннего содержания общественной жизни, выражая уровень и особенности массового вкуса данного общества в данное время» . Ей свойственны: релятивизм (быстрая смена форм), цикличность (периодическая обращенность к традициям прошлого), иррациональность (ее «эмоциональная» обращенность не всегда сообразуется с логикой или здравым смыслом), универсальность (мода обращена ко всем сразу и к каждому отдельно). Мода формирует вкусы, внедряет определенные ценности и образцы поведения и управляет ими. Мода ориентирована на высокую рейтинговость, а всякие «горячие десятки» и другие топ-листы являются формами организации моды. Как бы просто информируя о самых рейтинговых компаниях и товарах, они их рекламируют,придают значимость всему, что внесено в список, но содержание списка постоянно меняется. Миропорядок выстраивается из 10 лучших исполнителей, 10 ведущих событий, 10 самых успешных компаний, 10 наиболее дорогих брендов. Культура потребления же формирует потребность искреннее интересоваться рейтингом поп-звезд в «горячей десятке». Мода - одно из средств социализации. Но можно ли эту социализацию назвать именно таковой? Скорее, здесь более уместным будет термин «нормализация» или более грубое, но весьма справедливое в этом контексте слово «массификация».
Мода обращается к широкому кругу, она апеллирует к низменным и примитивным вкусам, удовлетворяет низшие потребности. Мода - это некая стандартизация духовности, а духовность не терпит стандартизированности … в таком случае она просто перестает быть собой. Мода уничтожает человеческую уникальность, индивидуальность вкуса, она говорит «посмотри на меня и на всех нас и уважай и люби то, что мы все любим». Мода антонимична индивидуальному стилю. Под флагом индивидуализации и некоей элитаризации она осуществляет стандартизацию формированием всеобщности образа жизни. А стиль, в свою очередь, подчеркивает человеческую уникальность, уникальность его вкусов и отношений, его субъектную позицию.
Мода находится вне стиля. Они просто несовместимы и взаимоисключаемы. Мода требует конформности, а неиндивидуальности, она стремится к массовости, а не уникальности. «Если сегодня все слушают Руки Вверх, то и я буду их слушать - и неважно, нравятся они мне или нет». А если завтра все забудут эту бездарную группу, но станут превозносить новых (только что появившихся) аналогичных деятелей, первые потеряют свою ценность в глазах «модной» толпы? Несмотря на такую абсурдность, это действительно так. Получается, у потребителя моды нет четкой и устойчивой системы отношений к тому, что потреблять.
Хотя в случае с попсой мы не можем однозначно утверждать, что она становится популярной благодаря только конформизации. Как музыкальное явление попса действительно нравится людям. Достаточно простой (и даже примитивный) мотив, насыщенный повседневными переживаниями текст (любовные муки или, наоборот, выражение восторга от любовных отношений) - все это ценности, разделяемые широкими массами. Чтобы понять и переварить содержание попсы - как музыкальное, так и текстовое - не требуется утонченность вкуса и интеллектуальное напряжение. Скорее наоборот, массы пытаются избегать этого напряжения, вследствие чего тяготеют именно к тем видам искусства - музыкального, кинематографического, литературного и т.д. - содержание которого настолько прозрачно, что легко и просто усваивается, без дополнительных психических усилий.
Мода заставляет людей постоянно постоянно следовать за собой, за меняющимися модными трендами, и формирует стремление соответствовать им. Единственная четкость и устойчивость, которую он проявляет - это конформное следование за массовыми трендами.Индивидуальность и субъектность не учитываются, ибо они выступают врагами конформизма, который старается взрастить мода. А если нет этих необходимых для зрелой личности образований, здоровая личность тоже отсутствует.
Объекты потребления выступают показателем статусности и ценности человека в глазах других людей. Соответственно, чтобы заслужить уважение со стороны прослойки, представляемой потребителем как элитарная, нужно потреблять те же самые товары, что и она: аналогично одеваться, смотреть аналогичные фильмы, слушать аналогичную музыку, аналогично мыслить. Именно мода и реклама указывают на те предметы, какие стоит потреблять.
