Татьяна васильева интервью. Татьяна Васильева: «Я думала, что никого не смогу полюбить больше детей

Последние несколько лет Татьяна Васильева не дает интервью. «С некоторых пор я закрытый человек. У меня был период, когда я много рассказывала, но сейчас я о нем сожалею. Все это так опустошает!» И только женитьбу своего сына Филиппа актриса сочла весомым поводом для разговора. У Татьяны Григорьевны двое детей. Оба уже взрослые и самостоятельные. Татьяна Васильева дважды была замужем - за актером Анатолием Васильевым, от которого у нее сын, и за актером Георгием Мартиросяном, от которого дочь. Поначалу брат и сестра не собирались становиться актерами. Лиза окончила журфак, а Филипп получил диплом юриста. Однако оба они по специальности работать не пошли - снимаются в кино. Филипп получил второе образование во ВГИКе, кроме кино играет в театре. А недавно он еще и женился на актрисе - Анастасии Бегуновой, и теперь у него у самого актерская семья. С Настей они познакомились три года назад, когда играли в одном спектакле - «Белла Чао». Год назад они стали встречаться, а в июне этого года стали мужем и женой. На свадьбе сына Татьяна Григорьевна была удивительно спокойной. Это Лиза, которой всего 21, расплакалась от волнения, а за плечами ее мамы -большой опыт по части отношений, и она знает: все покажет время.

- Татьяна Григорьевна, вы довольны выбором сына?

Конечно! Но это, в первую очередь, его выбор и поэтому даже не обсуждается. Я не вмешиваюсь в их отношения. Филипп, он очень впечатлительный, а своим замечанием я могу случайно навредить. Моя мама конфликтовала с моими мужьями, и мы с ней из-за этого ссорились. Она была права по сути, но надо было немного потерпеть, пока я не созрею и не увижу это сама. Я стараюсь все мамины ошибки учитывать.

- После двух неудачных браков от чего вы хотели бы предостеречь детей?

Надо уметь терпеть, не быть эгоистом в отношениях. И уважения должно быть больше, чем любви. Филиппу важно поддерживать свою жену, тем более что Настя — актриса. Молодым актрисам всегда очень важно, когда есть близкий человек, который в них верит, который всегда скажет: «Они мизинца твоего не стоят!»

- У вас так было?

Мои мужья меня как актрису очень ценили. Как женщину - не знаю, я уже не берусь об этом рассуждать. Выясняется, что вроде они меня и любили, а может, и любят. Но для этого надо было жизнь прожить.

- Да и любовь разная бывает...

Конечно. И она совсем не такая, как тебе хочется, и она не такая, что ты можешь сказать: да, меня любят. Человек может вообще никогда не раскрыться, и ты никогда не узнаешь, как он мог любить! Любовь - это настолько… я не знаю, что это такое. Я прожила огромную жизнь и не знаю, что это такое. Раньше знала, теперь нет.

- Дети советуются с вами в вопросах личных отношений?

Лиза часто со мной советуется, быстро ориентируется, и ей очень нужна моя поддержка. А вот Филипп как настоящий мужчина впадает в истерическое состояние и, если ты выскажешь свое мнение, он замучает расспросами. Он вообще очень импульсивный. Он ведь был уже один раз женат, в 16 лет. Уехал в Челябинск, обвенчался с девушкой, а потом... Потом они поколотили друг друга несколько раз, и я его попросила, чтобы они развенчались. Я надеюсь, что с 30 лет у него начнется какой-то взрослый отсчет.

- Какими бы вы хотели видеть своих детей?

Несколько вещей мне бы хотелось им оставить на память о себе. Чтобы не судили строго людей, чтобы спрашивали себя - а как бы я поступил на их месте? Чтобы не сгибались. Меня волнует их сопротивляемость. Хотя во многом они уже со мной могут посостязаться. Например, Филипп после школы так растолстел, что я испугалась, а потом так похудел, что я тоже испугалась. За год - на 46 килограммов. Когда он начал заниматься спортом, то переломал все тренажеры в клубе - вешал на них столько «блинов», что они не выдерживали и обрывались. Ему кажется: мало, мало, мало, давай еще и еще. Наверное, он этим в меня. Я тоже не знаю пределов, и не хочу их знать, и не хочу смириться с тем, что у меня есть. Вот я так же занимаюсь спортом - по два часа каждый день. Я не могу признаться себе в том, что я что-то не могу.

- Ну есть же вещи, которые очевидны. В какой-то момент понимаешь: космонавтом не станешь уже, балериной - тоже...

Если бы вопрос встал какой-то серьезный, быть мне балериной или нет - я бы стала! Для меня есть слова «надо» и «должна» - в моей жизни они главные. Я бы хотела их оставить в наследство своим детям. Хотя, когда я вызывала как-то к Филиппу психолога, он работал в основном со мной и сказал мне: «Что вы к нему прицепились? Он ничего никому не должен!»

- Лизе всего 21, а у нее уже серьезные отношения и намерения. Вы не считаете, что ей рано семью заводить?

Я ей наоборот намекаю, что молодость очень быстро проходит, в прямом смысле. То, что у тебя есть от природы, без уколов и пластики, - это все мимолетно. Надо хотя бы осознавать, что так будет не всегда, что уже на пятки наступают 16-летние.

