В. П

Кумуляция - циклическое повторение и расширение сюжетных узлов - один из основных приёмов создания сказочного текста, присущий сказкам любого типа, поскольку кумуляцией является любое утроение действия в волшебных или новеллистических сказках, на которые вскользь обращал внимание В.Я. Пропп. Троекратная проверка героем силы с помощью палицы - кумуляция, посещение героем медного, серебряного, золотого дворцов - кумуляция, троекратная битва со змеем - кумуляция, поскольку с каждым разом действие приобретает большую силу, красоту, каждая битва требует от героя больших усилий, нежели предыдущая. Однако, среди коми сказок встречаются такие, в которых кумуляция приобретает смыслообразующее значение. Отсюда и их название - кумулятивные сказки.

В коми фольклористике небольшие цепевидные сказки, героями которых являются животные, птицы, предметы быта, герои-дети, обычно называли детскими сказками. "К детским сказкам мы относим прозаические сказки, прибаутки на сказочные сюжеты и песни-сказки." (Рочев 1979, С.211) В делении на группы традиционно исходили из объёма текста и манеры исполнения: одни сказки напеваются, другие рассказываются. Хотя и в прозаических сказках персонажи сопровождают (поясняют) свои действия повторяющимися песнями.

"Шыр кывтö-катö,

катша кöя пыжöн,

ур бöж зiбйöн,

мой лопта пелысöн,

низь ку парусöн,

кöч ку шапкаöн..."

Мышь плавает,

в лодке из сорочьей грудки,

с шестом из беличьего хвоста,

с веслом из бобрового хвоста,

с парусом из собольей шкурки,

в шапке из заячьей шкуры..."

(Мышь и сорока)

"Нинкöм вежи чипан вылö,

чипан вежи мегö вылö,

мегö вежи тпрутьö вылö,

тпрутьö вежи öшпи вылö.

Мун, бычö, гортö!"

Лапти обменял на курицу,

курицу обменял на барашка,

барашка обменял на телёнка,

телёнка обменял на бычка.

Иди, бычок, домой!

(Старик Нёримö)

К песням-сказкам принято причислять семь основных сюжетов, называемых по основным персонажам: Руй (Стрöй), Дуда, Бобö, Веньö (Леньö), Джыдж, Пан, Кöза. Как по способу нанизывания, так и по содержанию эти песни отличаются друг от друга. Так, в песне "Кöза оз мун тусьла" (Коза не идёт по ягоды), как и в русском оригинале, козу посылают по ягоды, за отказ угрожают послать на неё волка, на волка, за его отказ - человека, на человека - медведя, и т.д. каждый раз повторяя предыдущие строчки, прибавляют к ним ещё строку (a, ab, abc...). Песни "Веньö", "Дуда", "Пан", "Бобö" поют повторяя только предыдущее действие (ab, bc, cd...). Некоторые из песен-сказок построены в форме диалога: исполнитель спрашивает, персонаж отвечает. Персонаж песни "Джыдж" (Стриж) препирается с человеком. Песни такого рода весьма распространены у народов Приуралья и Сибири. "Руй" (букв. Медлительный, Неповоротливый, Ленивый) представляет собой диалог ленивого, бесхозяйственного человека с исполнителем. Руй ищет якобы пропавшую скотину, исполнитель спрашивает: какая у него курица, петух, кошка, овца, собака, баран, свинья, корова, конь. По описанию героя, курица - цвета конопли, петух - с золотым гребнем, кошка налимьей окраски, овца с серебряным руном, собака - золотоглазая, баран - с золотыми рогами, свинья - с золотой щетинкой, корова - с золотыми рогами (комолая), конь - с белой щёткой на ногах. В финале выясняется, что у ленивого персонажа нет не то, чтобы описанных животных, но даже и мыши в старом амбаре, потому что нет у него амбара, нет у него ни дома, ни подворья. В одном из сотен вариантов наиболее популярной у коми детской песни "Бобö", герою задают вопросы, а он отвечает, что был на могиле дяди, принёс хлеба с маслом, положил на порог (скамейку), но хлеб унесла чёрная собака, которую догнала пятнистая собака, которая застряла в изгороди, которую сжёг огонь, который затушила вода, которую выпил бык, которого зарезал топор, который был затуплен бруском, который закинули в крапиву, которую вытоптала сотня кобыл с жеребятами. Перечисление бед завершается неожиданной репликой исполнителя: "слушателю - шлепки от семи кобыльих шкур, а хлеб с маслом мне остался." Песня-сказка "Тэсь поп" (Толоконный поп) также заканчивается шутливой речитативной репликой исполнителя: "Кос нянь бедьсö босьтi, тэсь поплы сёркни плешкас вартi, улльöв зырымыс чеччыштiс. Тэсь поп кулi, озырлуныс мен коли. Кодi кывзiс - из да бус." (Палку из сухаря я взял, толоконного попа в репяной лоб ударил, молочные сопли его выскочили. Толоконный поп умер, а имушество его мне осталось, тому, кто слушал камень да пыль).

Кумулятивные сказки, как наиболее древние, сохраняют дрение слова в именах персонажей, формулах: Ен (бог), Пан (жрец), Пöле-руме (старик-копуша) связаны с мифологическими образами. Множество слов непонятны для современного слушателя и воспринимаются как магические заклинания, каковыми, впрочем, и являются как, например, говорящие имена Руй, Рунь (медлительный, неторопливый, ленивый), Дуда (упрямец) от дудны (упрямиться, упираться), Джу (выемка в ушатах, бочках, в которую вставляют днище; юла), Джи (чижик; маленькая деревяшка для игры)

Интересно, что большая часть не только детских песен, но и сказок о животных, об олицетворённых бытовых предметах, о некоем старике имеют неожиданную, шутливую или наоборот жестокую концовку. "Дуда", "Пан", "Бобö", "Джыдж" завершаются игрой слов. В песне "Коза" волк идёт есть козу, в "Веньö" верёвка идёт душить нытика, в сказках о животных, медведь съедает старика со старухой ("Ош локтö" Медведь идёт). Мышь ("Мышь и сорока"), из грудки случайно сварившейся в котле товарки-сороки, мастерит лодку, затем забирает в неё белку, бобра, соболя, зайца, лису, волка, медведя и съедает их. После чего благополучно тонет вместе с добытыми шкурами. Старик Нёримö обманом меняет лапоть на курицу, курицу - на барана, барана - на телёнка, телёнка - на быка, которого запрягает в сани. Звери, напросившиеся к нему "песню послушать", съедают быка и убегают, оставив Нёримö ни с чем. В сказке "Шыр, чаг, зуд да нюлег" (Мышь, щепка, брусок и рыбий пузырь) персонажи, у которых кончился хлеб, заходят в дом к некоему старику; мышь щекочет ноздри спящего старика, старик бросается к печке, чтобы добыть огня и рассмотреть щекочущего, щепка в устье печи неожиданно загорается и поджигает бороду старика, старик в испуге бросается на улицу, проскальзывается на рыбьем пузыре и падает, брусок бросается с полатей ему на лоб. Щепка сгорает, пузырь размазывается, брусок ломается, всё хозяйство старика остаётся мыши. В сказке о невестках Аньöмакö (Стрекозы или Юлы) невесты находят свою гибель, выполняя хозяйственные работы: соломенную случайно съедает корова, глиняная размокает у колодца, невестка-веник застревает в половицах и ломается при подметании пола, берестяная сгорает при растопке печи, невестка-пузырь лопается со смеху. Иногда желание кому-либо смерти оборачивается на желающего. Так, в сказке "Лиса и мерин", у животных кончаются припасы, жребий быть заколотым падает на мерина; лиса идёт за ножом пана; пан посылает её за бруском к богу; брусок бога тяжёл: чтобы его вынести, нужен бык месяца и погонщик (сын солнца), которого следует напоить молоком зайца; молоко зайца должно быть надоено в осиновый подойник, добытый с помощью медвежьего или бобрового зуба. Лиса добывает бобровый зуб, совершает все действия в обратном порядке, но мерин убегает или убивает лису ударом копыта.

