"роман о лисе". Французская сатирическая эпопея

Благоверные князья: Роман Рязанский, Роман Углицкий, Василий и Владимир Волынские, Феодор, Давид и Константин Ярославские, Довмонт Псковский, Михаил Тверской и Анна Кашинская В княжение брата св. Александра Невского совершился мученический подвиг св. князя Романа

Жалобы зверей

Перро на то талант и ум,

Чтоб был и Лис, и Лисов кум

Волк Изенгрин воспет, направил,

Но лучших сцен в стихи не вставил:

К примеру, как и чьи права

В палатах Властелина-льва

Рассматривал суровый суд,

Решая, сколь преступен блуд,

Свершенный Лисом над истицей,

Грызентой-дамою, волчицей.

Из первых строк узнаем мы,

Что всякий след исчез зимы,

Куст роз расцвел после морозов,

Стал куст боярышника розов

И Вознесенье подошло,

Когда великое число

Зверей сир лев созвал к хоромам,

Чтоб пышным удивить приемом,

И для отказа ни один

Из них не смел искать причин.

Все едут, сроки упреждая,-

Все, кроме Лиса-негодяя:

Вора, мошенника, лгуна

Столь пред зверьми тяжка вина,

Что на преступника улики

Исчесть они спешат владыке,

И Изенгрин, не друг отнюдь

Плуту, выкладывает суть:

ʼʼЯ, сир, на Лиса с челобитной!

Любодеянье с беззащитной

Моей Грызентой блудодей

В Малпертуи, в норе своей,

Свершил: супругу в угол втиснул,

Снасильничал, а после спрыснул,

Пописав, влагою волчат;

Его услады мне горчат.

Притом на днях внушал паскуда,

Что дело не дошло до блуда.

Но при внесении святых

Мощей - смешался и утих,

И, не заставив ждать с отбытьем,

Воспользовался вновь укрытьем.

Как тут не впасть в тоску и гнев!ʼʼ

Король промолвил, погрустнев:

ʼʼАх, Изенгрин, -не нужно шума.

Чего добьетесь вы, угрюмо

Припоминая свой позор?

Король иль граф, чей пышен двор,

Подвержены таким же бедам.

Ваш стыд сегодняшний нам ведом,

По сути же, ничтожен вред,

Скорбеть и гневаться не след.

Настолько случай незаметен,

Что повода не даст для сплетенʼʼ.

- ʼʼСир,- слово взял Бирюк-медведь,-

Не скажешь лучше! Что скорбеть!

В плен не был Изенгрин захвачен,

Не умер, просто одурачен.

Зря о возмездье он просил.

У Изенгрина хватит сил -

В том случае, коль Лис-проныра

Возобновить не склонен мира,

Который клятвой был храним

Но вы - властитель всœей страны?

Вассалам начинать войны

Не дав, явите власть свою им!

С кем. вы воюете, воюем

Мы всœе, мы с вами, господин.

Ждет кары Лису Изенгрин -

Что ж, был бы приговор судебный

Здесь мерой истинно потребной.

Что должен, пусть вернет сосœед,

Вам пеню уплатив за вред.

В Малпертуи за Лисом шлите

Меня. В его сюда визите

Я вижу благо: чем в норе,

Ему быть лучше при двореʼʼ. -

ʼʼСеньор Бирюк,- быком Буйяном

Он прерван,- разум ваш с изъяном,

Коль дал совет владыке он

Брать с Лиса пеню за урон,

И срам, и за блудодеянье

С кумою, что преступно крайне.

Кто учинил такую мерзость

И выказал такую дерзость,

Тем помощи не подают.

Зачем же Изенгрину суд,

Когда настолько дело явно,

И гнусно, и противоправно?

Нет, дудки! Окажись жена

Моя в руках потаскуна,

Кем вся изгажена страна,

И будь она осрамлена,

То хоть Малпертуи как крепость

И неприступен, я б свирепость

Такую проявил, дерясь,

Что стены всœе обрушил в грязь.

А вы оправились, Грызента͵

С того несчастного момента͵

Как Лис-наглец, исчадье зла,

Вас поднял на луку седла?ʼʼ

- ʼʼБуйян,- раздался глас барсучий,-

Унизить зло нам выпал случай,

Чтобы еще не возросло.

Поскольку возвышаем зло

И расширяем мы и множим,

Когда окоротить не можем.

Зря о насилье речь тут шла:

Не хвора дама, дверь цела,

А при согласье полюбовном

Нет места пеням суесловным.

Давно мила ему кума,

И бить челом не шла сама;

Но Изенгрин здесь, головой

Клянусь, ущерб увидел свой.

Не заниматься же баронам

И королю его уроном!

Вассалу нанесенный вред,

Когда он Лисом был задет,

Орешка, право же, не стоит,

И он легко ущерб покроет,

Когда прибудет Лис сюда

Ждать совершения суда.

Меж тем у нас есть аргументы

Для порицания Грызенты…

Как тонок выверт, как уклюж:

Сегодня на позор ваш муж

Представлен всœем зверям-вассалам!

Он вправе шпиговать вас салом:

Им званы милой вы сестрой,

Но в вас недолжный был настрой.

Он верил вам, забыв опаскуʼʼ.

Грызенту стыд вгоняет в краску,

На нем повыщипала б мех,

Но говорит, вздохнув, для всœех:

ʼʼЗря, сир Гринбер, меня настырно

Корили вы. Чтоб жили мирно,

Хотелось мне, мой господин

И Лис. То был не мой почин

И стиль не мой: в скандал не влезу,

Пусть кто к воде бы иль к желœезу

Прибег, нагрев их на огне.

Лишь оправданьем служит мне,

Больной, усталой и тщедушной,

Мой прав доверчиво-послушный.

Святыми, коих церковь славит,

Клянусь: пусть бог меня оставит,

Коль Лис хоть раз посмел обнять

Меня не как родную мать.

Я вовсœе к Лису не мирволю,

Его не облегчаю долю,

Интересуясь тем, что с ним,

Кем он хвалим и кем хулим,-

Как вы - репейником ослиным.

Удручена я Изенгрином:

Винит ревнивец всœех подряд

За то, что якобы рогат.

Десятой - брака годовщина

(По возрасту Пинкара-сына

Сужу) на Пасху уж была,

В апрелœе, первого числа

Гостей сошлось на свадьбу много;

Дупло, и норка, и берлога -

Все было занято зверями,

Сидели чуть не в каждой яме,

И, сколько видел глаз окрест,

Пустых не попадалось мест,

Ему женой я стала верной,

Не прибегала к плутне скверной,

И скотская претит мне гнусь.

При этом - к теме всœе ж вернусь.