- В профессиональном смысле наступают?

Нет, ну почему? Не только. А быть женщиной это тоже профессия. Быть красивой, манкой, интересной - это тоже очень важно.

- Вы уставали когда-нибудь от необходимости быть интересной?

Нет, мне это не в тягость, потому что ничего особенного для этого не требуется: ты должна быть ухоженной, у тебя должна быть хорошая кожа, и все в твоих руках. У меня уходят тонны крема, и в любой момент, если придется раздеться, я не испытаю никакой неловкости, потому что я качаюсь, ухаживаю за собой. Я хвалюсь сейчас, я говорю о том, как это просто.

- Кто из детей больше похож на вас?

Сложно сказать. В них очень много от отцов подмешано, что мне совершенно противоречит. Хотя Георгий (отец Лизы Георгий Мартиросян. - Ред.) сейчас так изменился, я даже не ожидала от него таких перемен. Они общаются с Лизой, это очень серьезно и важно, она его очень любит, любила всегда. Сейчас мы все общаемся, у нас хорошие отношения, намного лучше, чем в браке. Мы терпимее, добрее, помогаем друг другу, проводим вместе время, для меня все стало более приемлемо. Я возвращаюсь, когда мне надо, сплю, сколько мне надо, у меня пустой холодильник, я не должна никому готовить. У меня дома кефир и кусок творога.

- Что, и все?

Если в доме есть гречка, молоко и творог, мне больше ничего не надо. Для меня самая большая радость - съесть несколько картошек с растительным маслом, но это я себе, конечно, уже позволяю лишнее.

- Но так же не всегда было?

Нет. Я была очень крупная, похудела на 16 кг. У меня была роль одна, я должна была Еву играть в таком трико, как будто голая, и вот когда я увидела этот кошмар в зеркале, решила, что все! Так что надо держаться.

- Язык не поворачивается задать вам этот вопрос, но все же - вы хотите внуков?

Да, уже хочу. У меня циклами появляется желание держать малыша на руках. Вот сейчас есть такое опять. Когда я хотела своих детей, я не могла видеть беременных. Так мне нужны были свои дети!

- У вас какое ощущение - что дети обособляются или что вас становится больше?

У меня нет ощущения, что они уходят в другую жизнь. Но и правом быть одной семьей я не пользуюсь. Они хотят, чтобы я приезжала к ним, но этого я не могу делать. Их я принимаю всегда, а сама не могу приходить туда, где они живут самостоятельно. Может быть, потому что там все не по-моему, а изменить я ничего не смогу.

- Можно сказать, что вы научились не дергаться за детей?

Нет, ни в коем случае! Если я по 15 раз на дню не позвоню одному-другому, не успокоюсь!

Сейчас на канале «Домашний» идут новые серии проекта «Сватьи», где она сыграла главную роль. Самая обаятельная и привлекательная актриса нашего экрана – о воспитании внуков, борьбе с комплексами и любви к кефиру.

У вашей героини в сериале необычные методы воспитания внуков. А какая вы бабушка в жизни?

В сериале моя героиня Любовь Дмитриевна уверена, что для детей главное – эстетическое воспитание. А вторая бабушка (ее играет Людмила Артемьева) считает, что дети должны жить как в казарме – беспрекословно исполнять ее команды. По этой теме они никак не найдут общий язык. У меня самой три внука – Иван, Григорий и Адам, и мой метод в жизни крайне прост: только любовь, частая похвала и обязательно детей баловать.

Слышала, что вам не нравится, когда называют бабушкой. А как же обращаются к вам внуки?

Они называют меня просто Таня. Боже упаси, если я услышу от них обращение «бабушка»! Для меня это что-то из древности.

В вашем репертуаре был спектакль «Розыгрыш», где вы выходили на сцену вместе с бывшим мужем Анатолием Васильевым и сыном Филиппом. Есть в планах новые проекты с участием близких?

Спектакль мы давно не играем. Никаких конфликтов не было, но я поняла и хочу объявить свое мнение: родственники не должны вместе работать. Ни мать с сыном, ни муж с женой. Это мое убеждение, так что планов нет.

Ваш сын по первой профессии – юрист. Бывает, что обращаетесь к нему за юридической консультацией?

Законы меняются каждый день, и чтобы быть «в теме», сын должен все время сидеть и их изучать. Но Филипп давно не юрист, а артист. Конечно, я с ним часто советуюсь. Но не по юридической теме. Мне важно знать его впечатление о людях, спрашиваю, чего мне стоит опасаться, чего не стоит делать и говорить. Он у меня контролер поступков. Иногда, выслушав его мнение, я внутренне могу сопротивляться, но позже понимаю, что он прав. Всегда прислушиваюсь к нему и дочке Лизе.

Как часто вам приходилось повторять себе, что вы самая привлекательная и обаятельная? Как побороть в себе комплексы?

Раньше, возможно, и приходилось правильно себя настраивать. Но комплексы, которые были, давно меня покинули, и этому предшествовало много провалов и в театре, и жизни. На проблемах учишься. Если удается свои недостатки обернуть в достоинства, это хорошо. А если нет, страдание не выход. Когда я вижу в зеркале то, что мне не нравится, решаю исправлять.