Если человек стремится получить призвание и уважение, он стремится уподобиться референтной группе. С таким же успехом он перестает обращать внимание на то, что ее вкус может ему и не нравиться, не удовлетворять эстетическую потребность, но удовлетворять потребности другого уровня. Ему могут не нравиться «элитарные» предпочтения - фильмы, музыка - но ради получения всеобщего признания он будет насильно приобщать себя к данной культуре. Он следует за вкусами, считаемыми им элитарными, которые из-за своей притягательной мощи приобщают к себе широкие массы и становятся массовыми. Они элитарны по материальной недоступности каждому, но массовы по желанию многих быть к ним приобщенным . Если ранее мода культивировала вполне сознательную ориентацию на большинство, свойственная потребительскому обществу мода сознательно ориентирует на меньшинство, на избранных, но глубинной основой остается теперь уже бессознательная ориентация на всеобщность.
На упадок культуры в наибольшей степени влияет «мнение », выступающее с позиции сверху. Его воздействие ведет к смерти духовности у реципиента, а вместе с ней и творческих интенций, превращая его в безвольного конформиста.Конформизм - путь следования за модой, антоним свободы, стиля и вкуса. Человек, следующий за веяниями моды, не имеет свободы выбора: выбирает не он, а время, для которого характерна определенная «модная» тенденция. Массовый потребитель - это пассивный материал, которому внушается необходимость быть инаковой, свободной и оригинальной личностью, но который в реальности подвергается процедуре стандартизации и унификации. «Модный» человек в попытке достижения элитарности составляет массу с ее низменными потребностями и отсутствием вкуса.Сейчас стоит говорить о том, что феномен моды проявляется не в контексте этнической самоидентификации а в контексте «элитарной гламурной референтности. В социальном пространстве человек может заменить свое подлинное лицо маской, которая связывается им с истинным существованием.
Феномен моды имеет широкое распространение именно в обществе потребления. Модная потребительская культура - это бесконечная цепь товаров и услуг, постоянно предлагаемых массе. В этом и заключается изменчивость моды; чтобы обеспечить ее постоянный коммерческий успех, требуется периодически (с каждым годом, например) изменять характер «наиболее продаваемых» вещей. Но эти изменения не должны быть кардинальными, чтобы не выходить за рамки «вкусов» большинства, не совершать резкие «переломы» и «революции». Когда проиходит унификация вкуса, следует говорить о безвкусии. А если эта унификация заграгивает большую массу людей, следует говорить о масштбной безвкусице. Конечно, для осуществления предлагаемых модных проектов себя необходимы немалые денежные средства, и далеко не каждый готов тратить огромные суммы на приобщение к моде.Но те, кто не позволяет себе этого в силу финансовой нехватки, необязательно вырываются из лона потребительства и модного безвкусия. Даже если человек не в состоянии позволить себе стать «продвинутым и модным», но хочет этого, он, естественно, все равно остается внутри модных тенденций. Так что расхождение в поведении многих людей объясняется не различиями вкусов, а различиями доходов.
Мода с ее стандартами - технология упрощения и вульгаризации восприятия реальности, а также создания новой реальности. Мода - индустрия производства образов, навязываемых человеку в пространстве потребительской культуры в виде некоей референтности. Однако человек с четкой внутренней позицией, со сформированной системой ценностей и вкусов, не следует за модой; он находится над ней, по ту сторону.
Мысль о том, что мода насаждается целенаправленно, не всегдо стоит воспринимать буквально. Нельзя сказать, что всегда и везде производители моды выступают именно ее производителями. Тенденции, которые в потенциальном смысле способны стать модными, во многих случаях возникают на улице, в лоне субкультур. А уже потом - после того как активные трендхантеры (охотники за трендами) замечают эти тенденции, они начинают прогнозировать, стоит ли подхватывать и раскручивать ту или иную тенденцию. И если прогноз представляется положительным, замеченное явление выводят целенаправленно на уровень популярности.