Поверьте всœе, кто хочет верить,-

Я не умею лицемерить.

Клянусь святой Марией, слух

Преподл, что я из потаскух:

Свершать грехи или промашки

Мне так же трудно, как монашкеʼʼ.

Грызента͵ кончив этак речь,

Смогла иных к себе привлечь.

Осел Бернар стал сердцем весел,

Когда всœе за и против взвесил,

ʼʼАх, баронесса, поучиться

У вас могла б моя ослица!

Волкам и псам и всœем скотам

Иметь бы жен, подобных вам!

Господь меня обыди карой

И нежного вкусить мне даруй

На пастбище моем репья:

Ведь если верно понял я,

Тем, любит ли вас Лис и манит

Куда, ваш разум не был занят.

Но мир, клонящийся ко злу,

Смрад источает и хулу:

Судя о том, чего не видит,

Он, где бы похвалить, обидит.

Лис, повредившийся рассудком, -

Мы вправе счесть тебя ублюдком,

Тем, кто в недобрый час зачат,

Коль будешь в мир вносить разлад?

Любого весть об этой случке

С Грызентой-довела б до ручки:

В ней жил невинный интерес,

Ведь до того он к ней но лез,

Высокородный славный сир,

Велите заключить им мир

И тем явите Лису милость.

Мне ж поручите, ваша милость,

Как Изенгрин ни виноват

Его, в обиду не давать:

Пускай такою пеня будет,

К какой ваш двор его присудит.

Но если дерзко он готов

Промешкать и презреть ваш зов,

И двор впустую время тратит,

Вина на нем и пусть он платитʼʼ.

Собранье молвит: ʼʼБудь в обиде

На вас, о сир, святой Эгидий,

Коль вызван Лис сюда сегодня

Иль завтра (как вам то угодней)

Не будет: если ж не придет,

То послезавтрашний привод

Злодея будет пусть насильным,

А угощенье столь обильным,

Чтоб долго помнил он приемʼʼ.

Рек Властелин: ʼʼВина на том,

Кто хочет суд вершить со злостью:

Не подавитесь этой костью,

Спесь, возвышающая вас

Над ним, ужалит вас же в глаз.

Я униженье Лиса вижу

И оттого не ненавижу.

Исправиться он захоти,

Вновь будет у меня в чести.

Жену простите, коль всœего

Тут, Изенгрин, лишь озорство,

И разведитесь, коль соитье.

Я бы простилʼʼ.- ʼʼСир, погодите,

Тот глуп, кто верит, что жена

Моя искусна и умна,

Коль так, шутница, озорует.

Кто враг мне - ныне торжествует.

Из каждой дырки вслед кричат:

„Вот, и ревнив он, и рогат!ʼʼ

Но если я по приговору

Подвергнут должен быть позору,

Отмщен позор пусть будет мной:

Пойду на Лиса я войной

Еще до сбора винограда,

И не спасет его ограда,

Запор, и лаз, и крепкий фортʼʼ.

Король воскликнул: ʼʼЧто за черт!

Сир Изенгрин, как вас, задиру,

Склонить нам повернее к миру?

Хотите выиграть войну,

Сразить его, держать в плену?

Святой мне Леонард свидетель -

Лис наметает столько петель,

Что вы позор скорей, чем он,

Потерпите, как и урон.

К тому ж на мир дана присяга

Зверями - всœей стране на благо.

Готовый ею пренебречь

Ждет на себя беду навлечьʼʼ.

Столь Изенгрин миролюбивым

Владычным огорчен призывом,

Что как тут быть и кончить чем,

Не понимает он совсœем:

Меж двух скамей на землю сел,

Хвост свесив между ноᴦ.

Но дел Весь ход вдруг повернул к удаче -

Господь вмешался, не иначе:

Вот-вот король, как ни сердит

Истец, указ свой утвердит,

И будет заключен чин-чином

Меж Лисом мир и Изенгрином,

Но Шантеклер с Пестрой двором

Вдруг узрен; едут впятером

На Лиса жалиться: владыка,

Вот греческий огонь, туши-ка!

Петух, то бишь сир Шантеклер,

Пестра, чьи яйца всœем пример,

Розет, Чернава и Беляна

Спешат, теснясь вокруг рыдвана,

Который пологом укрыт,

Под коим курица лежит,

Недвижная, поверх подстилки,

На похоронные носилки

Наброшенной. А это Лис

Не то чтобы ее загрыз,

А взял на зуб да вырвал ляжку,

Да крылышка лишил бедняжку.

Судом владыка вот как сыт,

Уж больно жалобщиков вид

Докучлив: курицы трепещут,

Ладони Шантеклера плещут;

Но вот Пестра и с нею вся

ʼʼО псы и волки и всœе звери,

Боль разделить моей потери

Молю я, ради бога, вас!

Мне тошен каждый лишний час

Прожитый, смерть же не страшит:

Пусть жизни Лис меня лишит!

Пять братьев мне отец оставил -

О, боль утраты! Всех отправил

В утробу Лис, бесстыжий вор!

Мать подарила пять сестер:

Девицы, чистые натуры,

Прелœестнейшие, словом, куры.

Гребенем-с-Ясеня они

Покрыты были в оны дни:

Что яйца" понесут, он чаял,

Но зря - одну лишь не замаял

Немедля Лис, а большинство

Вмиг скрылось в пасти у него.

И вот, лежит во гробе тело,

Что было нежно и дебело.

Сестра, зачем свою сестру

Вы бросили одну в миру,

Где ей не встретиться уж с вами?

О Лис, будь ввергнут в злое пламя!

Как много раз душил ты нас,

Подстерегал, калечил, тряс,

И в клочья наши рвал наряды,

И гнал до самой до ограды.

Вчера под дверь мне поутру

Лис бросил мертвую сестру

И ускакал в долину.

Кони Гребёня были всœе в разгоне,

А как догонишь, в случае если пеш!

Я с жалобой пришла, но где ж

Тут справедливость! Он недаром

Вас не боится, в случае если карам

И гневу два листка ценаʼʼ,

Едва договорив, она,

А с ней и вся родня, в припадке

Упала посреди площадки.

Чтоб оживить четверку дам,

Встать со скамей волкам и псам,

И всœем зверям пришлось на время

И им водой обрызгать темя.

Очнувшись, к королю тотчас

(Как повествует наш рассказ),

Шаги направив, горемыки

Спешат упасть у ног владыки,

И Шантеклер, простершись в прах,

Омыл стопы его в слезах.

Пленен владыка Шантеклером:

Хоть юн, но рыцарь по манерам,

Тот испустив тяжелый вздох,

Что вызывал переполох

Всегда, он голову подъемлет.

Кто вздоху льва иль реву внемлет

Будь то медведь или кабан -

Трепещет, страхом обуян.

