Александр иванович герцен. Основные вехи жизни и творчества А

  • 01.04.2019
Автобиографическое сочинение "Былое и думы" Александра Герцена, писателя, философа, публициста, отца русского либерализма, основателя Вольной русской типографии в Лондоне, издателя "Колокола" и просто одного из умнейших людей России, - признанный шедевр мемуарной литературы.

Во второй том вошли части шестая-восьмая романа "Былое и думы", а также "Старые письма" и приложения.

Примечания: И. Белявской, И. Зильберфарба, С. Кана, И. Орлика, И. Твердохлебова, З. Цыпкиной, Я. Эльсберга - к шестой части; И. Белявской, А. Сабурова, И. Твердохлебова, М. Хейфеца - к седьмой части; И. Зильберфарба, И. Твердохлебова, М. Хейфеца, З. Цыпкиной - к восьмой части; К. Богаевской, И. Твердохлебова, Е. Черняк...

Повесть "Доктор Крупов" является блестящим сатирическим памфлетом, направленным не только против самодержавно-крепостнического строя России, но и против буржуазных отношений в Западной Европе, вообще против всей истории эксплуататорского общества.

Сыну Михаила Степановича Столыгина было лет четырнадцать… но с этого начать невозможно; для того чтоб принять участие в сыне, надобно узнать отца, надобно сколько-нибудь узнать почтенное и доблестное семейство Столыгиных...

Александр Иванович Герцен (1812-1870) - писатель, мыслитель, революционер, ученый, публицист, основатель русского бесцензурного книгопечатания, родоначальник политической эмиграции в России - в своем знаменитом романе "Кто виноват?" писал о темах, по-прежнему актуальных и в наше время: положение женщины в браке, свобода чувства, семейные отношения.

Настоящий том содержит пятую часть "Былого и дум" А. И. Герцена, посвященную первым годам жизни писателя за границей.

Настоящий том содержит VI, VII и VIII части "Былого и дум". В томе помещены также другие редакции глав и автоперевод главы "Роберт Оуэн" (ч. VI).

В восьмой том вошли части I-III, посвященные детству, университетским годам и первой ссылке писателя.


В первый том входят произведения Герцена, относящиеся к 1829-1841 годам. Произведения эти отражают идейно-политическое, философское и художественное развитие молодого Герцена.

Настоящее собрание сочинений А. И. Герцена является первым научным изданием литературного и эпистолярного наследия выдающегося деятеля русского освободительного движения, революционного демократа, гениального мыслителя и писателя.
Второй том собрания сочинений А. И. Герцена содержит статьи и фельетоны 1841-1846 годов, написанные до отъезда за границу в 1847 году, а также дневник 1842-1845 годов.

В СССР была создана огромная исследовательская литература о Герцене. Однако она была почти всецело спроецирована на тему его революционности. С точки зрения литературного мастерства творчество Герцена-писателя исследовалось несравненно менее внимательно. Между тем это автор весьма огромного и оригинального писательского таланта.

В юношеские годы он пробовал себя в стихах, но неудачно. Несколько романтических повестей, написанных в конце 1830-х годов («Легенда», «Елена» и др.), также представляют из себя творчески незрелую пробу пера. Первая публикация Герцена — очерк «Гофман» (1836). Но первое опубликованное художественное произведение — повесть «Записки одного молодого человека» (1840 — 1841). Характерен автобиографизм повести: в подтексте это произведение о себе, собственной душе. Опора на лично реально пережитое явно облегчала Герцену творчество и в будущем: ему трудно давался художественный вымысел, сюжеты его немногочисленных повестей и единственного романа негибки. Обычно творчество Герцена характеризуется тем, что, собственно говоря, автор умело уклоняется от сюжета как такового. По сути, для него характерен не сюжет, а та или иная его имитация.

Так, повесть «Доктор Крупов» (1846) стилизована под исследование по психиатрии и даже имеет мистифицирующий подзаголовок «О душевных болезнях вообще и об эпидемическом развитии оных в особенности. Сочинение доктора Крупова» (здесь вымышленный доктор, персонаж нескольких произведений Герцена, доказывает, что люди в массе своей психически больны, ибо весь строй их жизни нелеп. Повесть «Сорока-воровка» (1846) излагает реальную историю из жизни крепостной актрисы Анеты, женщины огромного таланта, которая подвергалась грубым домогательствам со стороны помещика и в виде протеста завела оскорбительный для него «роман» (эту историю Герцен узнал от актера М.С. Щепкина). Наконец, в романе «Кто виноват?» (1846) уже современная критика справедливо увидела «собственно не роман, а ряд биографий...».