"Меня Плучек называл дурындой, именно этим словом - дурында. "Иди сюда, длинная дурында". Да, и это очень приятно мне слышать. Это лучше, чем что-нибудь другое: "Какая вы шикарная, роскошная женщина". "Дурында" мне больше подходит"...

ТИХОМИРОВ: Сегодня у нас в студии замечательная актриса, замечательная женщина Татьяна Васильева. Здравствуйте, Татьяна.

ВАСИЛЬЕВА: Здравствуйте.

ТИХОМИРОВ: Татьяна, знаете, я внимательно смотрю на ваши руки, они удивительно молодые. Я знаю, что многие женщины скрывают свои руки, потому что они понимают, что выглядеть можно хорошо, красиво, но руки все равно выдают возраст.

ВАСИЛЬЕВА: А я смотрю, вы все смотрите на руки и думаю: думает, какие старые руки.

ТИХОМИРОВ: Нет, нет, у вас красивые молодые руки и я подумал, какое это счастье.

ВАСИЛЬЕВА: Ну, конечно, большое счастье, не обязательно в карманы засовывать их все время. И потом на сцене же все очень видно, ничего не спрячешь, ничего. Никакими операциями, ничего, вот я уже в этом убедилась теперь уже окончательно. Смотрю на других, на людей, которые прооперировались, ну, лицо, предположим, мужчины, женщины, всё все-равно в глазах, все во взгляде, твоя молодость только во взгляде, больше ее нигде не найдешь. Ты просто будешь лучше или хуже выглядеть, но возраст никуда не уйдет. Ну, это даже не столько возраст, сколько прожитое.

ТИХОМИРОВ: Сколько прожитое. Я внимательно смотрел все ваши интервью, вы особенно в последнее время удивительно искренни, вы так честно говорите о своей жизни, о том, как жили, как живете, как думаете жить дальше. А ведь вы могли совершенно спокойно придумать себе какую-нибудь пиар-акцию.

ВАСИЛЬЕВА: О, не могу, я тут же собьюсь, нет, у меня не получается. У меня врать не получается. Я уже это знаю точно про себя, лучше мне сразу всю правду выкладывать, потому что я все равно где-то проколюсь обязательно.

ТИХОМИРОВ: Татьяна, я понимаю, что это, наверное, неправильная история, учебники по журналистике говорят о том, что надо расположить к себе человека, сказать ему огромное количество слов добрых, а потом уже мучить его глупыми или сложными вопросами.

ВАСИЛЬЕВА: Нет, не надо, можете не говорить мне этого ничего.

ТИХОМИРОВ: Вы и так все знаете.

ВАСИЛЬЕВА: Ну, многое.

ТИХОМИРОВ: У меня такие несколько странные вопросы. Вы меняли вероисповедание?

ВАСИЛЬЕВА: Нет, но могу.

ТИХОМИРОВ: Скажите, вы продали свою душу кому-нибудь?

ВАСИЛЬЕВА: Кроме театра ничему.

ТИХОМИРОВ: Скажите, вы посещали семинары Каббала?

ВАСИЛЬЕВА: Нет.

ТИХОМИРОВ: Я, почему об этом спрашиваю, потому что вчера я посмотрел фильм под названием «Всмотритесь в это лицо», это одна из первых ваших ролей, когда вы играли учительницу такую нескладную по физкультуре.

ВАСИЛЬЕВА: Господи, боже мой, даже и не вспомнишь, что это такое.

ТИХОМИРОВ: Да, и я был удивлен, думаю, как из этой нескладной прикольной девчонки, такой наивной, такой искренней вдруг выросла такая сконцентрированная, такая жесткая, такая цельная женщина, которая знает абсолютно точно, куда двигаться, как жить. Я думаю, что она сделала, где эта тайна?

ВАСИЛЬЕВА: Она прожила большую жизнь просто-напросто, надеюсь, что не зря.

ТИХОМИРОВ: Потому что я был потрясен этой метаморфозе. Между прочим, ваше нынешнее состояние мне нравится гораздо больше, чем то, когда вы были такая дурында, простите мне это слово. «Пчелка, пчелка, дай мне меда». Я в детстве заглядывался. Простите, что говорю «в детстве».

ВАСИЛЬЕВА: Меня Плучек называл дурындой, именно этим словом: дурында. «Иди сюда, длинная дурында». Да, и это очень приятно мне слышать. Это лучше, чем что-нибудь другое: «Какая вы шикарная, роскошная женщина». «Дурында» мне больше подходит.

ТИХОМИРОВ: Ну, вы знаете, вы, когда все время писали о том, что вы в молодости были такая нескладная, вы такая, знаете, очень сложившаяся. Я вас оценил просто, как мужчина, и скажу, я бы с вами закружился.

ВАСИЛЬЕВА: Правда?

ТИХОМИРОВ: Я бы и сейчас закружился, но сейчас я боюсь, что слишком стар для вас.

ВАСИЛЬЕВА: Ну, это надо обсудить.