Тем не менее, смерть в сказках воспринимается детьми далеко не столь мрачно, как можно ожидать, поскольку в сказках умирают вещи, животные и старики, которые обречены на умирание. Разумеется, через сказки детям прививали такие необходимые для жизни качества, как трудолюбие, смелость, сметливость, чувство юмора (пусть иногда и чёрного). В отличие от волшебных сказок, накопление богатства в кумулятивных сказках оказывается ненужным, поскольку всё накопленное может в момент исчезнуть (даже с неизбежностью исчезает). Кумулятивные сказки, как современные страшилки, примиряли детей традиционного общества с мыслью о неизбежности смерти и определяли их дальнейшее отношение к бренным вещам, к которым не стоит привязываться, и вечным ценностям.

В каждой науке есть маленькие вопросы, которые, однако, могут иметь большое значение. В фольклористике один из таких вопросов - это вопрос о кумулятивных сказках. Круг проблем, связанных с изучением этих сказок, очень широк. Одна из них - проблема научной классификации и каталогизации произведений народной прозы.

По вопросу о том, какие сказки называть кумулятивными, до сих пор царит разнобой. А. Аарне этого термина не применял. Н. П. Андреев, переводя на русский язык указатель сказочных сюжетов Аарне и дополняя его новыми типами, внес от себя один сводный тип под шифром 2015 (2016, 2018), озаглавив его так; «Кумулятивные (цепные) сказки разного рода». Указано всего три примера, причем ссылок на великорусские сборники нет. Андреев не видел русских кумулятивных сказок. (…)

Указатель Аарне-Томпсона полезен как эмпирический справочник об имеющихся типах сказок. Он переведен на множество языков, и наличие единой международной системы облегчает ориентировку. Вместе с тем, однако, указатель этот определенно вреден, так как внушает путаные и совершенно неправильные представления о характере и составе сказочного репертуара. Совершена элементарная логическая ошибка: рубрики установлены по не исключающим друг друга признакам, вследствие чего получается так называемая перекрестная классификация. Так, например, рубрика сказок о животных выделена по характеру действующих лиц, рубрика волшебных сказок - по характеру повествования, по стилю. В числе волшебных предусмотрены такие сказки, как «сказки о чудесном противнике» и «сказки о чудесном помощнике». Но как быть со сказками, в которых чудесный помощник помогает в борьбе с чудесным противником? Эта ошибка пронизывает собой весь указатель.

Появление в последних изданиях рубрики кумулятивных сказок вносит еще новый принцип: эти сказки выделены не по характеру действующих лиц, они выделены и определены по своей композиции.

Полагаю, что сказки должны определяться и классифицироваться по своим структурным признакам. В книге «Морфология сказки» была сделана попытка выделить по структурным признакам разряд сказок, обычно называемых волшебными. (1) Можно предположить, что принцип определения сказок по структурным признакам может быть положен в основу будущей научной классификации сказок вообще; в этих целях необходимо изучить различные типы сказочных структур. Кумулятивные сказки в последних изданиях каталога Аарне-Томпсона определены именно по характеру их структуры. Здесь нащупан правильный путь, но он только нащупан. Фактически вопрос о том, какие сказки назвать кумулятивными, остается неясным, и этим объясняется, что большое количество кумулятивных сказок рассеяно по другим разделам и наоборот: не все сказки, включенные в разряд кумулятивных, действительно к ним принадлежат. Система Аарне с ее перекрестной классификацией не дает возможности точного и однозначного выделения и определения жанров: попытки переводчиков внести в этот указатель различные коррективы носят компромиссный характер. Здесь нужны не коррективы, нужна по существу новая система классификации, построенная на изучении поэтики сказки.

Раньше чем вплотную подойти к вопросу о каталогизации кумулятивных сказок, надо дать хотя бы предварительное определение того, что под термином кумулятивная сказка будет пониматься. По этому вопросу нет единства и ясности. В указателе Аарне, обработанном Томпсоном, есть термин «кумулятивная сказка», но нет определения того, что под этим подразумевается. Множество кумулятивных сказок, как указано, рассеяно по другим группам (особенно много их в разряде сказок о животных) и напротив: многие сказки, помещенные в раздел кумулятивных, в действительности не являются таковыми. Такое положение отражает неясность этого вопроса в современной фольклористике.

Литература, посвященная кумулятивным сказкам, довольно велика, но общепринятого определения этого понятия нет. (…)

Основной художественный прием этих сказок состоит в каком-либо многократном повторении одних и тех же действий или элементов, пока созданная таким способом цепь не порывается или же не расплетается в обратном убывающем порядке. Простейшим примером кумулятивной сказки может служить русская сказка «Репка» (на содержании которой можно не останавливаться). К этой сказке вполне применимо немецкое обозначение (…) цепные сказки. В целом, однако, это название слишком узкое. Кумулятивные сказки строятся не только по принципу цепи, но и по самым разнообразным формам присоединения, нагромождения или нарастания, которое кончается какой-нибудь веселой катастрофой. (…)

…В разнообразном в своих формах нагромождении и состоит весь интерес и все содержание таких сказок. Они не содержат никаких интересных или содержательных «событий» сюжетного порядка. Наоборот, самые события ничтожны (или начинаются с ничтожных), и ничтожность этих событий иногда стоит в комическом контрасте с чудовищным нарастанием вытекающих из них последствий и с конечной катастрофой (начало: разбилось яичко, конец - сгорает вся деревня).

В первую очередь мы сосредоточим внимание на композиционном принципе этих сказок. Необходимо, однако, обратить внимание и на словесный наряд их, а также на форму и стиль исполнения. В основном можно наметить два разных типа кумулятивных сказок. Одни по образцу английского термина (…) можно назвать формульными. Эти сказки - чистая формула, чистая схема. Все они четко делятся на одинаково оформленные повторяющиеся синтаксические звенья. Все фразы очень коротки и однотипны. Сказки другого типа тоже состоят из одинаковых эпических звеньев, но каждое из этих звеньев может синтаксически оформляться различно и более или менее подробно. Название «формульные» к ним не подходит, хотя они по композиции относятся к кумулятивным. Они рассказываются эпически спокойно, стилем волшебных или других прозаических сказок. Образцом этого вида кумулятивных сказок может служить сказка «Мена». Герой меняет лошадь на корову, корову на свинью и т. д., вплоть до иглы, которую он теряет, так что домой он приходит ни с чем. Эти сказки в отличие от «формульных» можно назвать «эпическими». Композиционный принцип (кумуляция) в обоих случаях один и тот же, и этим объясняется, что иногда «формульная» сказка может рассказываться эпически и наоборот. Но в общем можно все же отметить, что каждый тип тяготеет к той или другой исполнительской технике.

Нужно еще упомянуть, что формульные сказки могут принимать не только стихотворную, но и песенную форму. Такие сказки можно встретить не только в сборниках сказок, но и в сборниках песен. Так, например, в песенном сборнике Шейна «Великорусе в своих песнях, обрядах, обычаях...» (1898) есть песни, композиция и сюжет которых основаны на кумуляции. Их следует включить в указатели кумулятивных сказок. Здесь можно указать, что и «Репка» была записана как песня.

Композиция кумулятивных сказок независимо от форм исполнения чрезвычайно проста. Она слагается из трех частей: из экспозиции, из кумуляции и из финала. Экспозиция чаще всего состоит из какого-нибудь незначительного события или очень обычной в жизни ситуации: дед сажает репку, баба печет колобок, девушка идет на реку выполаскивать швабру, разбивается яичко, мужик нацеливается в зайца и т. д. Такое начало не может быть названо завязкой, так как действие развивается не изнутри, а извне, большей частью совершенно случайно и неожиданно. В этой неожиданности - один из главных художественных эффектов таких сказок. За экспозицией следует цепь (кумуляция). Способов соединения экспозиции с цепью чрезвычайно много. Приведем несколько примеров, не стремясь пока ни к какой систематизации. В упомянутой сказке о репке создание цепи вызвано тем, что репка сидит в земле очень крепко, ее невозможно вытащить, и зовут все новых и новых помощников. В сказке «Терем мухи» муха строит терем или поселяется в какой-нибудь брошенной рукавице или в мертвой голове и т. д. Но вот один за другим в нарастающем порядке величины являются звери и напрашиваются в избушку; сперва вошка, блошка, комар, затем лягушка, мышка, ящерица, далее - заяц, лисица и другие звери. Последним является медведь, который кончает дело тем, что садится на этот терем и всех раздавливает.