А заяц Трус по двое суток

В горячке, так он к звукам чуток.

Трясет и всœех придворных сплошь,

И самых смельчаков бьет дрожь.

Но вот и хвост уж поднят грозно:

Решив, что дело столь серьезно,

Что тронет каждую семью,

Владыка начал речь свою:

ʼʼПестра, даю вам, дама, слово,

Свидетель мне душа отцова,

Что так бы днесь без добрых дел

И жил, когда б не захотел

Вред, нанесенный вам, исправить,

Велю я Лиса к нам доставить,

Чтоб ваши видели глаза

И уши вняли, сколь гроза

Возмездья нашего ужасна.

Судить я стану беспристрастно

Дела разбоя и убийствʼʼ.

Немедля после сих витийств

Поднявшись, Изенгрин взял слово:

ʼʼРешенье ваше образцово.

Сир, я хвалы не подберу

Тому, что вы и за Пестру

Отметите, и за даму Крапу,

Которой Лис оттяпал лапу.

Я это говорю не в злобе,

Но из сочувствия к особе

Усопшей я бы сделал так,

Чтоб был наказан Лис, мой врагʼʼ,

Вновь император рек: ʼʼДрузья,

Премного сердцем скорбен я.

Не первые пришли посланцы

Ко мне: и вы, и чужестранцы

Здесь жалуетесь то на блуд

И униженье, то на студ,

Которому подвергнут я им,

Бирюк, вот вам епитрахиль,

Чтоб дать душе проститься с телом.

Буйян, а вашим будет делом,

Спустившись меж холмами в падь,

Могилу начинать копатьʼʼ.

- ʼʼО, сир, будь так, как вы решилиʼʼ,-

Сказал Бирюк. В епитрахили

Он делает собранью знак,

По коему король и всяк

Из присных, кто в каком был виде,

Враз приступают к панихиде.

Сеньор Медлив-слизняк весьма

Исправно три прочел псалма,

Рванель стихиры спел под пенье

Брехмерово, то бишь оленье.

Чин панихидный был отпет,

Когда приблизился рассвет:

Труп, к погребению готовый,

Несут, в сосуд вложив свинцовый,

Всех изумлявший, столь красив

Он был. Под деревом зарыв

И мрамор возложив на яму

(Написано, как звали даму,

На нем, и сколько было лет),

Все шлют прощальный ей привет,

И эпитафию ваяло

Немедля чье-то начертало:

ʼʼЛежит под древом на горе

Та Крапа, что сестра Пестре:

Лис, отягчась грехом сугубым,

Ее убил, поддевши зубомʼʼ.

Над нею слезы так лила Пестра и

Лиса так кляла,

Так Шантеклер, стоявший елœе,

Был слаб, что очень их жалели.

Но понемногу плач утих,

И отступила скорбь от них:

ʼʼО император! - молвит свита.-

Мы наказать должны бандита

За то, что шкодил, куроцап,

И множество отгрыз нам лапʼʼ.

Владыка отвечал: ʼʼЕще бы!

Бирюк, бояться сей особы

Вам нет причин, любезный брат.

Даю три дня, чтоб с ним назад

Прийти: не будет суд отсроченʼʼ.

Бирюк в ответ: ʼʼЯ буду точенʼʼ.

Спустившись с косогора в дол,

На рысь он тотчас перешел

И, знай, трусит, не отдыхая.

Когда он отбыл, вот какая

Нечаянность произошла,

Ухудшив Лисовы дела.

Мессира Труса лихорадке

(Которой, помните, припадки

Два длились дня) пришел конец

Внезапно - милостив творец! -

У дамы Крапы на могиле:

Припав, когда ее зарыли,

К гробнице, здравым встал от сна.

Что мученица впрямь она,

Дошли до Изенгрина слухи:

Стал жаловаться, тотчас в ухе

Болезнь какую-то пашед.

Лечь у могилы дал совет

Рванель, и, вдохновленный словом

Его, он лег - и встал здоровым.

Но вера их была не та͵

Что несомненна и чиста͵

И хоть Рванель свидетель, всœе ж

Двор рассудил, что это ложь.

При этом счел иной придворный

И доброй новость, и невздорной.

Но счел дурной ее Гринбер,

В защиту Лиса массу мер

Принявший в тяжбе их с Тибером.

Бирюк-Медведь

А Лис, к каким прибегли мерам

Теперь, не зная, обречен:

Бирюк уже под сенью крон,

Малпертуи укрывших, рысью

Трусит по тропке в крепость лисью.

Но вход медвежьей туши уже:

Так что остался он снаружи,

Уставившись на барбакан.

А Лис, чье ремесло - обман,

Пойдя в момент его прибытья

Вздремнуть, забрался в глубь укрытья,

В норе была припасена

Им курица, весьма тучна,

Поскольку завтрак был не тяжек,

Всего из двух цыплячьих ляжек,

Проводит в неге он досуᴦ.

У стен меж тем стоит Бирюк.

ʼʼОткликнитесь! - несутся крики.-

Лис, я Бирюк, посол владыки!

Идемте в поле: передам

Приказ вам королевский тамʼʼ,

Лис сразу опознал медведя

По очертаньям и, в беседе

Поддеть, как следует, его

Задумав, начал таково:

ʼʼБирюк, вы ль это, друг любезный?

Затеей было бесполезной

Вас заставлять сюда идти.

Я сам ведь шел уже почти:

Мне лишь изысканной, французской

Полакомиться бы закуской.

Но коль двором устроен пир,

Вельможа просьбой: „Руки, сир,

Омойте!" - там бывает встречен.

Привечен тот, кто обеспечен.

Быка под соусом внесут

Сперва, и вдоволь прочих блюд:

На всœех сеньоров хватит пищи.

Напротив, тех к столу, кто нищи,

Чья жизнь-ни к черту, кус дерьма,

Не приглашают, ни в дома.

Хоть прижимают ближе к лону

Еду и держат оборону,

Псы успевают хлеб стянуть.

Питье раз в день, и то чуть-чуть.

Не получить им ниоткуда

Второй раз ни питья, ни блюда.

Костей, сухих, как уголь, где б

У слуг поклянчить, смотрят.

Хлеб Зажат у каждого в ладони.

У сенешалей быть в загоне

Привыкли и у поваров.

Иной сеньор дает им кров,

Чтоб в низких помогли затеях,-

Сгори они и вихрь развей их!

Хлеб для него крадут, есть слух,

И мясо, чтоб кормил он шлюх.

Дабы избечь судьбы плачевной,

Я съел за трапезой полдневной

Немного сальца и горох,

Притом что завтрак был неплох:

Мед, купленный за семь денье,

Из свежих сот, был вкусен мнеʼʼ.