В обществе потребления огромное значение придается сексуальности, а потому тело человека должно напоминать никогда не стареющую куклу Барби. Жизненный опыт в виде морщин и складок тщательно скрывается, оставляя место девственной, доопытной чистоте.«Ведь если признать, что любая врожденная линия или метка на коже является отпечатком судьбы, а рубец или шрам - знаком переживаний, т. е. выживаний в борьбе с чем-то внешним, то идеалом современного тела представляется тело априорное, доопытное, не несущее на своей поверхности никакой запечатленной информации. Гладкость тела есть также знак избыточной жизни, растягивающей кожу изнутри - это эротическая гладкость, намекающая на потенциальную возможность производства новой жизни. Таким образом, благодаря гладкости тело «homo consumensа» наделяется двумя качествами: беспамятством (отсутствием опыта) и избытком жизни. Можно сказать, что независимо от пола и возраста данное тело есть тело половозрелого ребенка, застывшее в переходном возрасте. Сказать точнее, наделенное безупречной гладкостью, тело перестает быть переходом, перестает развиваться и как бы застывает в вечном очаровании собственным совершенством» . Все та же статика. Телесная сексуальность формируется в процессе потребления специальных средств, не избавляющих от старости, не омоложающих, а создающих видимость омоложения. Косметические, гигиенические и даже медицинские процедуры призваны скрыть следы телесного опыта и вернуть не само тело, а его видимую оболочку в архаичное состояние. Эту практику можно назвать проектированием, инжинерингом себя, представленного перед другими, а точнее, оболочки себя. Божественно совершенное тело, своим совершенством подчеркивающее статусность и престижность, есть гарант . Действительно ведь, «встречают по одежке»… Природное тело становится своего рода атавизмом, которое нельзя демонстрировать публично, а спроектированное тело, наоборот, представляется в виде фетиша.
Государственно санкционированный конформизм сейчас проявляется не так сильно, как в тоталитарных обществах, но на его смену пришел, атомизированный, точечный конформизм, который стал проявлять себя не в идентификации человека с гегемоном (советским народом), а с каким-то сравнительно небольшим сообществом. И феномен моды, которая была попросту ненужной в обществе господствующего гиперконформизма, заменяет собой прошлые конформные тенденции; можно сказать, что мода сама по себе являтся гегемоном. Хоть исчезла общесоциальная идентификация, появилось множество групповых идентификаций. А распространенные тенденции по ухаживанию за своим телом и лицом (средства против морщин, пластическая хирургия и т.д.) выраженные в «культе молодости», - суть проявления не только страха старения как такового и смерти, но и следования за модой. Этот культ пользуется успехом не потому, что в обществе на смену конформизма пришла личностная самоценность (этого не произошло), а скорее потому, что архетип молодости стал модным трендом, демонстрирующим престиж. Достаточно вспомнить куклу Барби и ее Кена, которые всегда до идеальности молодые. Достаточно посмотреть рекламные ролики, в которых фигурирует молодость.
Р. Барт говорит о том, что мода как гомеостатическая система не передает какое-то объективное означаемое. Она вырабатывает значение, но это значение «никакое», симулякризованное; здесь главное - наличие процесса значения, а не конкретного означаемого. «В моде нет ничего кроме того, что о ней говорится» . По Барту, мода не приемлет содержания, но приемлет формы; собственно, это круговорот форм (годовой, вековой и т.д.). А круговорот, замкнутость не ведет ни к чему, кроме замыканию на самом себе. Что же касается форм и содержания, то бартовский формализм моды более чем оправдан: зачем «модному» человеку нужно содержание, если есть форма, если есть красивая обложка, манящая своей красочностью, внутри которой нет содержания? А оно и не нужно человеку, гонящемуся за модой - ну и пусть бессодержательно, зато красиво. По существу, бессодержательность моды не несет в себе никакой информации, никакого сообщения. Единственное, что оно может означать - это безвкусие.«Модная» масса не видит означаемого у того вихревого круговорота, которому она сама отдалась. Но этого следовало ожидать: как можно заметить означаемое, если не питать никакого интереса к содержанию? Как можно копнуть к чуть более глубокому уровню осмысленности и понимания, если познавательность не является ценностью? Мода, можно сказать, это также проявление антикогниции. Видимо, именно демонстрация бессодержательности культовых предметов потребления выступало целью Э. Уорхола, который изображал в виде различных коллажей эти самые востребованные предметы (доллар, бигмак, бутылка кока-колы и т.д.).«Ничто всегда модно, - писал художник. - Всегда стильно. Ничто - совершенно. Ничто - противоположность пустоты».