В первом случае («Репка») создание цепи мотивировано и внутренне необходимо. Во втором случае («Теремок») никакой логической необходимости в появлении все новых и новых зверей нет. По этому признаку можно бы отличать два вида этих сказок. Преобладает второй - искусство таких сказок не требует никакой логики. Однако для установления видов кумулятивных сказок это различие не имеет существенного значения, и мы его делать не будем.

Принципы; по которым наращивается цепь, чрезвычайно разнообразны. Так, например, в сказке «Петушок подавился» мы имеем ряд отсылок: петушок посылает курочку за водой к реке, река посылает ее предварительно к липе за листом, липа - к девке за нитками, девка - к корове за молоком и т. д., причем никакой логики в том, какие персонажи за какими предметами посылаются, нет: река, например, посылает за листьями и т. д. Логика здесь не нужна, и ее не ищут и не требуют. Другие сказки построены на ряде мен или обменов, причем мена может происходить в нарастающем порядке от худшего к лучшему или, наоборот, в убывающем - от лучшего к худшему. Так, сказка «За курочку уточку» повествует о том, как лиса за якобы пропавшую у нее курочку (которую она сама же съела) требует гусочку, за гусочку - индюшечку и т. д. - вплоть до лошади. Наоборот: в уже упомянутой сказке «Мена» обмен происходит от лучшего к худшему. Мужик, заработав слиток золота, меняет его на лошадь, лошадь на корову, корову на свинью и т. д. вплоть до иголки, которую он теряет, и приходит домой ни с чем. Нарастающий обмен может происходить в действительности или о нем только мечтают. Мужик, прицеливаясь из ружья в зайца, мечтает, как он его продаст, как на вырученные деньги он купит поросенка, потом корову, затем дом, потом женится и т. д. Заяц убегает. В западноевропейской сказке сходно мечтает молочница, неся на голове для продажи кувшин молока. Кувшин она роняет на землю, он разбивается, а вместе с ним разбиваются и все ее мечты.

Целый ряд кумулятивных сказок построен на последовательном появлении каких-нибудь непрошеных гостей или компаньонов. К мужику или бабе в сани напрашиваются заяц, лиса, волк, медведь. Сани ломаются. Сходно: волк просит положить на сани лапу, другую, третью, четвертую. Когда он кладет в сани еще и хвост, сани ломаются. Обратный случай: назойливую козу, занявшую избушку зайчика, не могут выгнать кабан, волк, бык, медведь. Выгоняет ее комар, пчела, еж.

Особый вид представляют собой сказки, построенные на создании цепи из человеческих тел или тел животных. Волки становятся друг на друга, чтобы съесть портного, сидящего на дереве. Портной восклицает: «А нижнему больше всех достанется!». Нижний в страхе выбегает, все падают. Пошехонцы хотят достать воды из колодца. На колодце нет цепи, они вешаются друг за друга. Нижний уже хочет зачерпнуть воды, но верхнему тяжело. Он на миг отпускает руки, чтобы поплевать в них. Все падают в воду.

Наконец, можно выделить особую группу сказок, в которых все новые и новые люди убиваются о пустяках. Разбилось яичко. Дед плачет, бабка воет, присоединяются просвирня, дьячок, дьяк, поп, которые не только подымают вой, но выражают свое отчаяние каким-нибудь нелепым поступком: рвут церковные книги, звонят в колокола и пр. Дело кончается тем, что сгорает церковь или даже вся деревня.

Жалостливая девка идет к реке выполаскивать швабру. Глядя на воду, она рисует себе картину: «Если рожу сына - утонет». К ее плачу присоединяется баба, мать, отец, бабка и т. д. Жених покидает ее.

К кумулятивным сказкам можно причислить и такие, в которых все действие основывается на различных видах комических бесконечных диалогов. Примером может служить сказка «Хорошо да худо». Горох редок уродился - худо, редок да стручист - хорошо и т. д., без особой связи между звеньями.

Обладая совершенно четкой композиционной системой, кумулятивные сказки отличаются от других и своим стилем, своим словесным нарядом, формой своего исполнения. Надо, однако, иметь в виду, что по форме исполнения имеются, как указывалось, два вида этих сказок. Одни рассказываются эпически спокойно и медленно, как и всякие другие сказки. Они могут быть названы кумулятивными только по лежащей в их основе композиции. Такова уже упомянутая нами сказка «Мена», которая обычно относится к новеллистическим, или сказка «За скалочку уточку», в указателях относимая к сказкам о животных. К таким же «эпическим» принадлежат сказки о глиняном пареньке, который все на своем пути съедает, о мечтательной молочнице, о цепи обменов от худшего к лучшему или от лучшего к худшему, упомянутые выше.

Другие сказки обладают типичной только для них и характерной техникой повествования. Нагромождению или наращиванию событий здесь соответствует нагромождение и повторение совершенно одинаковых синтаксических единиц, различающихся лишь обозначением все новых и новых синтаксических субъектов или объектов или других синтаксических элементов.

Присоединение новых звеньев в этих сказках происходит двояко: в одних случаях звенья перечисляются одно за другим по очереди. Другой тип присоединения сложнее: при присоединении каждого нового звена повторяются все предыдущие. В качестве примера такого типа может служить сказка «Терем мухи». Каждый новоприбывший спрашивает: «Терем-теремок, кто в тереме живет?» Отвечающий перечисляет всех пришедших, т. е. сперва одного, потом двух, потом трех и т. д. В этом повторении и состоят основная прелесть этих сказок. Весь смысл их-в красочном, художественном исполнении. Так, в данном случае каждый зверь характеризуется каким-нибудь метким словом или несколькими словами, обычно в рифму (вошь-поползуха, блоха-попрядуха, мыш-ка-норышка, мушечка-тютюрушечка, ящерка-шерошерочка, лягушка-квакушка и т. д.). Исполнение их требует величайшего мастерства. По исполнению они иногда приближаются к скороговоркам, иногда поются. Весь интерес их - это интерес к колоритному слову как таковому. Нагромождение слов интересно только тогда, когда и слова сами по себе интересны. Поэтому такие сказки тяготеют к рифме, стихам, консонансам и ассонансам, и в этом стремлении исполнители не останавливаются перед смелыми новообразованиями. Так, заяц назван «на горе увертыш» или «на поле сверстень», лисица - «везде поскокишь», мышь - «из-за угла хлыстень» и т. д. Все эти слова - смелые и колоритные новообразования, которые мы тщетно будем искать в русско-иностранных словарях.

Такая словесная колоритность этих сказок делает их излюбленным развлечением детей, которые так любят новые, острые и яркие словечки, скороговорки и т. д. Европейские кумулятивные сказки с полным правом могут быть названы детским жанром по преимуществу.

Кумулятивными можно назвать только такие сказки, композиция которых сплошь основана на обрисованном принципе кумуляции. Наряду с этим кумуляция может входить как вставной эпизод или элемент в сказки любых других композиционных систем. Так, например, элемент кумуляции имеется в сказке о царевне Несмеяне, где пастух смешит царевну тем, что магическими средствами заставляет прилипать Друг к Другу все новых и новых животных и людей, образующих целую цепь.

Мы не будем решать здесь проблему кумулятивных сказок исторически. Раньше чем делать такую попытку, необходимо дать научное описание материала не в пределах одной народности, а в пределах всего существующего международного репертуара. Следует подчеркнуть, что точное описание есть первая ступень исторического изучения и что пока не будет дано систематического научного описания жанра, не может быть поставлен вопрос об историческом и идеологическом изучении. Предсказывать способы и пути исторического изучения этих сказок мы здесь не будем. Такое изучение может быть только межсюжетным и международным. Изолированное изучение отдельных сюжетов или групп их к надежным общим результатам не приведет. Затронув вопрос о форме исполнения этих сказок, надо еще оговорить, что часть кумулятивных сказок рифмуется, иногда поется. Некоторые случаи с равным правом могут быть рассмотрены (и рассматриваются как исполнителями, так и собирателями) либо как песни и фигурируют в соответствующих сборниках, либо как сказки.