Интересно, что данное суждение принадлежит В.Г. Белинскому, который был личным другом Герцена, относясь к нему с максмальной симпатией. В устах Белинского цитированное — констатация стилевой особенности произведений Герцена, а не какой-либо упрек. Одним из первых он понял, что Герцен не прозаик-беллетрист по призванию, а человек творческого дарования особого склада: Белинскому явно казалось, что его друг Герцен — идеальное природное воплощение того типа автора-литератора, который ему хотелось взрастить в натуральной школе. Зорко уловив само резкое своеобразие его таланта, он счел главными в нем опору на реальный жизненный факт, научно-познавательное и художественно-публицистическое начала («передача явлений действительности, «могущество мысли», «ум на первом месте»). Для этого Герцен давал основания своими многочисленными статьями из циклов «Дилетантизм в науке» (1843), «Письма об изучении природы» (1845—1846) и др.

Сам Герцен не оставил применительно к себе определенных оценок в духе антитезы «поэзия — проза». В письме Т.Н. Грановскому от 9 июля 1844 г. он утверждает в порядке самооценки, что его натура «более деятельная, нежели созерцательная» и что в нем нет «глубокого и всегдашнего раздумья поэтических натур». Однако тут Герцен ведет речь всего лишь о том, что он по натуре более практический действователь (будущий революционный организатор), чем кабинетный сочинитель. Зато о натурфилософских сочинениях И. В. Гете, внутренне близких его собственным «Письмам об изучении природы», Герцен отозвался весьма определенно: «Поэт не потерялся в натуралисте, его наука точно так же поэзия жизни, реализма, с таким же пантеистическим характером и с тою же глубиною». Напомним, кстати сходный момент: В. Гумбольдт считал, что прозаическая повесть Гете «Страдания юного Вертера» не в меньшей мере поэзия, чем его стихи.

Автор одной из лучших книг о Герцене Алексей Веселовский (брат академика А. Н. Веселовского) писал: «То, после опыта с «Записками молодого человека», он признает, что «повесть не его удел», что он «должен отказаться от повестей», что «сцены выйдут хороши, но все не имеет выдержанности»,— то считает одним из непреодолимых своих недостатков склонность «беспрестанно сворачивать с дороги», и называет «вводные места своим счастьем и несчастьем...»». Перечисленное Веселовским у Герцена никак не напоминает о ходе мысли ученого или научного публициста, но очень похоже на особенности лирического творчества.

Разумеется, герценовские статьи, «Доктор Крупов», «Былое и думы» и т. д. в жанровом смысле имеют мало общего с поэтическими произведениями. Речь о природой заложенных особенностях творческой личности, как раз обусловивших положение автора заведомо вне устоявшейся системы жанров. Много позже, в серебряный век Вяч. Иванов будет понимать таких авторов, как «художников, не нашедших себе места в художествах». Казалось бы, «художник, не нашедший себе места в художествах»,— фигура, которая заслуживает жалости. Переводя на язык понятий, это художник, в силу внутренних причин неспособный творить в сложившейся системе жанров и художественных условностей, присущих избранному ролу искусства (т. е., например, не умеющий выдержать принципы сюжетосложения и сюжетные «пропорции», принципы композиции и архитектоники, нагромождающий образ на образ вместо приведения их в стройную систему, вообще нарушающий устоявшиеся вкус и меру). Однако в подобных творческих чертах серебряный век видел отражение семантически важных попыток художественного синтеза.

Синтез прозы и поэзии может проявляться весьма многообразно. «Прозаизация» сюжетной поэмы, сохраняющей стиховую фактуру, о которой говорилось выше, — один из вариантов этого явления. В творчестве Герцена синтез прозы и поэзии представлен противоположным образом. Натурфилософские труды Гете, по мнению самого Герцена, такая же поэзия, как его стихи. В них, по его словам, «каждое слово» отличается «художественным глубокомыслием».

Отказ вернуться в Россию, а затем издание Герценом совместно с Огаревым в эмиграции журнала «Полярная звезда» и газеты «Колокол» поставили писателя на родине вне закона. Одновременно его авторитет таинственного изгнанника быстро разросся внутри страны до колоссальных масштабов. Многие литераторы 1860-х годов отправлялись к Герцену за границу, как на своеобразное политическое «паломничество». Но отдавшись практической революционной работе и написанию произведений преимущественно обличительно-пропагандистского характера, Герцен навсегда ушел от художественного творчества как такового — из числа последних его повестей необходимо отмстить «Долг прежде всего» (1847) и «Поврежденный» (1851). Впрочем, в своем тексте любого характера он остается замечательным литературным стилистом.