- ʼʼХристе,- тот молвит,- сыне божий!

Святый Эгидие, его же

Чтим тело! Есть ли данный мед

Еще? Не может мой живот

Ни в чем такой, как в меде, сыти

Найти и смака. Сир, ведите

Меня, и помогай мне бог!ʼʼ

Не фыркнуть Лис в ответ не мог -

Уж чересчур тот легко обманут,-

И пояс, коим дурень стянут,

Он незаметно окропил,

Сказав: ʼʼКогда б уверен был,

Что в вас союзника, коль туго

Придется мне, найду и друга,

Клянусь Ровелœем-сыном, мед

Я б выжал вам из свежих сот

И, чтоб набит был до отказу

Живот, вас проводил бы сразу

В лес Ланфруа-лесовика.

Но нужно ль? Думаю, пока

Не стоит. Окажу как другу

Я, потрудившись, вам услугу,

А вы мне сделаете злоʼʼ.

- ʼʼСир Лис, что с вами? Иль пришло

К разрыву наше вдруг знакомство?ʼʼ

- ʼʼДаʼʼ.- ʼʼВ чем причина?ʼʼ

-ʼʼВероломство, Желанье нанести удар

Предательскийʼʼ.- ʼʼВо власти чар

Вы, Лис, коль на меня сердитыʼʼ,

- ʼʼНу ладно, мы отныне квиты

На вас я злобу не сорвуʼʼ.

- ʼʼПочтенье к Властелину-льву

Питая, я дурным порывам

Столь чужд, что, будь вы справедливым,

Сочли б немыслимей всœего

Во мне обман и плутовствоʼʼ.

- ʼʼДовольно, верю вам вполне,

Лишь будьте впредь добры ко мнеʼʼ.

И в путь пустились в одночасье

Лис с Бирюком уже в согласье,

Легка дорога, цель близка:

В лес Ланфруа-лесовика

Скакали, отпустив поводья,

И спешились, прибыв. Угодья

Все Ланфруа меж тем на скуп

Решил отдать и, первый дуб

Начав валить, над комлем дуба

Под клинья сделал два надруба.

ʼʼБирюк,- промолвил Лис,- родной,

Вот и обещанное мной.

Там улей, загляни в колоду.

Час трапезы, вкусим же меду.

Сейчас полакомишься всластьʼʼ.

Медведь в дупло сначала пасть

Сует, потом за лапой лапу.

Толкает снизу Лис растяпу,

Чтоб побыстрее лез, и вбок

Кричит: ʼʼРаскрой пошире глотку!

Ждал посластить медком бородку,

Сын потаскухи,-рот открой!ʼʼ

Ну, плут! ну, розыгрыш презлой!

И сколь наказан тот судьбиной,

Кто капли меда ни единой

Не выпьет, не оближет сот!

Бирюк сидит, разинув рот,

А Лис, чтоб завершить бесчипье,

С трудом, но вышибает клинья.

Когда же выбил, то не мог

Бирюк извлечь башку и бок,

Застряли в сердцевинœе дуба:

Сиди, хоть любо, хоть нелюбо,

Коль западнею защемлен.

А Лис, не каясь (ибо он

Не думает об исправленье),

Стал в безопасном отдаленье.

ʼʼБирюк,- он молвит,- эку прыть

Вы проявили, чтоб схитрить,

Дабы не пробовал я меду.

Но знаю, как мне быть, коль шкоду

Вам повторить на ум взбредет.

Подлец вы, в случае если данный мед

Не выкупите щедрой платой.

Уж то-то были б провожатый

Вы мне, уж то-то мне была б

От вас защита͵ будь я слаб,-

Оставили бы груш мне вялыхʼʼ,

На этом разговор прервал их

Сам Ланфруа, сир лесовик,

И в чащу Лис умчался вмиᴦ.

А тот глядит: медведь распялен

На дубе, им который свален

Быть должен,- и в село бегом.

ʼʼАту! - кричит.-

Медведь! Возьмем

Руками голыми его мы!ʼʼ

Селяне в рощу, им ведомы,

Пустились. На медведя шел

Кто взяв топор, кто цеп, кто кол,

Кто жердь в шипах. Спиной их взмахи

Предощущая, ждет он в страхе,

Трясется, слыша грозный шум.

Но тут приходит мысль на ум,

Что лучше уж лишиться пасти,

Чем быть у Ланфруа во власти,

Чей поднят выше всœех топор.

Тянул и дергал, лез и пер

(Мех содран, рвутся сухожилья)

Так яро он, что от усилья

Вся шкура в клочья, перелом

В затылке, кровь бежит ручьем,

На лапах и башке нет кожи,-

Страшней никто не видел рожи.

Весь окровавлен; морду снес

Вчистую; череп без волос

Настолько, что на сумку годен.

Но сын медведицын свободен

В конце концов: ведет тропа

В глубь леса. Вслед вопит толпа

Селян: Бормот, сын сира Жилы;

Храбьер из рода Копитвилы;

И сам Гребень, и сын Каплун;

Хулейн де Кречет, тот, что юн;

Одран из черни де л"Угла,

Что удушил жену со зла;

За ним Тягун, печник села,

Супругой чьей Карга была;

Умор из рода Сбитыкосы

С Тру едином, отпрыском Раскосы;

И сын Обжоры де ля Пляс,

Что топором всœе время тряс;

И сир Губер де Грузноват,

И с ним Косарь де Голопят.

Медведь же мечется, как спьяна.

Отец Мартин из Орлеана,

Священник приходской, в лесочек

Привезший слить навоз из бочек,

Успел ударить лишь разочек

Его, но точно между почек,

Едва на месте не убив:

Он оглушен и елœе жив.

В столярном и фонарном делœе

Толк знавший - притаился в щели

Меж двух дубов и бычий рог

Ему всадил по комель в бок.

Дубьем селян избит-изломан

Так сильно, что с большим трудом он

Удрал и с множеством потерь.

Ну, встреться Лис ему теперь,

Уж он в капкан его загонит.

Но, слыша, как он скорбно стонет,

Направил Лис стопы свои

Вновь к крепости Малпертуи,

Чьим стенам не страшны подкопы,

Ни штурм. Вдруг с Бирюком их тропы

Сошлись. Две шутки Лис припас,

Кричит: ʼʼГляжу, дела у вас

Шли с медом Ланфруа не гладко -

Без друга лакомство не сладко?

На вид же вы - как еретик.

Ну, ждите бед: последний миг

Едва ли будет ваш ободрен

Священником. Каков же орден,

Что капюшон на вас столь ал?ʼʼ

В ответ ни слова не сказал

Медведь, сломили так беднягу

Несчастья, но прибавил шагу:

Не получить бы новых ран

От Ланфруа и всœех селян.