Сейчас, когда не сделана опись кумулятивных сказок, а часто они даже не осознаны как особый разряд, проблематика кумулятивных сказок не может быть разрешена с достаточной полнотой. Принцип кумуляции ощущается нами как реликтовый. Современный образованный читатель, правда, с удовольствием прочтет или прослушает ряд таких сказок, восхищаясь, главным образом, словесной тканью этих произведений, но эти сказки уже не соответствуют нашим формам сознания и художественного творчества. Они - продукт каких-то более ранних форм сознания. Мы в этих повествованиях имеем некоторое расположение явлений в ряд. Подробное международное историческое изучение этих сказок должно будет вскрыть, какие именно ряды здесь имеются и какие логические процессы им соответствуют. Примитивное мышление не знает времени и пространства как продукта абстракции, как оно вообще не знает обобщений. Оно знает только эмпирическое расстояние в пространстве и эмпирический отрезок времени, измеряемый действиями. Пространство и в жизни, и в фантазии преодолевается не от начального звена непосредственно к конечному, а через конкретные реально данные посредствующие звенья: так ходят слепые, перебираясь от предмета к предмету. Нанизывание есть не только художественный прием, но и форма мышления вообще, сказывающаяся не только в фольклоре, но и на явлениях языка. Но вместе с тем сказка показывает уже и некоторое преодоление этой стадии. Эти сказки у нас - удел детей, новых типов не создается. Искусство их рассказывания закономерно приходит в забвение и упадок, уступая место новым, более соответствующим современности формам повествования.

Примечания.

1. В. Пропп. Морфология сказки, Л. 1928; изд. 2-е. М., 1969.

Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Глава 1. Предпосылки.

Что значит конкретно исследовать сказку, с чего начать? Если мы ограничимся сопоставлением сказок друг с другом, мы останемся в рамках компаративизма. Мы хотим расширить рамки изучения и найти историческую базу, вызвавшую к жизни волшебную сказку. Такова задача исследования исторических корней волшебной сказки, сформулированная пока в самых общих чертах.

(…) Мы хотим исследовать, каким явлениям (а не событиям) исторического прошлого соответствует русская сказка и в какой степени оно ее действительно обусловливает и вызывает. Другими словами, наша цель - выяснить источники волшебной сказки в исторической действительности. Изучение генезиса явления еще не есть изучение истории этого явления. Изучение истории не может быть произведено сразу - это дело долгих лет, дело не одного лица, это дело поколений, дело зарождающейся у нас марксистской фольклористики. Изучение генезиса есть первый шаг в этом направлении. Таков основной вопрос, поставленный в этой работе.

2. Значение предпосылок.

(…) Здесь следовало бы дать критический очерк истории изучения сказки. Мы этого делать не будем. История изучения сказки излагалась не раз, и нам нет необходимости перечислять труды. Но если спросить себя, почему до сих пор нет вполне прочных и всеми признанных результатов, то мы увидим, что часто это происходит именно оттого, что авторы исходят из ложных предпосылок.

Так называемая мифологическая школа исходила из предпосылки, что внешнее сходство двух явлений, внешняя аналогия их свидетельствует об их исторической связи. Так, если герой растет не по дням, а по часам, то быстрый рост героя якобы отряжает быстрый рост солнца, взошедшего на горизонте (Frobenius 1898, 242). Во-первых, однако, солнце для глаз не увеличивается, а уменьшается, во-вторых же, аналогия не то же самое, что историческая связь.

Одной из предпосылок так называемой финской школы было предположение, что формы, встречающиеся чаще других, вместе с тем присущи исконной форме сюжета. Не говоря уже о том, что теория архетипов сюжета сама требует доказательств, мы будем иметь случай неоднократно убеждаться, что самые архаические формы встречаются как раз очень редко, и что они часто вытеснены новыми, получившими всеобщее распространение (Никифоров 1926).

(…) Для нас же отсюда вытекает следствие, что нужно тщательно проверить свои предпосылки до начала исследования.

Большой группой культово-анимистических произведений, примыкающих к звериного эпоса, есть кумулятивные сказки (от лат. cumulatio - увеличение, накопления, cumulare накапливать, усиливать). Композиционно-структурными признаками они отличаются от сказок других типов, что дает основание выделять их в отдельную группу. Кумулятивные сказки строятся на многократном повторе одного звена, с помощью чего происходит накопление: выстраивается цепь, последовательный ряд встреч или отсылок, обменов и т.д. Цепь, созданный в результате повторения одних и тех же действий или элементов, в конце обрывается или распутывается в обратном порядке.

Генетически эти произведения достигают глубокой древности и, по мнению исследователей, родом из заговоров, в которых они сходны по своей структуре: «Композиционная логика заговоров - это логика кумулятивной сказки. Как предполагают историки культуры, структурная общность кумулятивной сказки и формул-заклинаний - следствие их генетической общности. А генетически и те, и другие берут начало из наиболее раннего, докомпозиційного восприятия и изображения мира». Такая алогичность текстов возникает из-за отсутствия в мышлении и понимании древнего человека причинности и наслідко-ности. Здесь есть только сосуществование явлений в пространстве бытия.

В кумулятивных сказках нет описания событий сюжетного порядке (сюжет, как таковой, вообще отсутствует). Наоборот, все незначительные события, неважные, поэтому создается комический контраст с непомерным их нарастанием или неожиданной концовкой. В таком накоплении и заключается интерес сказки.

В. Пропп определяет два осносних виды кумулятивных сказок: 1) цепные (от нем. Kettenmdrchen) или формульные (от англ. formulatales) и 2) эпические. Но и в рамках двух групп можно выделить некоторые их разновидности.

Украинский народный эпос очень богат кумулятивные сказки всех типов с различными видами кумуляции.

Цепные (формульные) или надоедливые сказки, очевидно, самые древние по происхождению, ближайшие к заговорам, и сохраняют связь с древней системой взглядов. Такими являются произведения «Как курочка петушка оживила» (или «Петушок и курочка»). Завязка рассказа в том, что курочка наталкивается на мертвого петушка и бежит по воду, чтобы его оживить. И море не дает воды, а требует клову; курочка просит клову в вепря, а тот требует листу... Тогда курочка идет к липы за письмом к дубу за желудем, к коровы за маслом, к девушке за сеном, к купцу за венком для девушки и т. д. Каждый раз повторяется сказочный зачин:

Ой, у поле, да на горе кур лежит, кур

Да и не дышит, крылышками, лапками не колышет.

При этом каждый новый герой переспрашивает, для чего курочке вещь, которой она просит, а ее ответ каждый раз увеличивается, образуя цепь:

Купчая, купчая, дай венок. - Липе дать.

Зачем венок? - Зачем липе?

Девке дать. - Листу даст.

Зачем девке? - Зачем листу?

Сена даст. - Вепру дать.

Зачем сена? - Зачем вепру?

Корове дать. - Клову даст.

Зачем корове? - Зачем клову?

Масло даст. - Морю дать.

Зачем масла? - Зачем морю?

Дуба дать. - Воды даст.

Зачем дубу? - Зачем воды?

Жолудь даст. - Куру дать...

Зачем желудь?

Тогда купец дает венок, и эта цепочка разворачивается в обратном направлении, курочка водой поливает петушка, «А он тогда «ку-куріку! кукуріку, кукуріку-у-у!»