По Ницше, мода является отрицанием национальной, сословной и индивидуальной исключительности . Современные тенденции моды, рекламы и потребительства в целом начались с перестройкой и продолжают оставаться ориентированными на западные образцы. Так, русский национальный костюм исчез в небытие, зато открылись модные бутики, торгующие одеждой, спроектированной в соответствии с западными стандартами, а по телевидению транслируют многочисленные передачи, посвященные новым пискам моды из Италии. Их одежда сместила «русский стиль» своей диковинностью, эпатажностью, причудливостью комбинаций и символизмом западного образа жизни, который до сих пор представляется привлекательным и формирует желание у россиян идентифицировать себя с ним.
Хоть в России реклама продвигает в основном зарубежные товары, потребители эти товары часто воспринимают за свои. Само же лоббирование иностранных товаров (при условии наличия в России качественных аналогов им) оказывает негативное влияние как с экономической, так и с культурной стороны. С позиции экономики страна теряет рынки и уступает их инонациональным компаниям или транснациональным корпорациям. С позиций культуры «фактором внешней и внутренней культурной динамики российского общества становится инокультурный габитус, т.к. покупая какой-то модный продукт, человек получает «в довесок» соответствующий этому продукту образ мышления и стиль жизни» . «Образ мышления» стоит понимать как культурно-географически (принадлежащий какой-то стране), так и собственно культурно, неотносимо к некоей географической общности, а относимо к тому или иному культурному или субкультурному веянию. У культур есть своя география, которая отлична от межстрановых границ. Подражая одежде, питанию и прочему, мы как бы постигаем смысловые структуры чужого стиля жизни. Здесь наблюдается сближение культур, познание «другого», который перестает быть «другим», отчасти культурное обогащение, необходимое в эпоху глобализации и характерное для этой эпохи. Но зачастую это постижение происходит за счет отвращения от собственной культуры. Многочисленные заимствования из чужой культуры приводят к серьезным изменениям жизни человека в своей культуре и ее восприятия, к утрате различия между домашним и чуждым пространством, к утверждению одновременно ощущения бездомности и космополитизма, номадичности вместо оседлости, наконец, к потере национальной идентичности. Дискурсу рекламы необходима центрация на лоббировании национальных товаров и соответственно, вымещение рекламы иностранных товаров с отечественного рынка. Вследствие этого бы возросли объемы реализации отечественного продукта внутри страны, укрепились позиции и активность отечественных производителей, развивались производственные технологии,денежные средства покупателей оставались бы в стране и работали на ее экономику. Таким образом, был бы достигнут экономический рост.Более того,пусть в минимальной степени формировалось бы чувство патриотизма у реципиентов из-за усиления их интереса к отечественной продукции и стимуляции национально-ориентированного покупательского поведения с одновременным исключением из медиа-дискурса рекламы иностранных товаров. Такой шаг стал бы минимальным, но очень позитивным элементом возможной стратегии умаления потребительского влияния рекламы путем придания ей более нравственной и правдивой основы и перевода ее из всего захваченного ею антропного бытия в специальные «места для рекламы».
Культурно-цивилизационный обмен необходим, тем более в условиях глобализации взаимопроникновение культур становится неизбежным, отходит назад жесткая идентификация с определенными культурными стандартами, и часто возникает состояние (бывает, весьма оправданное) неудовлетворенности какими-либо элементами своей культуры; музыка, кино, живопись и т.д. Только тотальное приобщение к иной культуре усиливает состояние неудовлетворенности своей, которое становится уже неоправданным, и национальная культура утрачивает доминирующую и интегрирующую роль. Обмен должен происходить именно как обмен, то есть на уровне компромисса или сотрудничества, а не на уровне односторонних уступок, приспособления или подавления, когда один субъект обмена распространяет себя за счет другого - подавленного им - субъекта.