Алексей Веселовский справедливо писал, что «сокровище Герцена — его слог», отмечая «смелость новообразований, неологизмов (в которой с ним мог сравниться только Салтыков; во Франции таков был, в давнюю пору, один лишь Рабле) и сочетаний, от которых потрясался правоверный синтаксис, тогда как они пленяют и влекут к себе, необыкновенное разнообразие оттенков, от изящной, образной речи до нервной сжатости грудой написанных предложений — все придало слогу невероятную и самобытную мощь. Преклонявшийся перед ним Тургенев заявлял, что «так писать умел он один из русских», и возвращался с увлечением к этой хвале: «язык его, до безумия неправильный, — говорил он, — приводит меня в восторг: живое тело!» Упрек в неправильности, высказанный им в письмах к самому Герцену, сводился к галлицизмам, привитым от долгого житья вне России, он может быть расширен и на другие, не заморские, дерзновенные отклонения от принятых норм. В полноте своего богатого состава этот слог должен быть предметом специальных исследовании».

Уместно добавить, что в силу односторонней сосредоточенности подавляющего большинства советских исследователей Герцена на социально-революционных аспектах его творчества задача исследования художественного слога Герцена, одного из крупнейших русских писателей XIX в., научно актуальна по сей день.

А. И. Герцен — один из классиков художественно-документальной прозы, которую в XIX—XX вв. кроме него успешно сочиняли ЛН. Толстой («Детство Отрочество Юность»), С. Т. Аксаков («Семейная хроника», «Детские годы Багрова-внука»), В Г Короленко («История моего современника»), И А. Бунин («Жизнь Арсеньева») и другие крупнейшие художники Им создан крупнейший из памятников такой прозы — монументальное произведение «Былое и думы», в структуре которого найдено уникальное соотношение общественно-исторического и личного, лирического компонентов, достигнут исключительно высокий уровень словесного мастерства. А И Герцен — один из лучших русских художников слова XIX в.

Сочинение

В сложной обстановке под влиянием философов-материалистов Герцен приходит к выводам о революционных путях развития общества. Своими взглядами он противостоял и западникам и славянофилам. Выступая против устоев крепостничества, славянофилы ратовали за возвращение к допетровскому времени, когда господствовали, по их мнению, мир и согласие между крестьянами, дворянами и царем под общим законом православной церкви. Славянофилы отрицали все, что шло с Запада. И это не случайно. Они боялись, что материалистическая философия, социалистические учения и революционное движение, которые там были развиты, проникнут в Россию и повлияют на ее дальнейшее развитие.

Стремление уберечь страну от капиталистического пути развития, от революции - таковы истинные мотивы их защиты прошлого. «Мы видели в их учении новый елей, помазывающий царя, новую цепь, налагаемую на мысль, новое подчинение совести раболепной византийской церкви» ,- писал Герцен. Славянофилы по многим вопросам сходились с представителями «официальной народности», т. е. представителями защиты самодержавно-крепостнического строя.

В эти годы Герцен находится в дружеских отношениях с Чаадаевым, известным русским мыслителем, предшественником западничества, которому в свое время Пушкин посвятил несколько стихотворений. Герцен познакомился с Чаадаевым еще в 1834 году в доме декабриста М. Ф. Орлова. «Орлов и Чаадаев были для Герцена «библейскими личностями, живыми легендами». Они воплощали в себе живую историю, целую эпоху русского духовного развития.

В 30-е годы в кругах московской интеллигенции широкое распространение получили философские работы Гегеля. Многие представители этого круга ухватились за идею объективной исторической закономерности развития общества. Под воздействием тезиса Гегеля? «все, что действительно,- то разумно» приходили к выводу, что всякие попытки человека изменить общество не приведут к желаемым результатам. Идеи «примирения с действительностью», получившие развитие в это время в работах Белинского и Бакунина, от которых они вскоре откажутся, встретили резкие возражения Герцена. В статьях «Дилетантизм в науке» Герцен выступил против противоречивых представлений о философии, против одностороннего подхода и к философским и к естественным понятиям. Через все статьи проходит мысль об идейном росте человека, о его освобождении от оков самодержавно-крепостнического гнета.

В «Письмах об изучении природы» Герцен решает вопросы об отношении мышления к бытию и о методе научного мышления. В этой работе он отстаивает мысль, что общественная жизнь основывается на борьбе нового со старым, и это новое, прогрессивное должно победить.