Подобными в композиционном плане есть ряд вариантов сказки «Воробышек и бадилинка». Тут воробей просит бадилинку, чтобы его поколисала, а она отказывается. Он зовет козу есть бадилинку, коза спрашивается «Зачем?», услышав ответ, говорит «Не хочу». Тогда воробей идет к волку, чтобы тот съел козу; к стрельцу, чтобы застрелил волка; к огню, чтобы сжег стрелка; к воде, чтобы залила огонь; к предпочел, чтобы выпили воду; к бревну, чтобы забила волов; к червей, чтобы точили колоду. Разговор между воробьем и каждым следующим персонажем накапливается в виде цепочки. В конце - «черви к колодкам, колодки к волам, волы до воды, вода к огню, огонь стрельца, стрелец к волка, волк к козы, коза к бадилинки! А бадилинка воробья-молодца лю-лю-лю-лю!»

Конец таких сказок неожиданный, необоснован: не объясняется, почему все отказывают главному персонажу, лишь кто-то один без колебаний выполняет его просьбу, и сказка завершается. В таких произведениях основой повествования является диалог, который строится из коротких и однотипных фраз. Часто этот диалог комический. В нем один из героев задает однотипные вопросы; или дает очередные ответы типа: «Это хорошо», «А это плохо» (иногда разговор приобретает формы ускорение):

Мы полезли рвать вишни. - Но из него торчали вилы.

Это хорошо. - А это плохо.

Но ветка сломалась. - Но мы на вилы не упали.

А это плохо. - Это хорошо.

Но под деревом был стог сена. - Но мы и на стог не упали.

Это хорошо. - А это плохо...

Основными мотивами таких произведений является многократное перепитування, пересчет, отсылки, ряд встреч или разговоров и т.д. Композиция кумулятивных сказок состоит из экспозиции, кумуляции и окончания (развязки). Потеряв роль заговоры, эти рассказы переходят в ранг сказок, а впоследствии в детский жанр надоедливых сказок-небылиц.

Эпические кумулятивные сказки это - группа произведений с подобными типами кумуляции, при котором одинаковые звена или присоединяются друг к другу, перечислюючись подряд, или каждый раз дополняют уже существующий цепь. Отличие этого подтипа кумулятивных сказок от предыдущего заключается в более выраженном эпическом началі. их композиция не сложнее, чем в первом случае, но больше обращается внимания на эпические связи между звеньями цепи. Благодаря этому эпические кумулятивные сказки значительно длиннее, выполняются оповідним тоном, часто с замедлением повествования. Экспозиция таких произведений более широкая (например, в сказке «Колобок» описывается нищета деда с бабой, как баба с последнего муки печет колобок). Как и в цепных, в этих сказках распространенный мотив последовательных встреч главного персонажа: колобок, сбежав от деда с бабкой, встречается с зайцем, волком, медведем, лисой. В этих встречах наблюдается определенная градация. Эпического характера приобретают связи между звеньями: «Вот катится себе колобок по лесу и катится. Здесь ему навстречу заяц...».

Мотивами, часто встречающихся в кумулятивных сказках этого типа, являются:

Один за одного, наступание друг на друга («Репка»);

Напрошування в жилье («Конская голова», «Медведь и жители лошадиной головы», «Перчатка», «Звери в перчатке», «Теремок»);

Выманивание из дома («Коза-дереза», «Коза в заячьему доме», «Коза ярая полбока драная», «Кот и петушок»).

В отличие от произведений первого типа, эпические кумулятивные сказки, как правило, заканчиваются неожиданно, моментально: репку вырывают, коза-дереза уходит в далекий лес, лисичка зїдає колобка, медведь садится на лошадиную голову и роздушує всех животных. Лишь отдельные сказки заканчиваются так же, как цепные. К ним относим сочинения типа «Как человек вола продавал»: человек идет на рынок продавать вола, по дороге меняет его на корову, корову - на теленка, теленок - на овцу, овцу - на козу, козу - на индюка, индюка - на гуся, гуся - на утку, утку - на курицу, курицу - на шило, шило - на иглу, которую губит в сене. Подобной есть и сказка о кузнеце, который из железа должен сделать плуг, который ему не удался, потому что часть железа сгорела; из того, что осталось, мастер пытается выковать косу, потом - лопату, серп, сапа, чем, иглу, которую бросает в воду, слышит «пшик» и остается ни с чем. Эпичность этих сказок усиливается разговорами между мужем, что идет на рынок, и людьми, которых он встречает, или кузнеца с его заказчиком.

Распространенным типом эпических кумулятивных сказок есть произведения, в которых накопление от лучшего к худшему (от меньшего к большему) или наоборот происходит в воображении или мечтах главного персонажа. Один из примеров - «Сказка о Маланку»: девушка, которая несла на продажу молоко представляла, как за вырученные деньги купить цыплят, будет продавать куры и яйца, заведется хозяйством, построит большой дом и быстро разбогатеет. Концовка, как всегда, неожиданная: «Как подскочила Маланка, а молоко хлюп зо збанка». Такие произведения относятся к эпических, поскольку выполняются размеренным оповідним тоном.

Сохрани - » Кумулятивные сказки . Появился готов произведение.

Комулятивные сказки.

Не очень обширный вид сказок, который обладает специфическими композиционными и стилевыми особенностями. По данным Проппа (русская сказка) в русском сказочном репертуаре можно насчитать около 20 разных типов кумулятивных сказок.

Основной их композиционный прием состоит в многократном,нарастающем повторении одних и тех же действий, пока созданная цепь не обрывается или же не расплетается в обратном, убывающем, порядке. Простейший пример- «Репка» кроме принципа цепи возможны и др принципы нарастания, ведущего к внезапной комической катастрофе. Отсюда и название: comulare- нагромождать,увеличивать.

В нагромождении и состоит весь интерес сказок: в них нет интересных сюжетных событий,наоборот событие ничтожно,и эта ничтожность всегда в комическом контрасте, ибо влечет за собой катастрофу. Разбилось яичко- горит вся деревня.

Композиция проста:

Экспозиция. Состоит из обычного события или жизн ситуации. Разбивается яичко. Баба печет колобок. Не назвать даже завязкой, ибо не видно, откуда развивается действие. Оно развивается неожиданно, и в этом весь эффект. Способы соединения цепи с композицией достаточно разные. Репка и Теремок. В первом случае цепь мотивированна, во втором- необходимости в приходе новых зверей нет.

Принципы, по кот наращивается цепь, тоже очень разные. Отсылка, пожирания (глиняный паренек), угроза пожирания (колобок), ряд обменов(за курочку уточку), последовательное появление непрошеных гостей(теремок), создание цепи из человеческих тел или тел животных(репка)

Также к кумулятивным относятся сказки, построенные на различных видах комических, бесконечных диалогов.

Два стиля кумулятивных сказок:

1.Одни рассказываются эпически, спокойно, медленно, как и всякие другие сказки.

2.нагромождению и нарастанию способствует нагромождение слов. Их называют формульными

Вся прелесть этих сказок в повторениях. Весь их смысл в красочном исполнении. Оно требует мастерства: иногда приближается к скороговоркам, иногда сказки поются. Эти особенности делают их любимыми детьмиJдетским жанром.

Сказки о животных.

Сказки волшебные и кумулятивные выделены по принципу структуры. Сказки о животных- по действующим лицам.

Вообще все спорно, ибо сказки о животных могут быть отнесены и к кумулятивным(за курочку уточку), и к волшебным(волк и семеро козлят) в некоторых случаях.

Сказки о животных условны еще и потому,что животные и человек взаимозаменяемы. «кот,петух и лиса» такое же начало, как в сказке «баба-яга и жихарь»

Под сказками о животных будут подразумеваться такие сказки, в кот животное является основным объектом или субъектом повествования. Есть сказки, где присутствуют и животные, и люди. Но нужно различать, кто из героев в центре повествования, а кто второстепенен. Лиса, ворующая рыбу, а не мужик. Волк у проруби, а не бабы.

Нужно помнить, что такие сказки имеют мало общего с действительностью, т.е они не отображают природных повадок животных. Животные- условные носители действия. Сказки о животных должны быть признаны фантастическими.

Русская сказка о животных отличается не только самобытностью репертуара,но и особым характером. Наши звери живут в берлогах и не в такой степени отражают быт человека, как западные. Производят впечатление большей непосредственности.