ТИХОМИРОВ: Хорошо, у нас будет время. А теперь перейдем к Плучеку. Конечно, это удивительно: «Кто хочет еще комиссарского тела?». Я помню, какой был скандал, когда в Театре Армии Людмила Касаткина играла эту роль, и кто-то из зала ей крикнул в обратку.

ВАСИЛЬЕВА: Я даже знаю, кто. Очень известный артист.

ТИХОМИРОВ: Да вы что, серьезно?

ВАСИЛЬЕВА: Да, Олег Меньшиков. Он там просто проходил службу, в этом театре был рабочим сцены, ну, служил, короче, таким образом в армии, и вот он, ну, он думал, что он тихо сказал, а не очень тихо получилось. В полной тишине это прозвучало, это был, конечно, кошмар, это кошмар.

ТИХОМИРОВ: И спектакль сняли?

ВАСИЛЬЕВА: Нет, его, конечно, не сняли, сняли Меньшикова с этой роли.

ТИХОМИРОВ: Нечего кричать. И все-таки, а как получилось так, что вдруг Театр Сатиры тогда на такой волне, это был самый лучший театр, наверное, главную роль в патриотической пьесе.

ВАСИЛЬЕВА: Да, ну, я думаю, что это было и для Театра, конечно, Сатиры, который тогда был в таком фаворе, это был один из лучших театров, Таганка, Театр Сатиры, это самые передовые театры были в то время. Ну, и вот Плучек такое позволил себе, такой эксперимент со мной. Ну, он хотел экспериментировать, он хотел, чтобы это был не просто комиссар, а живой человек. Живого человека он получил, а комиссара точно нет.

Полностью интервью с гостьей слушайте в аудиофайле.

У народной артистки выходной случается только раз в месяц. Она гастролирует по всей стране и при этом не пропускает тренировки. «Порой на беговой дорожке, сердце болит, ноет, думаешь: наверное, ты в последний раз здесь. Но у меня такая формула: иди, пока идешь», – говорит актриса.

– Татьяна Григорьевна, как живете в таком сумасшедшем ритме?

Он нормальный, не сумасшедший, так и должно быть. Есть спектакли (в театре «Миллениум» актриса задействована в постановках «Он в Аргентине», «Ловушка для мужа/Поймай меня… сможешь?», «День сюрпризов», «Неисправимый лгун». - Прим. «Антенны»), их надо играть, и ты все время в пути, в дороге, на гастролях.

Фото: Екатерина Цветкова/PhotoXPress

– Многие артисты предпочитают театру кино, чтобы избежать этой самой дороги.

У них, значит, есть другие варианты, а у меня – нет. Такой ритм вполне устраивает. Это адски тяжело, но я привыкла, и уже давно. Наоборот, странно себя чувствую, когда свободный день выпадает, мне кажется, что что-то трагическое случилось, а я просто не в курсе.

– Есть в гастрольной жизни какая-то своя романтика?

Она в красивых местах, в которые ты никогда не попадешь и не доберешься по своей воле. Мы проезжаем всю нашу огромную страну, заходим в церкви, в музеи, общаемся с людьми. Это дорогого стоит. Многие же специально путешествуют, а у нас это – часть работы. И потом, играть для этих людей, живущих в других городах, большая радость, они настолько истосковавшиеся по хорошему настроению, так добры, благодарны.

– Столичные зрители не такие, более избалованные?

В Москве каждый день можно найти массу вариантов, от Большого театра до всевозможных лабораторий. Этот город не удивишь. Здесь нельзя играть премьеры, потому что обязательно будет провал. Хотя через какое-то количество показов спектакль превратится в суперспектакль и будет идти не один десяток лет с огромным успехом. Но не с первого раза. В Питер можно с премьерой ехать, там рады тебе, никогда не выражают своего неудовольствия, неприятия. А Москва – бешеная, бестолковая, чванливая. Это такой город, и так всегда было. В нем невозможно и без него нельзя.

– «Не выражают неудовольствия»? Что имеете в виду? Неужели столичная публика его показывает?

Это не значит, что люди топают ногами и кричат нам что-то плохое, нет. Просто молчат. Иногда мы стоим перед началом спектакля, и такое ощущение, что никто не пришел, открывается занавес, а зал полный, но зрители уже насторожились, им есть с чем сравнивать. Нет единого приятия, как это должно быть, когда все замолкают, падают от смеха, плачут. Это бывает, но не всегда.

Татьяна Васильева с Федором Добронравовым

– Зачем сегодня люди ходят в театр, чтобы посмеяться или поплакать?

И за тем, и за другим, но обязательно за хорошим финалом. Мне самой кажется неправильным, когда иначе. Не беру Шекспира и всевозможные греческие трагедии, но не люблю смотреть спектакли с плохим финалом. В каждом доме есть такой. Так зачем платить за него деньги в театре? Сейчас точно не то время. Должна быть хорошая светлая история, любовь, нужно сильно насмешить. Главные принципы: побольше фантазии, не скучно, слышно и хороший финал.

– Недавно вы были на гастролях в Казани и признались, что привезли оттуда три пары туфель по 2000 рублей. Многие удивились, что народная артистка так близка к народу по предпочтениям. Не гонитесь за модными брендами?