В своих работах Герцен показал, что необходимо критически использовать философию Гегеля. Они способствовали развитию материалистических идей в России. Писарев в статье «Памяти Герцена» высоко оценил труд Герцена: «В крепостной России 40-х годов XIX века он сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени. Он усвоил диалектику Гегеля. Он понял, что она представляет из себя «алгебру революции».

В повести «Доктор Крупов» Герцен изобразил отвратительные картины крепостнической действительности, нашедший дальнейшее развитие в «Сороке-воровке». Писатель впервые в русской литературе создает трагический образ женщины, талантливой крепостной актрисы. В этих произведениях со всей остротой ж выразительностью обличается произвол самодержавно-крепостнического строя.

В романе «Кто виноват?», над которым Герцен работал на протяжении шести лет, затронуты многие вопроси, не раз ставившиеся во время дискуссий в дружеском кругу.и в столкновениях с идейными противниками. Проблемы семьи, и брака, положение женщины, проблемы воспитания русской интеллигенции - вот далеко не полный перечень вопросов, в произведении. Роман интересен и по форме. Он состоит как бы из нескольких биографий главных героев: Любоньки-незаконнорожденной дочери помещика Негрова, учителя Дмитрия Круциферского, молодого дворянина Владимира Бельтова. Писатель раскрывает их трагическую судьбу, указывает на причины, которые мешают их счастливой жизни. В конце романа четко вырисовывается ответ на вопрос, поставленный в его названии. Кто же виноват, что гибнут глубокая по своей натуре и запросам Любонька, восторженный идеалист Дмитрий Круциферский, ищущий, но не находящий правильного пути, Владимир Бельтов? Самодержавно-крепостнический строй, тот затхлый мир, в котором находятся герои - таков неизбежный и единственный ответ на поставленный вопрос.

Герцен, создавая образ Владимира Бельтова, «лишнего человека», продолжает традиции Пушкина и Лермонтова. Бельтов - человек ищущий. Его не удовлетворяет служба чиновника. Он хотел бы своим трудом принести наибольшую пользу простым людям. Однако настоящего удовлетворения Бельтов не находит ни в чем. Возвратившись из-за границы, он хочет заняться гражданской деятельностью. Читатель чувствует, что и здесь Бельтов потерпит поражение, ибо он резко отличается от тех, кто при помощи взяток, богатства проходит на выборах в губернское правление. Мечты Бельтова рухнули. Он оказался лишним среди крепостников, развратников и самодуров, в царстве «мертвых душ». Талант, незаурядные способности этого человека, не раскрывшись, гибнут.

Герцен в романе по-новому освещает проблему «лишнего человека». Бельтов имеет немало сходных черт с пушкинским Онегиным и лермонтовским Печориным. Но герой Герцена - новое явление в русской литературе.

В это время умирает отец Герцена, слабое здоровье Натальи Александровны давно требовало лечения, снят и надзор полиции. Все эти причины способствовали тому, что писатель принимает решение покинуть Россию и уехать за границу. После долгих хлопот он получает заграничные паспорта на всю семью и уезжает. Друзья провожали его до границы. «Мы там в последний раз сдвинули стаканы и, рыдая, расстались,- вспоминал писатель.- Был уже вечер, возок заскрипел по снегу… Вы смотрели печально вслед, но не догадывались, что это были похороны и вечная разлука» (IX, 222).

Александр Иванович Герцен навсегда прощался с родной землей. Он ехал с новыми надеждами в Европу, рассчитывая включиться в освободительное движение, которое в те годы ширилось во многих странах.

Герцен направляется в Париж, а затем в Италию. Здесь он видит растущий революционный подъем и очень красочно передает его в своих «Письмах из Франции и Италии». Жизнь Герцена в эти годы полностью была связана с развернувшимися событиями. Им подчинены были яичные чувства и переживания, с ними связана его деятельность писателя-публициста и общественного борца.

В Вольной русской типографии Герцен печатает запрещенные произведения Радищева, Пушкина, Рылеева, Лермонтова, Полежаева, Белинского, Шевченко и др. Он обращается к своим друзьям в России с просьбой присылать новые материалы для типографии. Однако многие уклонились: их пугало вольнолюбивое слово Герцена. Но он упорно продолжал искать новые пути связи с Россией.

В 1853 году Герцен издал сборник своих произведений под названием «Прерванные рассказы Искандера», куда вошли повести «Долг прежде всего», «Доктор Крупов», «Поврежденный», «Мимоездом».

В эти годы Герцен все больше думает о том, как помочь русскому крестьянству, как освободить его от крепостной зависимости. В январе 1863 года вспыхнуло восстание в Варшаве, и писатель-революционер призывает русских солдат поддержать его, помочь польскому народу одержать свободу. Герцен верил, что «Польша и Россия могут рука об руку идти одной дорогой к новой, свободной социальной жизни».