В сказках о животных не установлено единства композиции: они разнообразны. Они строятся на элементарных действиях. (вредный совет)

Изучение композиции обнаруживает два типа сказок:

Законченные,цельные, с определенной завязкой, развитием и развязкой. Они представляют собой сказочные типы в общепринятом смысле этого слова. Лиса и журавль.

Большинство же не обладает сюжетной самостоятельностью.

Есть сюжеты, кот никогда не рассказываются отдельно. Лиса и волк с прорубями. Эта соединяемость- внутренний признак животного эпоса, не присущий иным жанрам.

Домашние животные- нечастые герои сказок. Если они появляются, то в соединении с лесными, а не как самостоятельные персонажи. Это позволяет предположить древнее происхождение сказок о животных. Пропп(русская сказка)

ВОПРОС 22. общая характеристика устного несказочной прозы. Понятие устного нарратива.

Меморат- быличка

Фабулат- предание, бывальщина

свидетельство

Термином «фольклорная несказочная проза» обозначается широкий круг устных рассказов, в англоязычной научной традиции называемых legends. Это предания, легенды и мифологические рассказы, а также такие специфические повествовательные жанры как рассказы о снах, скептические истории (disbelief stories), современные городские легенды.

Произведения фольклорной несказочной прозы, с точки зрения народа, важны как источник информации, а в отдельных случаях как назидание и предостережение.Следовательно познавательная и дидактическая функции преобладают над художественной.

Несказочная проза отличается от сказок: ее произведения приурочены к реальному времени и местности,и лицам. Для несказочной прозы характерны невыделенность из потока обыденной речи, отсутствие специальных канонов.. в целом свойственна стилистическая форма эпического повествования о достоверном: старики говорили… моя мама рассказывала…вот в нашей деревне у одной женщины…

Важный признак несказочной прозы-сюжет, содержание. Обычно сюжеты одномотивные, рассказаны могут быть как сжато, так и подробно.

Жанры: предания, легенды, былички и бывальщины. Проблема разграничения жанров сложная. Гибкость произведений. Размытость жанровых границ приводила к взаимодействиям со сказками и между собой. Один и тот же сюжет мог принимать разные формы, выступая в виде былички, легенды, предания или сказки. Неслучайно они часто публиковались в сборниках со сказками.

На сегодняшний день в фольклористке действует общепризнанная система жанров несказочной прозы, сохраняющая в своей основе тематический принцип. В ней выделяются следующие тематические (жанровые) группы: легенда, предание, быличка, бывальщина, сказ, слухи и толки. Веселова.

Сближение народной несказочной прозы и детских страшных историй не случайно. И те, и другие сформировались "под влиянием представлений о взаимопроницаемости двух миров, "того", параллельного, <…> и "этого", населенного людьми, которым также при определенных условиях удается преодолеть границы иного мира и даже возвратиться из него. Причем эманациями мифического существа, заключающего в себе магическую и некую энергетическую силу, или же знаками-символами его локуса могут служить в "этом" мире вполне материальные вещи, содержащие в себе, однако, ту или иную духовную субстанцию" [Криничная

Понятие устного нарратива.

Нарратив - история (рассказ), исторически и культурно обоснованная интерпретация некоторого аспекта мира с позиции некоторой человеческой личности

устный нарратив-рассказ от первого лица о событиях, произошедших с самим рассказчиком или с кем-либо из его знакомых (personal experience stories, или истории личного опыта), выполненный для определенной аудитории., подобные рассказы являются одной из самых распространенных форм вербальной межличностной коммуникации, встречающейся на самых разнообразных уровнях общения, в самых разнообразных ситуациях.

И.С. Веселова.

Устный рассказ рассматривается как совокупность трех компонентов. Во-первых, как материальный объект - вербальный текст, имеющий начало и конец, внутреннюю структуру. Во-вторых, как акт межличностного общения (рассказчик и слушатель со своими целями и задачами). В-третьих, как информация (знание), транслируемая собеседнику.

Устный рассказ представляет собой вербальную форму трансляции общего знания, т.е. фольклорное по своей природе высказывание. Будучи фольклорным текстом, он отвечает таким качествам как повторяемость, вариативность и безавторство.

Повторяемость устных рассказов несомненна. Преамбулой текстов служит отсылки к его регулярному воспроизведению: "Мне мама рассказывал…", "Дедушка говорил…", "Мы любим вспоминать.." и пр. Таким образом, судя по этим ссылкам, даже при отсутствии материальных фиксаций одного и того же текста в разных ситуациях, можно говорить о его повторяемости.

Вариативность текста есть следствие спонтанного его воспроизведения. На изменение текста реагируют осведомленные слушатели: "В прошлый раз ты не так рассказывал…", "А ты помнишь, там еще …" и пр. Вариативность прослеживается при наличии записей устной беседы и письменных текстов (в мемуарах, письмах).

Единицей, которой оперируют все определения нарративов, является событие. Как уже говорилось, событием называется любое нарушение нормального течения жизни ("событие есть пересечение семантической границы" - Ю.М. Лотман). Для устного рассказа характерно неразличение события жизни и события текста, поскольку текст присвоил себе право называть событие событием. "Пока происшедшее не получило названия, оно не может быть идентифицировано как событие" . Поскольку понятие события тесно связано с нормой, оно социально. В зависимости от того, каков характер нормы социума, событиями в нем будут считаться совершенно разные происшествия, и идентифицироваться тоже будут по-разному. Так, атеист не заметит капли влаги на иконе, а для верующего мироточение будет событием, называемое "чудом".

Следующим этапом формирования устного рассказа является связывание событий в сюжет. Одним событиям придается в тексте значение начала (завязки), другим - финала сюжета. Концепт сюжета в нарратологии связан с фигурой героя. Цели, задачи и желания, потребности героя оформляют начало повествования, а их реализации/нереализация составляет его финал. Недостача и ее восполнение - вот начальная и конечная точка движения героя. Героецентричность лежит в основе классических определений сюжета (В.Б. Шкловский, Б.М. Эйхенбаум, Ю.М. Лотман). В то же время большая часть устных рассказов отличается пассивностью человека, события в них происходят вне воли человека. Человеку, в лучшем случае, предназначена роль интерпретатора. Таким образом, выделяются сюжеты с активным героем и сюжеты с пассивным героем (основным персонажем). В текстах с пассивным героем современных устных рассказов движение сюжета связано со способом интерпретации событий, выстраиванием их в причинно-следственные отношения. Человек обращает внимание на событие, нарушающее течение обычной жизни. Случайное нарушает равновесие мироустройства, восстановить которое можно объяснив его, т.е. придав статус закономерного. Таким образом, имеющемуся финалу подбирается в прошлом причина (завязка).

1. К причинно-следственным относятся тексты с пассивным героем, ретроспективно связывающие события: от финального события-следствия к инициальному событию-причине.

2. "Неоконченные" нарративы - тексты по своей структуре, связанные с причинно-следственными: имеется событие, чреватое интерпретацией, но следствие или причина лишь подразумеваются. Эти тексты могут быть свернутым в формулу "напоминанием" о легенде или предании (этиологические формулы) - тогда опускается причина

3. Повествования с активным героем построены по классической сюжетной схеме, основанной на действиях героя, преодолевающего "семантическую границу" (этот способ связывания событий в дальнейшем называется "героецентрическим"). Основную конструктивную задачу выполняет семантически пограничная ситуация. Поскольку действующим лицом является человек, то и события располагаются в сфере "юрисдикции" человека: на-пример, этического выбора или преодоления социальных, идеологических, бюрократических преград. Подобные сюжеты ориентированы на литературу и склонны к домыслу: это - исторические предания, близкие к историческому анекдоту, байки.

Связкой в устных рассказах с активным героем является герой-действователь. Он нарушает, по определению Ю.М. Лотмана, семантическую границу, разделяющую пространство текста на два семантических подпространства. В классических фольклорных текстах это определение имеет прямое значение: пространство текста действительно делится на чистое и нечистое, свое и чужое. В текстах современных баек и исторических преданий, семантическое пространство имеет метафорическое значение. Граница чаще лежит не в реальных пространственных координатах, а в области этических или культурных императивов.