Человек соприкасается с культурой и искусством каждый день. И, как правило, не в музеях. С самого рождения и на протяжении всей жизни люди погружены в искусство. В представленной работе раскрывается культура 17 века, включая архитектуру, живопись и иконопись, театр и балет, и прочие элементы культурной жизни того времени. Переворот, произошедший в общественном сознании в результате смутного времени и отозвавшийся в искусстве острым интересом к индивидуальной судьбе, к проблемам личности, обусловил необходимость глубоких перемен в культуре. Безусловно, 17 век можно назвать, эпохой перехода от средневековой самобытности к культуре нового времени. И задача автора, как историка, наиболее полно описать события повлиявшие на развитие культуры 17 века, положившим начало рассвета русской культуры, кульминацией которого стал золотой век.
Усложнение городской жизни, рост государственного аппарата, развитие международных связей предъявляли новые требования к образованию. Уровень грамотности в 17 веке значительно вырос и в различных слоях составил: среди помещиков 65 процентов, купечества-96, посадских людей – около 40, крестьян – 15, стрельцов, пушкарей, казаков – 1 процент. В городах уже довольно много людей стремились научить своих детей грамоте. Но стоило обучение недешево, поэтому учиться могли далеко не все желающие. Женщины, дети в богатых семьях оставались обычно неграмотными. Учителями были церковники или приказные (служившие в приказах). По-прежнему грамоте чаще всего обучали в семье. Одним из основных методов педагогики, как и в 15 веке, признавалось телесное наказание «розга», «сокрушение рёбер», «жезл». Весьма показательно сочинение по педагогике «Гражданство обычаев детских» - свод правил, определявший все стороны жизни детей: поведение в школе, за столом, им при встрече с людьми; одежду и даже выражение лица. Основными учебными пособиями оставались книги религиозного содержания, но вышло в свет и несколько светских изданий: буквари Бурцева, (1633), Полоцкого (1679) и Истомина (1694), которые по содержанию были шире своего названия, и включали статьи по вероучению и педагогике, словари и.т.п.; азбуковники – словари иностранных слов, знакомившие с философскими понятиями, содержавшие краткие сведения по отечественной истории, об античных философах и писателях, географические материалы. Это были справочники-пособия, обеспечивавшие уже в начальной школе знакомство с довольно широким кругом проблем
В Москве появились средние школы, в том числе частные, где изучались не только чтение, письмо, арифметика, но и иностранные языки, и некоторые другие предметы: 1621 год – всесословная лютеранская школа в Немецкой слободе, в ней обучались и русские мальчики; 1640 годы – частная школа боярина Ф. Ртищева для молодых дворян, где их учили греческому и латыни, риторике и философии; 1664 год – государственная школа для обучения подьячих Приказа тайных дел при Заиконоспасском монастыре; 1680 год – школа при Печатном дворе, основной дисциплиной в которой был греческий язык и др.
В 1687 году патриархом Макарием в Донском монастыре Москвы было открыто первое в России высшее учебное заведение – Славяно-греко-латинская академия для свободных людей «всякого чина, сана и возраста» для подготовки высшего духовенства и чиновников государственной службы. Первыми учителями академии стали братья Лихуды – греки, окончившие Падуанский университет в Италии. Братья Лихуды – Иоаникий и Софроний прочли в академии первые курсы «естественной философии» и логике в духе аристотелизма. Состав учеников был неоднородным, здесь учились представители разных сословий (от сыновей конюха и кабального человека до родственников патриарха и князей древнейших российских родов) и национальностей (русские, украинцы, белорусы, крещеные татары, молдаване, грузины, греки). В академии изучали древние языки (греческий и латинский), богословие, арифметику, геометрию, астрономию, грамматику, и другие предметы. Академия сыграла большую роль в развитии и просвещении в конце 17 и первой половине 18 веке. Из неё в царствование Петра 1 вышел математик Магницкий, позже Ломоносов. В последствии академия была перенесена в Святотроицкую Сергиеву лавру.
Одним из выдающихся деятелей той эпохи был патриарх Никон – человек умный, образованный, энергичный избирается Московским патриархом в 1652 году. Он горячо взялся за дело исправления ошибок в церковных книгах и обычаях. Для этой работы он выписал учёных монахов из Греции и из Киевской академии. Когда книги были исправлены, патриарх Никон велел разослать новые книги по всем церквям, а старые отобрать и сжечь. Народ взволновался, потому что люди верили, что спасать душу можно только по старым книгам, по которым молились их отцы и деды. Больше всего волновал народ приказ креститься не двумя пальцами, к чему все привыкли, а тремя, как в греческой церкви, где сохранился древний более правильный обычай.