Боже упаси. Ненавижу эти все бренды. Там на меня ничего не найдешь, все какое-то крошечное, убогое. Очень люблю в Казани все покупать. У них такая красивая посуда национальная, расписанная вручную. Туфли нашла изумительные. Кожаные, легкие, как тапочки. Одни красные с красивыми золотыми вставками. Золото не ношу, но здесь оно уместно смотрится, другие такие же коричневые, вышитые все. Ну разве можно в Москве найти отличные туфли за 2 тысячи рублей? Здесь нет таких цен и вещей. Еще в Ялте мне везет. Там есть чудесная женщина, она сама возит вещи из Италии, по крайней мере, так говорит. Захожу к ней в магазин и сразу понимаю, что это мое, я такое больше нигде не найду и точно буду носить. Естественно, сразу купила дубленку хорошую, шубку из кролика. Она легкая, ничего не весит. Я понимаю, что это моя вещь, мой стиль жизни. Не знаю только, как она на мой рюкзак будет реагировать.

– Кстати, почему не дамская сумочка, а целый рюкзак?

Он всегда со мной. Там вся моя жизнь: грим, косметика, лекарства, текст роли. У нас ведь мужчины-артисты все больные, у одного нога, у второго спина, третий после операции, поэтому на них рассчитывать не приходится, нужно все носить с собой самой. Я две недели моталась по гастролям, купила красивые иконы, дубленку, эту шубу, и получилось очень тяжело. Ни один мужчина, который шел за мной сзади, не сказал: «Давайте, я вам чемодан спущу по лестнице». Про партнеров даже не говорю, кроме Федора Добронравова, он всегда поможет. Зато ты ни на кого не рассчитываешь, кроме как на себя.

– В спектаклях у вас наряды яркие, экстравагантные, а сегодня вы пришли в укороченных джинсах, шубке. Как бы сами свой стиль описали?

У меня все удобное, качественное. Джинсы – это мое, как и брюки всевозможные. Платья есть, но ношу редко, на съемку какую-нибудь или в спектакль отдаю. Люблю в своем играть. Куда самую лучшую вещь ты можешь отдать? Только на сцену. Если покупаю что-то, то понимаю, что это может быть еще и как костюм использовано. Я собирала довоенные платья, когда на Тишинке существовал еще блошиный рынок, потом он превратился в какую-то антикварную дорогую историю, и я перестала туда ходить, а раньше покупала там платья за 200−300 рублей из шифона, креп-жоржета, креп-сатина, очень приятной расцветки и красиво сшитые. Некоторые подарила одной приятельнице, Саше Васильеву (историк моды, ведущий «Модного приговора». - Прим. «Антенны») отдала в коллекцию платье с большими плечами, с заниженной талией, такое тяжелое, темно-лиловое. Я заводная в этом смысле. Если что-то нравится, то сразу становлюсь коллекционером.

– Кроссовки случаем не собираете? Заметила, что их у вас тоже много.

Мне обязательно нужно иметь несколько для зала, одни для ходьбы и бега, другие для фитнеса. Я очень хорошо понимаю, что нельзя заниматься бодибилдингом в кроссовках для бега. Для жизни больше всего люблю New Balance, они хорошей формы, не с вытянутыми носами и украшают, сокращают ногу, у меня и так 41-й размер. Куда мне длинный нос? Сначала я возмущалась, потому что такие все носят. Купила и говорю дочке: «Лиза, состриги мне эти буквы». Она их срезала, и кроссовки стали какие-то никакие. Сейчас понимаю, что они все-таки хорошие, правда, дорогие.

Татьяна Васильева в роли ведущей «Модного приговора»

– Судя по всему, экспериментов с одеждой вы не боитесь.

Да, я модная. Помню, как еще во времена СССР к нам только пришли рваные джинсы. Первая их надела. Как раз было мероприятие серьезное: сидели очень важные люди, руководители государства, и я перед ними вышла поздравить свою подругу-артистку. На мне эти джинсы, пиджак большой свободный, майка и кроссовки. Уже тогда я так одевалась. Конечно, это вызвало большое возмущение у первого ряда, да и у второго, и у моей подруги. Более того, я еще рассказала историю, как мы с ней с голоду батон своровали в булочной. После она мне сказала: «Я от тебя всего ожидала, подруга. Так меня еще никто не поздравлял». И мы с ней даже расстались на какое-то время.

– Сами себе гардероб составляете или Лиза помогает?

Очень редко ходим вместе по магазинам, только если где-нибудь за границей оказываемся. И я всегда у нее спрашиваю: «Лиза, мне это надо?» Она говорит: «Мама, убери!» Если бы не дочка, то, конечно, все было бы надо, а потом раздарено. Всегда с ней советуюсь, когда нужно идти на какое-то мероприятие, в основном на съемку, интервью, вот тогда большая проблема как нарядиться, чтобы сохранить себя и было органично. Она точно мне подсказывает.

– Вместе с сыном Филиппом и невесткой Марией вы играете в спектакле «Ловушка для мужа». Артисты часто говорят, что с родными на сцене сложнее. Как у вас получается?