В причинно-следственных текстах сюжетной связкой событий служит способ интерпретации, мировоззренческая установка рассказчика. Его основой может быть этическое правило, представление о причине появления каких-либо объектов действительности - этиология, верования и приметы и пр. Связка фокусирует семантическое значение рассказа. Жанровый регистр рассказа зависит от характера связки. Вера в Божественное провидение и промысл интерпретируют события в чудесах, представление о существовании иных миров - рассказы об НЛО, полтергейсте и пр., вера в ведьм - истории о сглазе и порче

Ситуация рассказывания . Рассказывание историй происходит во время разговора, или налаженного "коммуникативного коридора" (термин С.Б. Адоньевой). Рассказывание вообще, а тем более рассказывание фольклорных историй, есть не только сообщение информации, но и манифестация своего жизненного credo. Обмен рассказами демонстрирует высокую степень открытости собеседников. Разнообразным ситуациям межличностной коммуникации (семьи, молодежной "тусовки", встречи одноклассников, распития пива в пятницу вечером и пр.) соответствуют специфические темы разговоров и репертуар нарративов.

Роли участников (ведущий, поучающий, внимающий) зависят от половозрастного и социального статуса собеседников.

На всех уровнях анализа были выявлены дифференциальные признаки текстов:

по характеру действователя - с активным и пассивным героем,

по способу связывания событий в тексте - причинно-следственные, "героецентрические",

по характеру сюжетной связки - этической, мифологической, религиозной,

по дейктической направленности пространственно-временных отношений текста - личный и общественный хронотоп,

по степени достоверности текста - строгой достоверности, нестрогой достоверности,

набору функций,

которые в совокупности использовались в определении отдельных жанровых комплексов устных рассказов. При этом под "жанром" понимается не только тематическая или стилистическая общность текстов, но группа текстов, объединенная общностью синтагматических, семантических и прагматических характеристик (что, как и зачем). Таким образом, в результате диссертационного исследования стало возможным более четко определить отдельные жанровые комплексы (в качестве обозначений этих комплексов употреблены уже устоявшиеся в фольклористике термины).

Былички (мифологические рассказы) - тексты причинно-следственного типа с мифологической сюжетной связкой, личным хронотопом, строгой или нестрогой достоверности, со следующим возможным набором функций: идентификационной, дидактической, регулятивной, ориентационной, психотерапевтической.

Предания - тексты причинно-следственного типа с мифологической или этической сюжетной связкой, общественным хронотопом, строгой или нестрогой достоверности с возможными функциями: идентификационной, дидактической, регулятивной, ориентационной, информационной.

Чудеса (легенды) - тексты причинно-следственного типа сюжета с религиозной (христианской) сюжетной связкой, личным или общественным хронотопом, предпочтительно строгой достоверности, с идентификационной, дидактической, регулятивной, ориентационной, психотерапевтической функцией.

Слухи - тексты причинно-следственного типа сюжета с мифологической или этической связкой связкой, предпочтительно общественным хронотопом, нестрогой достоверности, с регулятивной, психотерапевтической, прогностической, информационной функцией.

Байки (исторические анекдоты) - тексты с активным героем с этической сюжетной связкой, общественным хронотопом, предпочтительно нестрогой достоверности, с идентификационной, регулятивной, развлекательной функцией.

ВОПРОС 23. мифологические персонажи устной прозы, отражение в ней традиционного мировоззрения.

приятиям в подготовке персонала на производстве (определение минимальных нормативов затрат предприятий на обучение персонала, налоговые освобождения); осуществление на предприятиях опережающего обучения работников, находящихся под угрозой увольнения, с учетом конъюнктуры регионального рынка труда, содействие работодателям в организации такового обучения со стороны служб занятости, учебных заведений; содействие быстрому трудоустройству высококвалифицированных специалистов, являющихся безработными, с целью сохранения их квалификации и т.д. Это только часть наших предложений для государственных органов по эффективному управлению трудовым потенциалом на уровне региона.

Литература

1. Аммосов И.Н. Современные проблемы изучения трудового потенциала региона // Современные проблемы социально-трудовых отношений / Акад. наук PC (Я), Ин-т соц.проблем труда. -Якутск: Изд-во ЯНЦ СО РАН, 2005. - С. 175-189.

2. Аммосов И.Н. Анализ факторных связей трудового потенциала Республики Саха (Якутия) // Акад. наук РС(Я), Ин-т соц.проблем труда. Сб.науч.тр. Вып. 12. - Якутск: Изд-во ЯИЦ СО РАН, 2006. - С. 3-16.

3. Вайсбурд В.А., Валитова A.A. Анализ объема и структуры трудового потенциала Самарской области за период 1991-1999 гг. // Вестн. Самар. экон. акад. - 2000. - №2/3. - С. 47-55.

4. Егоров В.Д. Методологические аспекты изучения трудового потенциала населения. - М.: Экон-информ, 2002. - 101 с.

УДК (821.212:398) (571.56)

Кумулятивные сказки как форма детской игры

А.Н. Варламов

Рассматриваются кумулятивные сказки в эвенкийском фольклоре. Высказано предположение об общих признаках кумулятивной сказки и игры. Отмечены функциональные особенности эвенкийских кумулятивных сказок. Их функциональность основывается, прежде всего, на дидактической направленности для передачи определенных знаний. Затронуты вопросы взаимосвязи кумулятивной сказки и действительности через отражение исторических аспектов эволюции народа и его быта. В пользу такого взгляда говорит наличие кумулятивных сюжетов в архаичных эпических произведениях эвенков. Эвенкийские кумулятивные сказки рассматриваются в сравнении с подобными сказками других народов.

The article reviews the cumulative tales in Evenki folklore. It advances the supposition of the general sings of cumulative tale and game. The article studies the functional direction of the Evenki cumulative tales. These functional features are based on the didactic direction towards transferring definite knowledge. The article studies the issues of interrelationship between cumulative tale and reality through reflecting the historical aspects of evolution of people and their way of life. The existence of cumulative subjects in Evenki archaic epic works is in favor of this view. The article studies the Evenki cumulative tales through comparing with similar tales of other people.

Детский фольклор - часть культуры любого народа. У любого народа он является живой традицией - современный русскоязычный детский фольклор распространен повсеместно на всей территории нашей страны, в каждом дворе и

ВАРЛАМОВ Александр Николаевич - н.с. ИПМНС СО РАН.

школе можно услышать одни и те же детские считалки, дразнилки и игры, сопровождающиеся детскими фольклорными текстами. С их помощью знакомые и незнакомые дети быстро находят общий язык, темы для разговоров, улаживают взаимоотношения. Признано, что детскому сообществу для нормального развития необходим свой специфический фольклор.

Весьма интересным способом игрового общения детей, в котором ярко проявляются элементы фольклора, являются кумулятивные сказки, которые выделяют в особый разряд по специфическим композиционным и стилевым особенностям. Кумулятивная сказка имеет много общего с игрой. Как и игра, кумулятивная сказка имеет экспозицию, хотя на первый взгляд, довольно хаотичную, кульминацию, которая всегда есть в игре, и финал. Название подобного жанра сказок произошло от лат. кити1аге - накоплять, нагромождать, увеличивать. Название отражает основной принцип построения кумулятивной сказки: «многократное, нарастающее повторение одних и тех же или аналогичных действий, которое кончается веселой катастрофой или распле-тением образовавшейся цепи событий в обратном, убывающем порядке» .

Принцип построения кумулятивной сказки весьма близок общему принципу построения многих детских игр, который основывается на особенностях детской психологии и логики. Характеризуя кумулятивную сказку, В.Я. Пропп отмечал: «В разнообразном в своих формах нагромождении и состоит весь интерес и все содержание этих сказок. Они не содержат никаких интересных или содержательных «событий» сюжетного порядка. Наоборот, самые события ничтожны (или начинаются с ничтожных), и ничтожность этих событий иногда состоит в комическом контрасте с чудовищным нарастанием вытекающих из них последствий и конечной катастрофой (начало: разбилось яичко, конец: сгорает вся деревня)» . По своей сути кумулятивная сказка более всего похожа на детскую веселую забаву-чехарду, где детям разрешается немного похулиганить, не соблюдая сложившихся норм морали, выражающейся в отношении к положительным и отрицательным героям, к феномену смерти, насилию и т.д.