В начале 1870 года Герцен наблюдает за двухсоттысячной демонстрацией парижских рабочих против бонапартистского режима, но он не дожил до великих свершений Парижской коммуны. Простудившись на одном из митингов, Герцен заболевает воспалением легких. 21 января 1870 года он скончался. Сотни людей пришли проводить в последний путь Герцена. У всех у них были маленькие букеты красных иммортелей. С прощальным словом к собравшимся обратился русский публицист Вырубов, Он сказал:

Граждане! Семья Герцена, подчиняясь неоднократно выраженному им желанию, просит не произносить у могилы его речей. Как необычно и, добавлю, тягостно такое немое прощание с человеком, который в рядах европейской демократии был одной из самых выдающихся личностей, но уважим это желание…

Мы пришли сюда отдать последний долг великому гражданину, столько сделавшему для своей родины. Но Россия не облечется в траур по нем; лишь немногие друзья, оставшиеся ему верными, будут носить этот траур в сердцах. Но придет день, и соотечественники его лучше поймут свою историю и вспомнят об этой одинокой могиле. На могильной плите они воздвигнут ему памятник и на нем вырежут слова: «Великому гражданину, великому изгнаннику - Александру Герцену - благодарная Россия». Прах Герцена был перевезен в Ниццу. Похоронен Герцен рядом с женой Натальей Александровной.

1812 (25.III ст. ст.) Рождение А. И. Герцена в доме дяди А. А. Яковлева (ныне Тверской бульвар, д. 25).

1823 Знакомство с Н. П. Огаревым, ставшим самым близким другом на всю жизнь.

1825 Восстание декабристов, казнь Пестеля и его товарищей, которая, по словам Герцена, «окончательно разбудила ребяческий сон моей души».

1826(или 1827) Клятва «отомстить казненных», которую дают А. И. Герцен и Н. П. Огарев на Воробьевых горах.

1829 Поступает на физико-математическое отделение Московского университета.

1830-1831 Публикует переводы и рефераты в журналах «Вестник естественных наук и медицины», «Атеней».

1833 Оканчивает университет.

1834 Арест Герцена по ложному обвинению в распевании «пасквильных» песенок, порочащих царскую фамилию.

1836 В журнале «Телескоп» за подписью Искандер, ставшей основным псевдонимом А. И. Герцена, печатается его первое оригинальное сочинение - очерк «Гофман».

1837 Переезжает во Владимир, где служит в канцелярии губернатора и редактирует «Прибавления к Владимирским губернским ведомостям».

1838 Тайно увозит из Москвы во Владимир кузину Наталью Александровну Захарьину и венчается с ней.

1839 Рождение первенца - сына Александра. Снятие с А. И. Герцена полицейского надзора, приезды в Москву, знакомство с В. Г. Белинским, М. А. Бакуниным, Т. Н. Грановским.

1840 Переезд в Петербург. Публикация в журнале «Отечественные записки» первого художественного произведения - повести «Записки одного молодого человека».

1841 Высылка по повелению царя «за распространение неосновательных слухов» в Новгород.

1842 Выходит в отставку и переезжает в Москву.

1843 В «Отечественных записках» публикуется цикл статей «Дилетантизм в науке».

1845 В «Отечественных записках» публикуются «Письма об изучении природы».

1845-1846 Выходит повесть «Кто виноват?» (начата в 1841 г.).

1846 Смерть отца.

1847 В журнале «Современник» публикуется повесть «Доктор Круцов». Отъезд за границу. Живет в Париже и Риме, где становится свидетелем революционных событий.

1848 В журнале «Современник» публикуется повесть «Сорока-воровка».

1847-1850 А. И. Герцен пишет и публикует в различных европейских изданиях статьи и очерки, составившие затем книги «Письма из Франции и Италии» и «С того берега».

1849-1852 Живет в Швейцарии, затем в Ницце.

1850 Отказ А. И. Герцена выполнить повеление императора Николая I о немедленном возвращении в Россию и приговор Петербургского надворного уголовного суда «подсудимого Герцена, лишив всех прав состояния, признать за вечного изгнанника из пределов Российского государства».

1851 Гибель матери и младшего сына Коли во время кораблекрушения. Выходит книга А. И. Герцена «О развитии революционных идей в России» (на французском и немецком языках).

1852 Смерть жены. Переезд в Лондон. Замысел «Былого, и дум».

1853 Основание Вольной русской типографии.