Это необходимость. Хочу, чтобы дети работали и видели, как работаю я. И на сцене у меня нет ощущения, что рядом мой ребенок. Я делаю свое дело, Филипп – свое. Конечно, контролирую, потом у нас обязательно идет разбор спектакля, предлагаю что-то, он где-то принимает, где-то нет, но в основном соглашается. Не чувствую больших проблем, хотя тоже раньше боялась и думала: ну как вместе работать? Один раз мы с ним начали играть такую странную пьесу про актрису, которая сошла с ума и все репетирует дома «Чайку». К ней стал приходить человек, он ее все время снимал тайком, чтобы потом продать этот материал как «бомбу». А она не понимала и думала, что он действительно режиссер, это ее новая история в карьере, наконец-то ее признают. Актриса начинает в него влюбляться, он чувствует, сам уже что-то испытывает, и тут наступил момент, когда я сказала: «Все, Филипп, разбежались. Дальше нельзя, нас просто испепелят небеса». Сына, конечно, он может играть, но только не моего мужчину.

– Вы упомянули разбор после спектакля. Бывает, что критикуете?

В основном критикую, да, но иногда и хвалю. У Филиппа есть одно очень хорошее качество актерское – открытый темперамент. Мы как-то привыкли, что надо все эмоции внутри копить, наполниться и выдавать по чуть-чуть, а Филиппа несет. У него легко получается, и он в этом интересен. Главное – чтобы роли были такие, где можно использовать эту индивидуальность. Есть у нас такое досужее мнение, что, ну конечно, она тянет своего сына. Да, возможно, я дала ему толчок. И это естественно и нормально. А кто не даст толчок своему ребенку? Кто из нормальных родителей этого не сделает? И потом, он не из тех людей, которые будут ногой открывать дверь, заходить и чего-то требовать. Я знаю его характер, он скорее уйдет. Хочу, чтобы Филипп состоялся, потому что у него для этого есть все данные. Если бы их не было, я бы первая его увела со сцены. Есть же потомственные шахтеры, железнодорожники…

– В театре у вас много работы, а как обстоят дела с кино?

Никак. Правда, я снялась в прошлом году в двух проектах, но даже не знаю, как они называются. Мне кино, честно говоря, неинтересно. Вижу, что сейчас снимают: опять какие-то расследования, убийства. Это же невозможно! С ужасом думаю, что мне предложат сериал, какую-то большую роль, и опять про все тоже самое, и придется отказаться. Мой организм просто не выдержит этой белиберды.

Актриса с сыном Филиппом, его дочкой Миррой и сыном дочери Адамом

– Новые проекты появляются чуть ли не каждую неделю. Неужели ничего стоящего не предлагают?

Может быть, я в свое время поиграла хорошо и теперь надо отойти в сторону. Какие роли мне давать? Плохого доктора, плохую учительницу, завуча, следователя с закидонами. Вот все. Что еще? Тут один мой приятель начал снимать сериал, а его спрашивают: «Возьмем Васильеву на бабку Фросю?» Он отвечает: «Вы вообще видели ее?» Ему говорят: «Но мы же знаем, сколько ей годков уже. Пусть сыграет бабку». Вот такое предложение было.

– К этому слову у вас раньше было не лучшее отношение, насколько помню, внуки вас так не называют.

Как-то не готова я была к этому «бабуля», «бабуся», «баба». Совсем не мое. Меня все зовут Таня. Как-то у моих внуков спросили: «Где бабушка?» Они ответили, что в другом городе. А там вторая бабушка. Их опять спрашивают: «Нет. Где бабушка Таня?» На что они сказали: «Таня не бабушка. Это Таня».

– Внуков у вас четверо. Успеваете всем уделять внимание?

Очень мало, особенно в последнее время, и от этого страдаю. И они скучают без меня. Только летом есть возможность провести вместе пару недель, тогда можем насытиться друг другом, а так в основном по телефону с ними разговариваю. Детки у меня, конечно, изумительные, и маленькие, и большие тоже. Сегодня поеду повидать внучку Мирру (дочь Филиппа и актрисы Марии Болонкиной. - Прим. «Антенны»).

– Актерские способности у кого-то из младших наследников уже проявляются?

Есть такое у Адама – сына моей дочки, он артистичный, хорошо разговаривает, при этом свободен, у него нет страха перед камерой. Девочка наша Мирра очень интересной растет, у нее есть обаяние, это важно, им можно прикрыться, даже если таланта маловато. И старшие дети Филиппа Ваня и Гриша тоже подтягиваются. Я бы их снимала и снимала в кино, у них такие глаза, взгляды глубокие. Но посмотрим, что судьба нам принесет.

Актриса с сыном, дочерью и вторым мужем Георгием Мартиросяном

– Как вы вместе развлекаетесь?

Они любят со мной ходить на Красную площадь, на выставки, по музеям. Вот в театр редко попадаем, потому что днем я не могу, а вечером уже поздно. Сейчас Ваня с Гришей приедут (после развода Филиппа с актрисой Анастасией Бегуновой мальчики живут с мамой в Германии. - Прим. «Антенны»), хочу их на балет отвести.

– Наверное, балуете внуков?