Спор об исправлении книг и церковнообрядовых реформах, проведённых по приказу патриарха, продолжался очень долго. Сама эта реформа и силовые методы её проведения привели к расколу. Раскол – сложное социально-религиозное явление, связанное с глубокими изменениями народного сознания. Под знаком борьбы за старую веру собирались все, кто был недоволен изменениями условий жизни: плебейская часть духовенства, протестовавшая против роста феодального гнёта со стороны церковной верхушки, и часть церковных иерархов, выступивших против централизаторских изменений Никона; представители боярской аристократии, недовольные усилением самодержавия (князья Хованские, сёстры Соковнины – боярыня Морозова и княжна Урусова, и другие); стрельцы, стесняемые на второй план военными формированиями регулярного типа; купцы, напуганные ростом конкуренции. За старую веру стояли и члены царской семьи. Во главе несогласных стал священник-протопоп Аввакум, тоже человек властный и горячий. В защиту старой веры стал и знаменитый Соловецкий монастырь, и только после семилетней осады (1668-1676) монастырь был взят Московским войском. Староверов по приказу патриарха, преследовали, сажали в тюрьмы, наказывали. Что же касается крестьянства, то оно в массе своей, ухудшений своего положения связывало с отступлением от «древнего благочестия». Так что движение староверов было довольно массовым. Предводители старообрядчества протопоп Аввакум и его единомышленники были сосланы в Пустоозёрск (низовье Печоры) и провели 14 лет в земляной тюрьме, после чего были сожжены заживо. С тех пор старообрядцы часто подвергали себя «огненному крещению» - самосожжению в ответ на приход в мир «Никона – антихриста».
Идеология раскола включала сложный спектр идей и требований, от проповеди национальной замкнутости и враждебного отношения к светскому знанию, до отрицания крепостного строя с присущим ему закабалением личности и посягательством государства на духовный мир человека и борьбу за демократизацию церкви.
Раскол стал одной из форм социально протеста народных масс связывавших ухудшение своего положения с реформой церкви. Тысячи крестьян и жителей посада, увлечённые страстными проповедями расколоучителей бежали на Поморский север, в Заволжье, на Урал, в Сибирь, где основывали старообрядческие поселения. Некоторые из них существуют и по сей день.
Необходимость пересмотра всех церковных обрядов и приведение их в соответствие с греческой богослужебной практикой вызывались, прежде всего, стремлением упорядочить обрядовую практику русской церкви в условиях роста религиозного вольномыслия и падения авторитета духовенства. Сближение с греческой церковью должно было поднять престиж Российского государства на православном Востоке, разночтения в русских и греческих церковных книгах приводил порой к настоящим скандалам. Однако было бы неверно полагать, что конфликт возник из-за вопросов обрядовости – единогласия или многогласия, двуперстия или трёхперстия и пр.
За явлением церковного раскола скрывается глубокий историко-культурный смысл. Раскольники переживали закат Древней Руси как национальную и личную катастрофу, не понимали чем плох освящённый временем старинный уклад, какая надобность в коренной ломке жизни огромной страны, с честью вышедшей из испытаний смуты, и крепнувшей год от года. За полемикой, ограниченной узкими рамками, обозначились очертания главного спора тогдашней эпохи – спора об исторической правоте. Одна сторона настаивала на ничтожестве, другая – на величии, на «правде» старины.
Раскол был большой трагедией народа. Он внушал настроение ожидания антихриста. Люди бежали в леса, горы и пустыни, в лесах образовывались раскольничьи скиты. В то же время трагедия повлекла за собой необычайный подъём, твёрдость, жертвенность, готовность претерпеть всё за веру и убеждения.