1854 Публикация будущей второй части «Былого и дум» «Тюрьма и ссылка».

1855-1868 Издание альманаха «Полярная звезда». ,

1857 Женитьба на Н. А. Тучковой-Огаревой.

1857-1867 Издание первой русской революционной газеты «Колокол».

1859 Встреча А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, приехавшего в Лондон для выяснения разногласий идеологов «Современника» с издателем «Колокола».

1863-1864 Восстание в Польше и выступления А. И. Герцена в защиту повстанцев. Участие А. И. Герцена в съезде эмигрантов в Женеве.

1865 Навсегда покидает Англию. Скитается по Европе.

1870 (9.1 ст. ст.) Смерть А. И. Герцена.

Конец 60-х гг. для Герцена — время назревшего нового идеологического перелома. В цикле «К старому товарищу» Герцен полемизирует со своими ближайшими друзьями по революционному лагерю. Конечно, такая полемика возникла не сразу, а после очень долгих колебаний и попыток келейно уладить разногласия, тем более не сразу облеклась в столь суровую, резкую форму.

Разрыв с Бакуниным давно назревал подспудно; конфликты с «молодой эмиграцией» и тщетные усилия охладить пыл Огарева ускорили дело. Оставив в стороне теорию «русского социализма», Герцен обрушил на головы анархистов град реальных доводов, доказывая, какой неисчислимый вред могут принести авантюристические всеразрушительные лозунги, безудержное отрицание без всякой положительной программы, но зато с удивительным презрением к настоящему положению вещей.

Демократическая революция невозможна без трезвого анализа причин и следствий, без глубокого переворота в сознании людей, без твердо поставленного идеала. «Новый водворяющийся порядок должен являться не только мечом рубящим, но и силой хранительной.

Нанося удар старому миру, он не только должен спасти все, что в нем достойно спасения, но оставить на свою судьбу все немешающее, разнообразное, своеобычное. Горе бедному духом и тощему художественным смыслом перевороту, который из всего былого и нажитого сделает скучную мастерскую, которой вся выгода будет состоять в одном пропитании, и только в пропитании».

«К старому товарищу» — произведение итоговое, эпилог, завещание Герцена, вершина его политической публицистики. А полемизирует Герцен-реалист все с тем же идеализмом, только с новой — и, как верно подсказало ему на этот раз политическое чутье, наиболее опасной в современной ситуации — его разновидностью.

В публицистике Герцена нет политического трактата, в котором принципы его философии, сформулированные в «Письмах об изучении природы», нашли бы столь последовательное и точное применение.

Но в то же время цикл «К старому товарищу» не был простым повторением прежних философских штудий; незадолго до смерти Герцену открылся другой берег надежды и спасения, и он проявил высшую политическую мудрость, приветствуя новый лагерь революционных борцов.

В. И. Ленин подчеркивал, что, «разрывая с Бакуниным, Герцен обратил свои взоры не к либерализму, а к Интернационалу, к тому Интернационалу, которым руководил Маркс, — к тому Интернационалу, который начал „собирать полки“ пролетариата, объединять „мир рабочий“, „покидающий мир пользующихся без работы“!».

Уже современники воспринимали Герцена как явление феноменальное, уникальное, пытаясь разгадать тайну герценовского духа, уловить сущность герценовского гения.

«В Герцене заключен весь Михайловский, Герцен дал все основные посылки народничества — на протяжении целых 50 лет русское о<бщест>во не выдумало ни одной мысли, незнакомой этому человеку... Он представляет собою целую область, страну изумительно богатую мыслями», — писал Горький, сам много раз путешествовавший по этой стране, в огромной степени испытавший воздействие мысли Герцена.

Он сказал свое новое, весомое слово в истории, философии, литературе. Как философ он, по словам Ленина, «сумел подняться на такую высоту, что встал в уровень с величайшими мыслителями своего времени». Герцен — первый из русских эмигрантов, сумевший почти единолично организовать мощную и эффективную революционную пропаганду в тысячах километров от России.

Он был как бы полномочным представителем свободной, революционной России на Западе. Он был на революционном европейском Олимпе, но олимпийцем Герцен не был: его открытая, широкая энергичная натура чуждалась замкнутости, национальной и сословной ограниченности.

Воспоминания современников, принадлежащих к различным нациям и сословиям, донесли до нас портрет исключительно живого, блестящего, остроумнейшего человека. Может быть, в Герцене с наибольшей отчетливостью проявилась та черта национального духа, которую Достоевский называл «всеотзывчивостью».