Еще как. Тут нет никаких сдерживающих моментов. Даже не смотрю на цены. Я понимаю: Ваня хочет это, Гриша это, и все тут же берется, хотя за углом можно купить то же самое на ноль дешевле. В рестораны ходим, они очень любят сами заказывать, в основном выбирают пиццу и лимонад. Самокаты, игры – все как и должно быть у деток. Главное – чтобы были папа и мама рядом, хотя бы по очереди.

– Татьяна Григорьевна, несколько раз в нашем разговоре всплывала тема спорта. Слышала такую историю, что вы на гастролях всегда просите, чтобы вам в номер приносили две гантели по 10 килограммов. Это правда?

Раньше приносили, да. Вхожу в номер никакая после бессонной ночи и первое, что вижу: лежат две огромные гантели неподъемные. И я понимаю, что сегодня ни на что больше рассчитывать, кроме них, не могу, это мои подруги, они ждут. Так было, пока организаторов баловала, и они пользовались моей добротой. Сейчас поставила условие, что я редко делаю, чтобы в гостинице был зал и могла нормально заниматься. Сначала хожу час: 30 минут на эллипсе (тренажер для кардионагрузки. - Прим. «Антенны»), потом на беговой дорожке в горку. Вот когда этого нет, очень расстраиваюсь, у меня сразу портится характер. Вчера ехала в машине, и водитель рассказывал историю, как прибыла одна попзвезда, исполнитель, не буду называть фамилию, и попросил принести беговую дорожку в номер. А чтоб ее поднять, нужно вызывать подъемный кран. Десять мужиков ее разбирали по винтикам, притащили на себе в гостиницу, собрали, поставили, звезда прошла десять минут и сказала: «Уносите». Вот такие бывают у артистов условия.

– Ради чего занимаетесь?

Сейчас трудно сказать, это на грани диагноза уже. Никто не понимает, зачем я это делаю, особенно после перелета длительного. Но не могу, мне нужно. Бывает, что давление подскочит после самолета, и я все равно иду в зал. Выхожу, и давление нормальное. Конечно, все спрашивают: «Для чего? Для себя, мужчины, зрителей, как для актрисы?» Если не потренировалась, мне кажется, что я как корова. Огромная, неподъемная, которая плохо двигается, трещит, скрипит вся. А когда я легкая, хотя понимаю, что, наверное, никому из окружающих это не заметно, то меня устраивает это мое ощущение от себя. Мне кажется, что я молодая, взбегаю по ступенькам по-другому, встаю иначе, сажусь, что скинула сколько-то граммов.

Фото: кадр из фильма «Самая обаятельная и привлекательная»

– Может, у вас и тренер персональный есть?

Если захочу, он будет. Когда я в поездке, ко мне всегда какой-то тренер прицепится, даже если не надо. Мне в группе легко заниматься, когда ты сливаешься с этой компанией и не замечаешь, как много можешь сделать. А один на один с тренером быстро устаешь, надо посидеть, ему все хочется с тобой поговорить. Дискомфорт у меня возникает. И потом, я уже все знаю, меня научили многому. С группой нравится тренироваться, потому что там молодые в основном, есть, конечно, и старше, но я тянусь за молодыми. Если понимаю, что они могут, а я – нет, у меня начинается паника. Я тоже должна мочь как они. Так что тренер мне не нужен, я все знаю, сама занимаюсь в поездках полтора-два часа. А после ты ходишь как пружина, которую можно сдавить, и она разогнется до неба. Это очень полезное состояние для творчества. Сейчас хочу клуб поменять, поскольку переехала на Таганку, уже присмотрела новый, там тренажеры последнего поколения, бассейн хороший.

– В питании все так же строго, как и с тренировками?

Тут вопрос открытый. Перед спектаклем не ем, и получается, что только завтракаю и ужинаю. А ужинать – это неправильно, особенно так, как мы это делаем, когда от голода просто гибнешь, тебе накрывают стол, и ты съедаешь его весь. Но у меня есть кое-какие свои возможности быстро избавиться от того, что набрала. Я очень хорошо чувствую, когда прибавляю, даже какие-то 500 граммов, они для меня как пять килограммов. Сразу это ощущаю и мимо весов хожу, чтобы не расстраиваться. Но стоит не поесть на ночь, как ты это все сбрасываешь. А когда мне шьют костюмы для спектаклей, прошу, чтобы делали их на размер меньше, и беру на себя задачу скинуть пару килограммов.

– Так всегда было?

– Нет, только в последнее время, когда я поумнела.

– Правду говорят, что принципиально не пользуетесь автомобилем и ходите пешком, чтобы быть в форме?

Люблю ходить, мне это не в тягость, а в радость. Но у меня всегда тяжеленный рюкзак, поэтому легкости в процессе не испытываю. Вот когда куда-то уезжаю, то по морю и 20 километров пройду. Возвращаюсь потом с кровавыми мозолями на ногах, но не могу иначе. Я на пределе, и мне это нравится.

– Ваша последняя фотография как раз с моря, где вы в бикини, наделала в интернете много шума.