Коня пришпорив для разгона,

Он в час полуденного звона

Туда влетел во весь опор,

Где лев держал свой пышный двор,

На паперть грохнулся бессильно:

Кровь по лицу бежит обильно,

К тому же и безухий он,

Чем двор немало удивлен.

ʼʼКто это сделал? - рек владыка.-

Бирюк, кто вас постриг так дико,

Что чуть не снята голова?ʼʼ

Медведь лишь бормотать едва

Способен, от потери крови.

ʼʼКороль,- он молвил в кратком слове,-

То, что угодно видеть вам,-

Все Лис!ʼʼ - и пал к его ногам.

Кот Тибер

Кто б видел, как с громовым рыком Лев шкуру в гневе рвал великом И клялся смертью и душой: ʼʼВред нанесен тебе большой. Прочь милосœердье! Пусть о мести Моей узнают в каждом месте! Душой клянусь и кровью ран, Всей Франции мной будет дан Урок! Эй, кот Тибер! Вы к плуту Отправитесь сию минуту. Прийти велите рыжей твари: Подвергну справедливой каре Его в присутствии двора. Пусть не несет ни серебра, Ни злата: нет такой уловки, Спасла чтоб шею от веревкиʼʼ. Кот отказаться не дерзнул: Когда б и мог, не увильнул - В конечном счете не его ли То долг? Идет по доброй воле Священник, нечего тянуть! Меж ручейками вьется путь Лужком. Вот влево повернула Тропа. Тибер пришпорил мула И вскоре встал у врат с мольбой, Чтоб бог и Леонард святой, Защитник ввергнутых в оковы, По зову были бы готовы От Лисовых избавить рук Его, ибо какой ни друг, Подлей и злей не знал он зверя, Да и живет, в творца не веря. Уже у двери вкривь и вкось Пошли дела: всœе началось С того, что, остановлен трелыо Дрозда-попутчика меж елью И ясенем, он поднял крик: ʼʼПравей, правей!ʼʼ Тот влево - прыᴦ. Задумался, что значит это, Тибер: недобрая примета Его смущает и страшит. Он знает, что его ждет стыд И скорбь и тяжкая истома. Топчась из страха возле дома, Чтоб гнева Лиса не навлечь, Он издали заводит речь (Без шансов ход предвидеть встречный): ʼʼЛис,- говорит он,- друг сердечный, Ответствуйте: вы у себя?ʼʼ И Лис ответствует, шипя Сквозь зубы, чтобы он не слышал: ʼʼСебе на горе в путь ты вышел И в том, где я пасусь, краю Явился на беду свою! Есть для тебя головоломка У насʼʼ. И восклицает громко: ʼʼТибер, благословен еси! Из Рима вас ведут стези Иль от Иакова святого - Неважно: к встрече всœе готово, Вас ждут, как Троицына дняʼʼ. Гроша не стоит болтовня, Но как, пройдоха, мягко стелœет. Тибер в ответ свое, знай, мелœет: ʼʼЛис, вам владычный гнев грозит. Я пас: не значит мой визит, Что я вас ненавижу люто,- За вас владыка взялся круто. Двор против вас: принятья мер Все ждут. Лишь ваш кузен Гринбер, Пожалуй, гнев их не разделитʼʼ, Лис же на это вот что мелœет: ʼʼТибер, что нам до их угроз! Пусть точат зубы: yа допрос Явлюсь. Живу я как умею. Р азоблачив при всœех затею Врагов моих, сражу задирʼʼ. - ʼʼКак это мудро, славный сир! Я вас хвалю, я вас люблю. Но адский голод я терплю: Ворону б слопал, а уж блюду Из курицы как рад я буду! Короче, есть ли здесь еда?ʼʼ - ʼʼПриносит много мне вреда И неудобств,- ответ был Лиса,- То мышка тучная, то крыса. Таких вы не едите блюд?ʼʼ - ʼʼЕм, емʼʼ.-ʼʼЛовить их-тяжкий трудʼʼ. - ʼʼМое призвание - охотаʼʼ. - ʼʼТогда съедите их без счета͵ Когда приблизится рассвет. Я впереди пойду, вы вследʼʼ. Покинул Лис нору. Не видит, К нему пристроясь, кот, что выйдет Тут плутня иль другое зло, Таясь, идут они в село, Откуда то петух, то кура На кухню Лиса-бедокура Вносились часто. ʼʼПрямо в дом К священнику, Тибер, пойдем,- Лис по дороге точит лясы.- Я знаю всœе его припасы: Что взять пшеницу, что овес - Полно, хоть мыший род нанес Ущерб им, добрых полмюида Сожрав,- сам видел, вот обида. На днях случилось мне нести Оттуда кур: из десяти Пяток сегодня мною слопан, Пяток же на потом закопан. Влезай смелœее, вот он вход, И набивай себе живот!ʼʼ Плут, так ли, этак ли, обманет: Амбар священника не занят Был ни овсом, ни ячменем, Труды мирские - не по нем.

(Кот попадает в западню. Лев отпускает Лиса в покаянное паломничество, но тот обманывает владыку. Звери отправляются в поход на Малпертуи.)

Роман о лисе - понятие и виды. Классификация и особенности категории "Роман о лисе" 2017, 2018.

Очень близок к фаблио по своему стилю и идейному содержа­нию крупнейший памятник городской литературы, возникший во Франции - «Роман о Л и се» . Это - эпопея о животных, изобра­жающая проделки хитрого Лиса-Ренара, от которых страдают все остальные звери - волк Изенгрим, медведь Брён, кот Тибер, петух Шантеклер и т. д., не исключая самого царя зверей - льва Нобля.

Эта огромная циклическая поэма, состоящая из тридцати частей (или «ветвей»), слагалась в течение трех четвертей века, с конца XII до середины XIII столетия, причем в создании ее принимало уча­стие не менее десяти авторов. После того как возникли независимо одна от другой несколько старейших «ветвей» романа, появился ре­дактор, который циклизировал весь этот материал, расставив «вет­ви» в определенном порядке и внеся в них некоторое согласова­ние. После этого материал продолжал прирастать, но уже с учетом новыми авторами того, что было написано до них. Такая серия на­слоений оказалась возможной потому, что в основе произведения лежит не цельная и законченная фабула, а неограниченный ряд эпизодов, объединенных лишь общностью главных персонажей и един­ством основной ситуации.

Вполне естественно, что в идейном и стилистическом отношении внутри цикла наблюдается некоторый разнобой. Степень остроты сатиры и направленность ее меняются от одной «ветви» к другой. В некоторых «ветвях» животные до кон­ца уподобляются людям: они скачут верхом на конях, штурмуют замки с помощью осадных машин и т. п., в других они сохраняют свое звериное обличье.