Герцену, действительно, внятно было все, хотя и далеко не все близко. Восприняв лучшие традиции многовековой европейской культуры, он оставался «до конца ногтей», по выражению Г. В. Плеханова, русским человеком и мыслителем — со всеми вытекающими отсюда достоинствами и недостатками.

Герцен нередко ошибался, со страстностью, свойственной его натуре, впадая в преувеличения и крайности, но он умел и честно признавать собственную неправоту, более всего дорожа истиной и научным анализом. Герцен не только чутко прислушивался к подземной работе крота-истории и ставил различные диагнозы больному миру.

Он принимал деятельное участие в «кротовой» работе, сознавая свою личную огромную ответственность перед Россией, Европой, историей. Это остро развитое чувство ответственности в соединении с уникальными качествами Герцена — диалектика и аналитика придали его произведениям универсальный масштаб и необыкновенную глубину.

Захватывает сам процесс герценовской мысли, поучительной и плодотворной, доставляющей, наконец, эстетическое наслаждение даже и в том случае, когда очевидны ошибочность выводов или произвольность аналогий.

«Герцен — это целая стихия, его нужно брать всего целиком с его достоинствами и недостатками, с его пророчествами и ошибками, с его временным и вечным, но не для того, чтобы так целиком возлюбить и воспринять, а для того, чтобы купать свой собственный ум и свое собственное сердце в многоцветных волнах этого кипучего и свежего потока», — образно писал А. В. Луначарский.

Стиль Герцена — смелый и независимый язык человека, считавшего нечестным поступком любую недоговоренность и туманность, неутомимо разоблачавшего словесную демагогию и трескотню, — оказал огромное влияние на русскую литературу и публицистику.

Единственное оправдание своего тяжелого, грустного эмигрантского существования Герцен видел в возможности с другого берега говорить свободно, без цензурных шор и опеки, добираясь до ума и совести соотечественников. «Открытая, вольная речь — великое дело; без вольной речи — нет вольного человека.

Недаром за нее люди дают жизнь, оставляют отечество, бросают достояние. Скрывается только слабое, боящееся, незрелое. „Молчание — знак согласия“, — оно явно выражает отречение, безнадежность, склонение головы, сознанную безвыходность».

Герцен неустанно повторял одну и ту же дорогую ему мысль — научитесь говорить открыто, смело, отрекитесь от вековых привычек холопского словоизвержения, освободите от «крепостного рабства» свой язык. «Пусть язык наш смоет прежде всего следы подобострастия, рабства, подлых оборотов, вахмистрской и барской наглости — и тогда уже начнет поучать ближних».

С такой же настойчивостью Герцен противился нигилистическим попыткам противопоставить слово и дело, остро полемизируя с демагогическими лозунгами анархиста Бакунина. «„Время слова, — говорят они, — прошло, время дела наступило“.

Как будто слово не есть дело? Как будто время слова может пройти? Враги наши никогда не отделяли слова и дела и казнили за слова <...> часто свирепее, чем за дело <...>

Расчленение слова с делом и их натянутое противуположение не вынесет критики, но имеет печальный смысл как признание, что все уяснено и понято, что толковать не о чем, а нужно исполнять». Герцен, «свободным словом вернувшийся на родину», пионер русской вольной прессы, имел высшее право отвечать так твердо и резко Бакунину.

Герцен никогда не мыслил себя в отрыве от традиций русской литературы, в независимом и скорбном духе которой, искупительном смехе, «демоническом начале сарказма» он видел яркие признаки будущего освобождения. Книга Герцена «О развитии революционных идей в России» более чем наполовину представляет собой очерк литературы нового времени.

В русских писателях, по Герцену, с наибольшей очевидностью отразился русский национальный тип со всем разнообразием заключенных в нем возможностей. Ломоносов «был знаменитым типом русского человека»; Пушкин — «наиболее совершенный представитель широты и богатства русской натуры».

Герценовские мысли о литературе и искусстве — очень часто и автооценки, переходящие в исповедь литератора. Они так же важны для верного понимания эстетики и поэтики Герцена, как статьи «Г-н —бов и вопрос об искусстве» и «Гамлет и Дон-Кихот» для уяснения эстетических и мировоззренческих позиций Достоевского и Тургенева.

Герцен был великим реформатором, обновителем русского литературного языка. Он не только мощно влиял как идеолог, формирующий общественное мнение, но и «заражал» современную литературу лексикой и синтаксисом своего «слога».

Язык Герцена поражал яркой индивидуальностью. «Язык его, до безумия неправильный, приводит меня в восторг: „живое тело“», — писал Тургенев Анненкову.