В многочисленной литературе раскольников оценивают как реакционеров, консерваторов, фанатиков. Такая однозначность вряд ли верна. Например, по некоторым аспектам протопоп Аввакум оказался большим новатором, чем его противники. Это касается прежде всего, теории и практики литературного языка. Следует задуматься и над иной оценкой, появившейся в одной из последних работ, хотя и не следует идеализировать раскол: вероятно не всё так просто и с отношением старообрядцев ко всему новому, нерелигиозному. Спору нет, для аввакумовцев статуса истинности обладала только «древлее», исконно национальное, своеземное… И всё же сам по себе такой подход к традиции, к прошлому, ещё не даёт оснований рассуждать о косности и невежестве старообрядцев. Напортив, нам представляется что в обстановке крутой ломки сложившихся социальных норм и духовно-идеологических устоев, которой отмечен весь 17 век, именно старообрядчество, несмотря на свою эсхатологическую сущность, даже фанатизм и житейскую отрешенность, сохранило преемственность в развитии национально самосознания и культуры. В этом проявилось бесспорное позитивное начало движения раскола.
Влияние западной культуры на российскую в условиях глобализации.
Глобализация -- процесс всемирной экономической, политической и культурной интеграции и унификации.
Проблема социокультурной совместимости России и Запада воспринимается нашими соотечественниками как значимая и актуальная. Причем взгляды респондентов на то, как отражается на российском обществе взаимодействие с Западом в тех или иных областях, пользу или вред оно приносит нашей стране, как правило, тесно связаны с их ценностными установками и политическими ориентациями, а их высказывания по этим вопросам обычно эмоционально окрашены.
Последнее десятилетие отмечено небывало интенсивным присутствием Запада в повседневной жизни рядового россиянина. Поэтому суждения граждан сегодня в гораздо большей мере основаны на их собственном опыте, нежели в начале 90-х годов.
Одной из наиболее отчетливо просматривающихся тенденций в отношении российских граждан к присутствию Запада в их повседневной жизни сейчас, безусловно, является рост "потребительского патриотизма" - по крайней мере, вербального. Многие выражают недовольство засильем "импорта" на российском рынке и в особенности - агрессивной рекламой этих товаров. Причем беспокоит их не только то, что такая ситуация пагубно сказывается на развитии отечественного производства; часто высказывается и мнение о том, что импортные товары в большинстве случаев значительно хуже российских, а значит, их присутствие (тем более - доминирование) на рынке наносит прямой вред потребителю. Чаще всего подобные высказывания относятся к положению дел на рынке продуктов питания:
Запад навязывает нам свои продукты питания, а это - одна химия
Проинтервьюированные эксперты, в целом несколько благосклоннее относятся к обилию импортных товаров на российском рынке. Некоторые из них вообще не видят тут какой бы то ни было проблемы и полагают, что соревнование с иностранными конкурентами идет отечественному производителю исключительно на пользу:
"Это огромный стимул для нашего развития... Конечно, много барахла всякого, но есть и хорошие вещи. Вот уже посмотреть и захотеть такое сделать - это развивает соревновательность. Я в высшей степени положительно к этому отношусь.
"Я нормально отношусь, потому что люди должны выбирать сами. У них должен быть всегда выбор. И, ради Бога, если это будет невыгодно, если это не будет продаваться, куда они денутся? Уйдут с рынка. Ведь постепенно наш рынок наполняется отечественными товарами... Это стимул для совершенствования своего продукта, для снижения его себестоимости, повышения конкурентоспособности и так далее. Другого пути на рынке нет" .
Подавляющее большинство экспертов, однако, отмечают и оборотную сторону: низкое качество многих импортных товаров и подавление отечественного производителя. Поэтому представители региональных элит почти единодушно высказываются за всемерное государственное покровительство российским производителям. Но никто из них не считает нужным довести дело до полного закрытия российского потребительского рынка. Даже самый, кажется, непримиримый противник экономической и культурной экспансии Запада, оценивающий ее в самых резких выражениях, всемерно обличающий западную "бездуховность" , полагающий, что "чужую идеологию "целенаправленно " навязывают" России и сочувственно цитирующий М.Ножкина ("Чужую жизнь нам одевают, как хомут"), соглашается:
"Мерседесы", например, сегодня покупают богатенькие - ну и пусть они покупают себе. Можно еще пошлину поднять, чтобы они еще дороже были... То же самое по товарам народного потребления: кто хочет итальянские башмаки носить за три тысячи - пусть носит, но рядом должны быть наши российские башмаки за 500, за 600 рублей, которые, значит, уже сегодня готовы производить"
Сегодня на подавляющем большинстве российских рынков мы видим одно лишь иностранное. Дед Мороз подменяется Санта-Клаусом, русский квас -- кока-колой, пирожки -- гамбургерами, простокваша -- йогуртом и так далее. С легкостью можно встретить маечку с крупными надписями SEX и LOVE на груди -- и это для девочек 7-10 лет! Зачем им это?!Даже на российские товары, которые с успехом производятся в РФ, производители помещают брэнды и лейблы (опять нерусские слова!), тяготеющие к зарубежным аналогиям.