Прямым источником «Романа о Лисе» послужили сказки о жи­вотных, зародившиеся еще в эпоху доклассового общества и тоте­мистических представлений. Встречающиеся у первобытных наро­дов всех частей света, они существуют еще сейчас в качестве пережитков весьма отдаленной эпохи у большинства народов со­временной Европы. Так, например, русские сказки о краже лисицей, прикинувшейся мертвой, рыбы с воза проезжавшего мужика или о ее совете волку половить рыбу зимой в проруби, опустив в нее хвост, в точности соответствуют некоторым эпизодам французско­го, романа. Несомненно, что и во Франции с древнейших времен су­ществовали такого рода сказки, которые долгие века бытовали в народе, прежде чем подвергнуться письменной обработке. Однако к этому фольклорному источнику присоединился еще другой, книжный, - средневековые обработки греческих и римских басен; из него, например, перешел в «Роман о Лисе» образ царя зверей - льва, отсутствующий в зоологических сказках европейских народов.

Основная тема романа, проходящая почти через все ветви его,- борьба хитро­го, изворотливого Ренара с грубым и тупым Изенгримом. Ренар обкрадывает свое­го противника, подводит его под палочные удары, всячески глумится над ним, насилует его жену. Изенгрим приносит Ноблю жалобу на Ренара. Созывается суд, на который обвиняемый благоразумно не является. Мнения судей расходятся, и они уже готовы оправдать Ренара, как вдруг появляется похоронная процессия: петух Шантеклер и три курицы везут на погребальной колеснице труп своей сестры, которую Ренар только что задушил. Ренара требуют к ответу. Он долгое время уклоняется, наконец, является на суд, где изображает притворное раскаяние и про­сит, чтобы ему дали возможность замолить грехи. Ему оказывают это снисхожде­ние. Нарядившись паломником, он пускается в путь, но на первом же перекрестке хватает бегущего мимо зайца и глумится над королем. Спасшийся заяц рассказы­вает обо всем Ноблю, и за Ренаром устраивают погоню. Он успевает убежать до­мой, и тогда организуется осада его замка. Ренар продолжает издеваться над свои­ми противниками. Однажды, когда они, сильно утомившись, заснули, он проник в их лагерь и всех их привязал к деревьям. Проснувшихся зверей освобождает улитка, которую Ренар забыл связать. В конце концов замок Ренара взят, но среди общей суматохи ему удается бежать.

Мотив суда над Ренаром со всевозможными вариациями несколько раз повто­ряется в разных ответвлениях. В одном из них рассказывается, что Ренару при­шлось все же согласиться на судебный поединок с Изенгримом. Ренар был побеж­ден, и его хотели уже повесить, но монахи выпросили ему помилование, с тем что Ренар уйдет в монастырь и там замолит грехи. Ренар в монастыре прикидывается праведником, но по ночам ловко крадет кур. Изобличенный в этом и прогнанный из монастыря, он умудряется снова втереться в доверие к Ноблю и сделаться его фаворитом.

В «Романе о Лисе», как и в фаблио, необходимо разграничить сатиру и юмор. При своем возникновении, роман не преследовал сатирических целей. Ряженье людей в звериное обличье или, наобо­рот, перенесение на животных человеческих чувств и нравов забав­ляло как комический маскарад, моментами переходя в веселую па­родию на человеческое общество в целом, без подчеркивания каких-либо специфических сословных черт. При этом открывалась возможность дать столь характерное для устремлений городской литературы обнаженное и сниженное изображение человеческой жизни, с обильными нравоописательно-бытовыми элементами, в дидактико-аллегорической форме. Но начиная приблизительно с середины романа, социально-сатирический элемент выступает все более и более отчетливо. Последние ветви романа носят обличи­тельный характер.

Это изменение соответствует росту в XIII в. сознания го­рожан, которые все решительнее начинают пользоваться лите­ратурой как средством борьбы против феодальной верхушки об­щества.

Направленность сатиры определяется характерами и ролью главных персонажей романа. Сословная принадлежность некоторых из них дана прямо: таковы, например, король Нобль, придворный проповедник осел Бодуэн, барабанщик королевской армии петух Шантеклер и др. В других случаях расшифровка не пред­ставляет больших трудностей: огромный, грузный и неподатли­вый медведь Брён - крупный феодал; злой и грубый, часто го­лодный, рыщущий в поисках добычи волк Изенгрим - рыцарь среднего или мелкого калибра; куры, зайцы, улитки и пр.- про­стой люд.

Наиболее сложна фигура самого Ренара, на протяжении романа далеко не единообразная. Первоначально Ренар, как типичный гра­битель и насильник, без сомнения - рыцарь. Но к его облику рано присоединились черты, характерные для горожанина: деловитость и изворотливость, а также простота его языка и манер, обна­женный практицизм всего его поведения. Существенно при этом, что моральная оценка его личности двоится. Если в столкновениях его с чистокровными феодалами - Ноблем, Изенгримом и т. п.- симпатии рассказчиков, несомненно, на его стороне, так как здесь прославляется торжество ума над грубой силой, то этот же самый Ренар обличается как низкий хищник в тех случаях, когда он гра­бит и душит бедняков. Следует, однако, заметить, что эти послед­ние, как и в фаблио, представлены отнюдь не всегда беспомощны­ми жертвами. Они нередко сами проявляют энергию и сметли­вость, позволяющие им восторжествовать над насильником. Петух, которого Ренар уносит в зубах, учит его крикнуть преследующим его крестьянам: «Я утащил его наперекор вам!» Ренар раскрывает рот, чтобы крикнуть это, и петух спасается. Кот, найдя вместе с Ре-наром на дороге колбасу, вскакивает с ней на придорожный крест и один уписывает на глазах Ренара приятную добычу. Даже кро­шечная улитка берет верх над Ренаром. Всем этим народная мудрость противопоставляется как феодально-рыцарскому началу, так и морали горожан.

К середине XIII в. основная часть «Романа о Лисе» была закон­чена. Однако еще долго продолжали появляться во Франции все новые дополнения и вариации на эту тему, иногда представлявшие весьма оригинальную и свежую трактовку сюжета. Такова поэма «Коронование Лиса» , возникшая во Фландрии около 1270 г. в свя­зи с чрезвычайным развитием около этого времени монашеских ор­денов, стремившихся захватить руководство всей политической и общественной жизнью Франции. Социальная характеристика Ре­нара радикально изменяется.