Необычность герценовских словоупотреблений и словосочетаний, деформированный и причудливый синтаксис, смелый метафорический строй образов, обилие неологизмов и галлицизмов, сплав дворянской культуры острословия с «нигилистическим» жаргоном века, научной терминологии и романтически приподнятых сравнений — вот лишь некоторые неотъемлемые революционные черты языка и стиля Герцена.

Бесконечно разнообразны, остры, неожиданны парадоксы, каламбуры, сопоставления, афоризмы Герцена. И почти никогда они не являются у автора самоцелью, внешней блестящей игрой насмешливого ума.

Герцен верен своему призванию «патолога», смело входящего за кулисы и в самые закрытые помещения, свободно относящегося к любым авторитетам. У него поистине не было «бугра почтительности» ни к людям, ни к теориям.

Он с удивительной смелостью и неожиданностью сближает, например, некоторые утилитарно-казарменные тезисы в декретах Гракха Бабефа с указами Петра I и Аракчеева и даже с поклонением Иверской божьей матери, а в языке Базарова обнаруживает специфические черты, внешне родственные интонациям начальника департамента и делопроизводителя.

Герцен стремился, разрушая трафаретные, окостеневшие ассоциации и связи, высвободить латентную силу слова. Поставив его в связь со словами другого, часто очень далекого ряда, Герцен достигал яркого эстетического эффекта.

«Секущее православие», «перемена психического голоса», «нравственный самум», «патриотическая моровая язва», «опыты идолопоклонства», «наркотизм утопий», «диалектический таран», «навуходоносоровский материализм», «добрые квартальные прав человеческих и Петры I свободы, равенства, братства» и многие другие герценовские фразеологические сочетания, емкие и точные формулы — непременный, отличительный признак его умной, иронической и неповторимо образной речи.

Естественно, что определения, сарказмы, остроты Герцена действовали безотказно, прочно войдя в сознание современников и следующих поколений. Так, Л. Толстой любил и часто цитировал герценовское изречение-пророчество: «Чингис-хан с телеграфами, пароходами, железными дорогами».

Оно заняло почетное место в его публицистике. Еще чаще к герценовским определениям и остротам обращался Достоевский: «мясник Рубенс» попал в «Зимние заметки о летних впечатлениях»; «Колумб без Америки» — в романы «Идиот» и «Бесы»; «равенство рабства» вошло в «Бесы» и позднюю публицистику.

Влияние стиля Герцена не ограничивается публицистикой 60-х гг. и народнической литературой. Оно идет значительно дальше, входит в плоть и дух стиля Плеханова, Луначарского и других марксистских философов и публицистов.

Прав был Ю. Тынянов, высказавший предположение, что «на полемический стиль Ленина, несомненно, влиял стиль Герцена, в особенности намеренно вульгаризованный стиль его маленьких статей в „Колоколе“ — с резкими формулами и каламбурными названиями статей».

Популярности и действенности мысли Герцена в очень большой степени способствовало то обстоятельство, что он был писателем, художником мирового масштаба, создателем «Былого и дум» — огромной и величественной фрески, достойно занявшей место в одном ряду с «Человеческой комедией» Бальзака, «Войной и миром» Толстого, «Братьями Карамазовыми» Достоевского.

Велик и многообразен вклад Герцена в развитие русской литературы, аккумулировавшей неисчерпаемое богатство герценовских идей и образов. Художественная мысль Л. Толстого, И. Тургенева, Ф. Достоевского и многих других оттачивалась и совершенствовалась, соприкасаясь с бесконечно разнообразным поэтико-публицистическим миром Герцена.

В полной мере было оценено и его жанровое, стилистическое новаторство. Не только на публицистику и мемуарную литературу, но и на роман, к возможностям которого Герцен относился скептически, и на поэзию обновляюще и одухотворяюще влияла его проза.

Многочисленные идеологические параллели (философия жизни, концепция человека, реальный гуманизм), легко обнаруживаемые при сопоставительном анализе «Писем об изучении природы», «Капризов и раздумья» с «Записками из Мертвого дома», говорят об интенсивном и плодотворном художническом освоении Достоевским ведущих положений герценовской философии.

В других произведениях Достоевского эта связь еще очевиднее. Роман Тургенева «Дым», «Схоластика XIX века» Писарева, «Власть земли» Г. Успенского, публицистика Толстого, «История моего современника» Короленко дают представление о других — наиболее очевидных и значительных — формах адаптации русской литературой подвижной, диалектической мысли Герцена, не утратившей своего действенного, стимулирующего значения и на рубеже XIX и XX вв.: творчество Блока, Горького теснейшим образом связано с идеологией и поэтикой Герцена.

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.