Это мой большой друг Стас Садальский выложил, чтобы все меня критиковали и говорили: «Боже, как она ужасна!» Не моя идея. Я не вижу в этом никакого смысла. Показывать свои достижения? Мне достаточно посмотреть в зеркало, и если вижу, что уже себя не устраиваю, то начинаю резко увеличивать вес штанги, гантелей, наклон на дорожке. Час на ней походишь – и достаточно, чтобы сбросить около килограмма. Кардио – это очень круто. Порой идешь, сердце болит, ноет, думаешь: наверное, ты в последний раз здесь, наверное, это сегодня случится, прямо тут на дорожке. По телевизору же все время показывают, что если здесь заколет, то нужно туда бежать, если ниже кольнет – туда-то и на носилки сразу ложиться. Но у меня такая формула: иди, пока идешь. Сейчас живу по этому принципу.

Блицопрос

- Урок, который усвоили с детства…

Никого вокруг не винить.

- Настоящее счастье – это…

Быть нужным.

- Хотите научиться…

Кататься на доске для серфинга по волнам.

- Бессмысленно тратить время на…

Обсуждение чужой жизни.

- Вам поднимает настроение…

Что я еще живу.

Спорим, вы не знали, что… в отличие от своей героини Сусанны в фильме «Самая обаятельная и привлекательная» Татьяна Васильева очень неуверенный в себе человек.

ТАТЬЯНА ВАСИЛЬЕВА

В ТЕАТРЕ

«Помню, как мы с Филиппом стояли за кулисами, оба ждали своего выхода на сцену, и он сказал: «Настя беременна. Уже три месяца». И замер. В ответ я произнесла только одно слово: «Женись...»

В детстве я очень боялась потерять маму с папой. Страх, что они умрут, доходил у меня до какого-то сумасшествия. Они ведь были немолоды, я поздно у них родилась. Родители очень любили друг друга. Папа шел в булочную за хлебом, а мама вставала у окна и ждала.

Если ей казалось, что отец задерживается хоть на несколько минут, она отправлялась его встречать… Когда началась война, мама с моей старшей сестрой Аллой уехали в эвакуацию в Курган, с детским домом. Мама там работала воспитателем. А папа был на фронте, прошел всю войну. Вернувшись в Ленинград, папа устроился слесарем-фрезеровщиком на завод. Родилась я. Мама уже не работала, сидела с нами. Жили мы на одну папину зарплату. Это была даже не нужда, а настоящая бедность. Я колбасу попробовала первый раз, когда уже училась в Москве в институте. Жили в классической питерской коммуналке: длинный коридор, выкрашенные какой-то жуткой краской стены, тусклая лампочка под потолком и огромная кухня, где были столы, столы, столы… На сорок семей. Как ни странно, но в такой обстановке люди умудрялись существовать относительно мирно.

Скандалы возникали из-за мужчин, когда кто-то приходил сильно навеселе. Моя мама была самым активным борцом «за права женщин». Она всегда вступалась за соседку, если видела, что ее обижает муж-пьяница. Потом супруги мирились, а мама на какое-то время становилась их общим врагом. До следующей потасовки, наверное. Мы считались еврейской семьей. Поэтому наши права не то чтобы ущемлялись, но, например, умыться, зайти в туалет могли только в последнюю очередь. Мы не протестовали. Так было заведено, и как-то все мирно шло. Нормально. Занимали друг у друга деньги до зарплаты. Моя мама брала в долг и отдавала вовремя…

- В общем, трудная жизнь, серая…

Я не чувствовала, что мы плохо живем. Потому что вокруг все так жили.

Ведь были и праздники! Например, родители, как могли, старались отмечать наши с Аллой дни рождения. И тогда на столе появлялись сушки, чай с лимоном, ну или без лимона, но с сахаром. А в будни чай с хлебом, иногда с маслом. Самое вкусное лакомство в моем детстве - сливочное масло! Мама приносила его из гастронома. Там 100 граммов, наверное, на всех нас, и зимой оно было очень холодное, замерзшее. Я сидела на лестнице: ждала маму и грелась на батарее. Проходя мимо, она всегда давала мне откусить кусочек. Я его ела, растягивая удовольствие, и думала, что на свете нет ничего лучше этого масла… Поход в баню - тоже праздник. Во всяком случае, событие, выходящее за рамки обыденности. Обязательно отстаивали километровую очередь. Потом мама меня так тщательно мыла, терла мочалкой на неделю вперед, что я непременно падала в обморок.

Фото: Фото из личного архива Татьяны Васильевой

Это происходило каждый раз, никто не пугался. Меня выносили на свежий воздух и приводили в чувство.

- Откуда же у вас появилось желание стать актрисой?

Для меня самой это непонятно. Потому что трудно найти семью более далекую от театра, чем наша. Даже не помню, чтобы в детстве меня водили на какие-то спектакли. В основном я смотрела кино. На «Карнавальную ночь» с Гурченко ходила каждое воскресенье, лет десять подряд, наверное. А потом в нашей квартире у одной соседки появился телевизор. Ничего особо интересного там не показывали - новости, футбол и какой-нибудь балет. Но я к ней приходила, испытывая колоссальное чувство неловкости. Униженно просила разрешения посмотреть передачу и высиживала до упора, пока телевизор не выключался.