Кумулятивные сказки - весьма характерный вид фольклорных текстов у многих народов Севера. Кумулятивные сказки народов Севера функционируют в детской среде, главным образом, как игровая форма передачи определенных знаний. Распространенным эвенкийским сюжетом кумулятивной сказки, подтверждающим вышесказанное, является сюжет, подобный Чи-ноко (Чинэкэ) . Сказка представляет собой диалог двух птичек, функциональное значение которого сводится к тому, чтобы в процессе сказки-игры дети могли понять, что нужно, а что не нужно делать и какие человеческие качества считаются положительными, а какие отри-

цательными. Одна из птичек выступает инициатором к диалогу и действию и предлагает свои решения, чтобы благополучно это сделать, проявляя такие положительные качества, как предприимчивость и оптимизм. Другая же отнекивается от любых решений, показывая свою лень и неуверенность (пессимизм):

Чиноко, пойдем купаться!

А мы за траву схватимся.

Руки порежем.

Рукавицы наденем...

В кумулятивных сказках часто используется сюжет, где присутствовал образ лентяя. Примером такого сюжета является известная нанайская сказка о девочке Аёге. В этой сказке мать просит дочь сделать разную работу по хозяйству, на что та лишь отнекивается. В итоге дочь-лентяйка превращается в утку и остается ею по сей день, умея лишь кричать «Аёг-аёг!».

Кумулятивная сказка эвенков также отражает трудовые процессы, чаще всего выделку шкур и шитье из выделанной шкуры предметов одежды. С точки зрения этнопедагогики кумулятивные сказки использовались для привития трудовых навыков. В тексте диалога эвенкийской сказки про птичку Чиноко значительная часть сказки посвящена описанию трудовых процессов и ряда свойств используемого материала:

Намокнут (рукавицы).

На солнце высушим!...

Затвердеют рукавицы.

Мы их разомнем.

Потрескаются.

Зашьем...

В этом сюжете описываются свойства кожи как материала для выделки и шитья - кожу не желательно мочить, ее следует осторожно сушить на солнце, затвердевшую кожу следует мять, чтобы она не потрескалась. В данном случае кумулятивные сказки являлись игровой формой получения полезных знаний и ознакомления с практическими навыками.

В этой функциональности и заключается основное отличие кумулятивных сказок народов, живущих в природе, от подобных сказок урбанизированных народов. «В русской сказке нет ни одного правдоподобного сюжета», - полагает Пропп и продолжает далее: «Сказка есть нарочитая и поэтическая фикция. Она никогда не выдается за действительность» . В этом отношении кумулятивные сказки коренных народов Сибири практически всегда отражают существовавшую или существующую действи-

тельность. У тунгусо-маньчжурских народов имеются тексты о существовавших когда-то родственных родах-людоедах. В нанайской сказке о Вертеле повествуется о живших вместе сестре и брате Вертеле, который питался мясом людей. Сестра же ела только мясо зверей. В определенный момент сестра решает избавиться от опасного соседства. Приведем диалог героев, который интересен нам также по причине того, что в нем отражаются правила устройства традиционного жилища и взаимоотношения между бывшими родственниками:

Ложись на свое место.

Там нельзя спать, - Вертел говорит.

Ложись на мало.

Там трудно заснуть.

Ложись на кан у очага.

Там неудобно...

После долгих препирательств место для Вертела нашлось только в ступе, где его заснувшего сестра и смолола . Простой, на первый взгляд, сюжет содержит много информации. Первое, что можно отметить - это верное перечисление всех зон традиционного жилища - женский угол, мужской угол, место для гостей и т.д. Более глубокий, скрытый для стороннего наблюдателя смысл заключается в изменении исторических отношений близких когда-то родичей. Время, когда рода жили сообща, прошло, и теперь в доме сестры-охотницы нет места для брата-людоеда. Он уже не только не член семьи, так как не может спать на местах для домашних, но даже и не гость, так как ему не место и на мало (эвенк, малу -место для гостя напротив входа за очагом).

Весьма распространенным типом проигрываемых детьми фольклорных текстов у эвенков являются тексты с сюжетом, где лиса обманом выманивает птенцов (либо яйца) у птички, съедая их. Этот тип сюжета также строится на диалоге лисицы и птички, чем близок к кумулятивной сказке. Подобный текст опубликован в сборнике , а также в сборнике под названием «Пташка и лиса» (Чивкачаннюн сулаки). Отметим, что подобный сюжет развит в сказках многих народов. Достаточно вспомнить русскую сказку о лисице и тетереве или эпизод из сказки Р. Киплинга о Рикки-Тикки-Тави.

Распространенной в прошлом и ныне является игра детей, которую мы назовем «Кто, чем питается?». Играют несколько человек, от 2 и более. Игра проходит в форме диалога, есть ведущий, который задает вопросы. Вопросы в процессе игры могут задаваться и другими участниками, учитывая обстановку:

Олень, олень, что ты ешь? (Орон, орон, екунма депингнэнны)?

Свой корм, ягель ем (Онгково, лавуктава депингнэм).

Ну, это твоя еда, это и ешь всегда (Кэ, си дептыс, тара депкэл).

Лось, лось, что ты ешь? (Токи, токи, екунма депингнэнны)?

Тальник ем (Октакарва депингнэм).

То и ешь, это твоя еда (Депми депкэл, си девгэс) и т. д. о других зверях.

Иногда дети вводят новшества соответственно жизни, в таком диалоге могут добавить вопрос оленю другие участники:

А что ты еще ешь?

Соль ем, комбикорм ем, - может добавить кто-то из участников. Но ведущий регулирует игру, внося корректировку. «Много не ешь, нельзя» (если олень съедает комбикорм более положенного, есть риск вздутия желудка).

Иногда в игру вводят задачу для игроков -объяснить, почему зверя называют именно так:

Лось, лось, почему тебя называют «моты»?

Древесный кустарник ем, потому так называют. ..

Этимологически слово «лось - моты» действительно образовано от корня «мо» - дерево, т.е. буквально «лось» переводится с эвенкийского как «древоед» (зимой значительную часть рациона лося составляют тальниковые породы деревьев).

Игра варьируется соответственно цели. Целью является то, что хочет узнать или закрепить для усвоения знаний сам ребенок, либо найти ответ от другого участника. Тип сюжета кумулятивной сказки «Кто, чем питается?» важен для ознакомления детей с повадками зверей, что для будущих охотников важно так же, как таблица умножения для школьников.

Как видим, кумулятивные сказки во многом используют элемент игры для создания сюжета, но не каждый потенциально-игровой сюжет может быть использован в детской игре. Таким образом, эвенкийский фольклор имеет тексты, предназначенные для детей или для проигрывания их самими детьми, которые являются дидактическими, обучающими и легко используемыми для игры. Таковыми, в первую очередь, являются кумулятивные сказки и близкие к ним игры, обладающие кумулятивной составляющей - сюжетом. Кумулятивные сказки функционируют в детской среде, главным образом, как игровая форма передачи определенных знаний.

Литература

1. Словарь научной и народной терминологии // Восточно-славянский фольклор. - Минск: Наука и техника, 1993.

2. Пропп В.Я. Кумулятивная сказка // Фольклор и действительность: Избранные статьи. -М., 1984.

3. Василевич Г.М. Материалы по эвенкийскому (тунгусскому) фольклору. - Л., 1936.

4. Пропп В.Я. Фольклор и действительность // Фольклор и действительность: Избранные статьи. - М., 1984.

5. Нанайский фольклор: Нингман, архор, тэ-лунгу / Сост. Н.Б. Киле. - Новосибирск: Наука, 1996 (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока).

6. Романова A.B., Мыреева А.Н. Фольклор эвенков Якутии. - Л., 1971.