Ренар, по совету жены, решает сам достигнуть престола. Для этого он посту­пает во французский монастырь, где учит монахов своей «лисьей хитрости». Узнав, что Нобль заболел, Ренар является к нему в качестве исповедника и внушает ему мысль завещать престол не самому сильному, а самому хитрому: таков, мол, дух времени. Когда после смерти Нобля вскрывают его завещание, Ренар долго от­казывается от царства, но все же под конец соглашается. Ренар правит искусно и мудро: богатым он покровительствует, а бедняков угнетает, соблюдая, однако, при этом умеренность, чтобы не слишком возбудить против себя народ. Отказы­ваясь от подарков, которые ему приносят, он в то же время велит жене принимать их с заднего крыльца. Слава о Ренаре доходит до Рима, и сам папа хочет поучить­ся у него искусству делать из барана священника, из бездельника - монаха, из негодяя - епископа.

Таким образом, на протяжении всего долгого развития эпопеи Ренар последовательно принимает обличье различных обще­ственных сил, угнетавших народные массы.

Французский «Роман о Лисе» полностью или частично стал из­вестен почти во всех странах Европы и был переведен на нидерландский, итальянский, английский, немецкий и скандинавские язы­ки. К его нижненемецкой версии восходит знаменитый «Рейнеке Лис» Гете .

Другое, столь же крупное создание городской литературы во Франции - « Роман о Розе». Это - очень сложное произведение. Первая часть романа, которую успел написать в 30-х годах XIII в. Гильом де Лоррис , выдержана в куртуазных тонах. Сорок лет спустя труд Гильома продолжил и закончил ЖандеМен, но уже в диаметрально противоположном духе.

Гильом рассказывает историю любви возвышенной и нежной, хотя и не лишен­ной элемента чувственности. Когда поэту было двадцать лет, ему приснилось од­нажды, что, гуляя поберегу реки, он внезапно попал в сад и увидел там необычай­ной красоты Розу. В то время, как он любовался ею, Амур пронзил его сердце стрелой, и юноша страстно влюбился в Розу, которую он мечтает сорвать. Ему бе­рется помочь в этом деле Привет, но против них выступают Отказ, Злоязычие, Стыд, Страх. Их усилиями первая атака отбита. Тогда Привет призывает новых союзников - Великодушие и Сострадание. Но и Злоязычие пополняет ряды своей армии Завистью, Унынием, Ханжеством и т. п. Происходит ряд стычек, в резуль­тате которых нападающие разбиты. Привет заключен в башню под надзором злой старухи, и Юноша приходит в полное отчаяние. Здесь рассказ Гильома де Лоррис обрывается.

Как форма в и дения , в которую облечено повествование, так и аллегоризм образов почерпнуты из религиозной поэзии эпохи. В данном случае, однако, то и другое являются лишь оправой для развернутой Гиольмом теории утонченной любви, причем главны­ми источниками и образцами послужили ему Овидий, трактат Ан­дрея Капеллана и романы Кретьена де Труа. Автор проявил известную наблюдательность, способность к психологическому ана­лизу, изящество оборотов мысли и языка. Но все же, хотя труд его получил в последующие два столетия высокую оценку, он был решительно превзойден второй частью романа , написанной Жаном де Меном , который проявил в ней выдающуюся образованность, а главное - смелость мысли.

В смысле фабулы и ее аллегорической оболочки Жан де Мен идет вполне по стопам своего предшественника. Продолжая повествование с того места, на кото­ром остановился Гильом де Лоррис, он рассказывает, что Разум безуспешно убе­ждает Юношу бросить любовь. Появляется Друг, дающий Юноше добрые советы. Не приводят к цели, также наставления Природы. Наконец, в дело вмешивается сам Амур: враги побеждены, Юноша срывает Розу и просыпается.

В этой огромной второй части романа (примерно 18 000 стихов) главную ценность представляют длинные вставные рассуждения, вложенные в уста Разума и Природы и имеющие характер самостоятельных дидактических поэм. В целом они образуют своего ро­да энциклопедию свободомыслия, побудившую некоторых исследо­вателей назвать Жана де Мена «Вольтером средневековья». Поэт смеется над доктриной утонченной любви, разоблачая истинные побуждения женщин, которые больше всего стремятся к выгоде. Надо им предоставить, говорит он, полную свободу, потому что,как с ними ни обращайся, они всегда найдут способ обмануть му­жей. Вообще не следует слишком привязываться к одной женщине и быть с ней особенно щедрым, ибо это противно природе, «соз­давшей каждого для каждой и каждую для каждого». Жан де Мен вздыхает о золотом веке, когда не было ни власти одних людей над другими, ни собственности, ни брака и связанной с ним ревно­сти, и царила свободная любовь. Все зло пошло от Язона, который добыл золотое руно: с тех пор у людей появилась страсть к обога­щению, и они установили королевскую власть, чтобы закрепить имущественное неравенство. Между тем все люди по природе равны между собой. Глупо, например, думать, что кометы своим появлением предвещают смерть королей, ибо, как заявляет Приро­да, короли ничем не отличаются от последних бедняков: «Я создаю их всех одинаковыми, как это видно при их рождении». Она приба­вляет: «Нет подлых иначе, как по своим порокам, и благородство зависит от доброго сердца, без которого ничего не стоит родовое дворянство». Люди ученые благороднее королей и князей, потому что о каждой вещи они способны судить правильно и в состоянии различать добро и зло.

Природа и Разум для Жана де Мена - основные принципы всего сущего и высшие критерии человеческих суждений. Надо во всем следовать природе. Пороки плохи потому, что сокращают жизнь человека, а жизнь - это первый закон природы. От имени Разума и Природы поэт разоблачает всевозможные суеверия, предлагая вместо этого научные объяснения всех явлений. Он смеется над ве­рой в то, что бури вызываются нечистой силой, что некоторые жен­щины являются ведьмами, обладающими способностью носиться по воздуху. Он объясняет ряд зрительных иллюзий, кажущихся чу­десными, вполне естественными оптическими причинами.

Рисуя картину человеческого общества, Жан де Мен нападает на всякого рода глупость и насилие. Особенно сильную ненависть он питает к монахам так называемых «нищенствующих» орденов, изо­бличая их мракобесие выразительно введенной фигурой Лицемерия.

Жан де Мен не в состоянии освободиться от схоластических терминов и форм мышления, однако в эти рамки он вмещает чрезвычайно прогрессивные идеи, намного превосходящие общий уровень сознания его времени. В частности, своим использованием античных авторов, у которых он берет не только отдельные сентен­ции, но и общие, принципиальные мысли, он является отдаленным предшественником гуманистов. В натурфилософии Жан де Мен следует преимущественно Аристотелю, в моральной философии - Платону. Своим учением о суверенитете природы он предвосхи­щает идеи Рабле.