Засилье зарубежной культуры заметно невооруженным глазом во всех сферах отечественной общественной жизни. На прилавках музыкальных магазинов вместо классики, в которой русскоязычные композиторы особенно сильны, огромное место занимают произведения зарубежной «попсы» или «металла», содержание которых не только малопонятно для русского слушателя, но часто и значительно хуже по качеству нормальных русских песен.
К сожалению, именно молодежь и дети, являясь основными потребителями популярной музыки, и к тому же обладая интеллектом, который более подвержен влияниям извне, навсегда впитывают иностранную музыкальную культуру, которая может быть не только хорошей, но и плохой.
Но, конечно, самое большое негативное влияние на российских детей оказывает такая массовая коммуникация, как телевидение. На миллионные аудитории выливаются потоки мультфильмов и передач, в которых буквально на каждом шагу -- насилие и деньги, идеи культа силы и богатства.
Язык -- основа любой культуры. И когда культура изменяет вектор своего естественного развития, именно с языка начинаются всевозможные метамарфозы. Наблюдая за русским языком последние 25 лет, можно заметить, как сильно он изменился. До конца восьмидесятых, XX столетия язык совершенствовался, благодаря научному подходу, благодаря науке вообще. Ведь новые слова и термины рождаются из открытий и изобретений. В качестве основы брались слова из мёртвых языков, таких, как например, латынь. Теперь же, насыщаясь импортными словами и выражениями живых языков, русский язык деградирует. Глобализация в известной мере воспроизводит во всемирном масштабе негативные стороны рыночного хозяйствования, которые в целом удалось обуздать странам Запада путем построения «социального государства». Ныне в мировой экономике господствуют финансово-олигархические силы, выносящие на глобальный уровень самые грубые формы индивидуального и группового эгоизма. Глобализация становится средством сосредоточения богатства и власти в руках отдельных людей и группировок. Приведем факты. Трое богатейших людей Земли имеют богатства, превышающие богатства 47 бедных стран мира, 475 богатейших лиц контролируют богатства, превышающие достояние половины всего человечества. Соотношение между богатой одной пятой частью мирового населения и одной пятой беднейшего населения Земли достигло 1:75
глобализация интеграция социокультурный совместимость
КАК ВЫ ПОЛАГАЕТЕ, ПОД ВЛИЯНИЕМ ЗАПАДНОЙ КУЛЬТУРЫ ЛЮДИ В РОССИИ СТАНОВЯТСЯ В ЦЕЛОМ ЛУЧШЕ, ХУЖЕ ИЛИ ИЗМЕНЕНИЯ, ПРОИСХОДЯЩИЕ С ЛЮДЬМИ, НЕ СВЯЗАНЫ С ВЛИЯНИЕМ ЗАПАДА?
ВОПРОС: ПОГОВОРИМ О ЗАПАДНОЙ КУЛЬТУРЕ, СИСТЕМЕ ЦЕННОСТЕЙ - ОБ ИХ ВЛИЯНИИ НА РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО. КАК ВЫ ПОЛАГАЕТЕ, ВЛИЯНИЕ ЗАПАДНОЙ КУЛЬТУРЫ, СИСТЕМЫ ЦЕННОСТЕЙ НА РОССИЮ В ЦЕЛОМ ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ ИЛИ ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ?
Коктейль салаты с курицей
Ооо "аква продукт" Молочная рыба в духовке
Открытый урок по математике «Умножение числа нуль и на нуль
Что делать, если появляется призрак умершего человека?
Последние предсказания Ванги — тайны предсмертного одра ясновидящей Предсказания Ванги о России