Волка уложили в постель. Он ненадолго уснул, но вскоре проснулся, мучимый стыдом и страданием, и безутешно, жалобно всхлипывал. Волчица Гирмунда в глубокой печали преданно ухаживала за мужем, подавленная великой бедой, свалившейся на их семейство, и грозящими невзгодами. Жалко ей было себя, своих детей и друзей, тяжело было видеть страдания мужа. Вскоре он умер…

…А Рейнеке, очень довольный всем происшедшим, оживленно болтал с друзьями, наслаждаясь их лестью. Он был в чудесном настроении. Король дал ему на прощание конвой и любезно сказал:

Жду васкак можно скорее обратно!

Рейнеке встал на колени и долго благодарил государя, его супругу и придворных баронов. Потом он распростился, чтобы вернуться домой, в Малепартус, - успокоить и обрадовать семью радостными вестями.

Лис шествовал во главе целой свиты сородичей. Он сиял от счастья и распустил свой пушистый хвост особенно пышно. Еще бы! Он был снова в милости у короля, снова стал членом совета и даже первым министром! По дороге он обдумывал, как использует свое положение и наградит всех тех, кто был ему предан.

Дома его с восторгом встретили жена и дети. На вопрос, как ему и на этот раз удалось уцелеть, он рассмеялся:

А вот удалось!

И лис рассказал, как он осилил волка на поединке, как обласкан был государем, в какой он снова чести и какой высокой властью обладает теперь в государстве.

Госпожа Эрмелина-лисица была счастлива. Ликовали также их сорванцы лисята. Они между собой похвалялись: «Наш папенька важная персона! Теперь мы заживем в чести и довольстве и нам некого будет бояться!»

Так возвысился Рейнеке-лис бесстыжий, бессовестный плут, мошенник, грабитель, предатель, убийца, льстец, хитрец и подлец!

Так приобрел он силу и власть, и каждый его совет или приказ полезный или вредный стал непреложным законом для всех.

Многие из той же лисьей породы обладают таким же талантом, как у него. А если их бороды не рыжие значит, крашены! Научитесь распознавать этих плутов!

Обратитесь же к мудрости все, кто купил и прочел эту книгу, в которой сочинитель смешал выдумку с правдой, чтобы каждый отличал добро от зла и от зла сторонился, а к добру стремился!

Вот чему учит эта книга!

В поэме Гёте «Рейнеке-лис» изображено звериное царство. Лев по имени Нобель - король, повелитель зверей; его окружают рыцари и бароны: тупой и грузный медведь Браун, злой и грубый волк Изергим, набожный барсук Гримбарт, хитрый и изворотливый лис Рейнеке. Звери ведут себя как феодалы в средние века: воюют друг с другом, защищают свои замки, плетут придворные интриги, устраивают поединки, совершают паломничества. Державный лев и его бароны грабят и терзают малых и слабых - зайцев, овец, кур. Хитрый Рейнеке, живущий в неприступном замке Малепартус, умеет обделывать свои делишки не грубой силой, а ловкостью и коварством. Он выходит победителем из всех столкновений с другими баронами и самим королем и становится первым сановником королевства. Таким образом, под обличьем зверей в поэме изображены люди, под видом звериного царства - феодальное общество с его королями и придворными, рыцарями и баронами, священниками и монахами, угнетателями и угнетенными.

Сказка? Да, сказка о животных, но выросшая в обширную поэму или роман в стихах с многими любопытными эпизодами и приключениями. В этой сказке, строго говоря, нет ничего сказочного, волшебного, кроме того, что люди наряжены зверьми или зверям приписаны человеческие чувства и нравы. И завершается она не счастливым сказочным концом, а жизненно правдивым и полным горечи: зло торжествует, злодей не наказан, а добивается почета и власти. Сказка о лисе представляет собой глубоко реалистичную сатирическую панораму жизни людей в средние века, в период феодального строя.

Поэму Гёте (в нашей книге она пересказана в прозе) с интересом прочтет и тот, кто любит сказки, и тот, кто любит историю.

Великий немецкий поэт Иоганн Вольфганг Гёте не придумал сюжет поэмы. Он обработал средневековое произведение - «Роман о Лисе» - одно из выдающихся произведений средневековой народной литературы.

Познакомимся кратко с историей этого романа - самой знаменитой и, пожалуй, самой замечательной сказкой о животных.

Когда вы будете читать поэму, то некоторые ее эпизоды, наверно, покажутся вам знакомыми. Вот лис притворился мертвым, и проезжавший мимо крестьянин швырнул его на телегу, на которой он вез рыбу. Крестьянин размечтался о том, как он подарит лисью шкуру жене, а лис между тем побросал незаметно всю рыбу на дорогу и спрыгнул вслед за ней. Или другая проделка лиса. Он дал волку совет половить рыбу в проруби, опустив в нее хвост. Волк ждал улова, пока его хвост не примерз ко льду, и мужики больно поколотили незадачливого рыболова. Но ведь это русские народные сказки! Как они попали в поэму о лисе? Дело в том, что подобные сказочные сюжеты бытовали и у французского народа, и у других народов.

Сказки о животных возникли в то далекое время, когда первобытные люди обожествляли зверей и птиц, поклонялись им, наделяли их человеческими мыслями и чувствами, во всем уподобляли людям. Постепенно эти древнейшие религиозные представления отмерли, сменились верой в богов, а сказки о животных сохранились, дожили до наших дней. Некоторые мотивы романа о лисе уходят в глубочайшую древность.

Животные, с которыми мы встречаемся в романе о лисе и в поэме Гёте, - это хорошо всем знакомые дикие и домашние звери и птицы европейских стран: волк, медведь, барсук, лиса, баран, петух, кот и т. п. Откуда же в поэме о лисе образ царя зверей льва, которого не было в сказках большинства европейских народов? (Самым сильным или царственным в них обычно выступает медведь.)

Образ льва напоминает о другом источнике романа о лисе - древнегреческих и древнеримских баснях. В Древней Греции были распространены сборники басен, приписываемых Эзопу. Под именем эзоповских они и вошли в мировую литературу. Позднее их перевели на латинский язык. В средневековой Европе эзоповские басни усердно переписывали и хорошо знали.

XII и XIII века были временем подъема средневековых городов. Горожане вели неустанную борьбу с феодалами за свои права и вольности. В литературных произведениях, созданных в городах Западной Европы, осмеивались грубость и глупость рыцарей, лицемерие и жадность монахов, разоблачались хищники и притеснители трудового народа.

Героем подобных сатирических рассказов, возникших в средневековых городах, часто выступает находчивый и сметливый горожанин, ловко обманывающий глупого рыцаря или жадного монаха.

Народные сказки и древние басни, вращаясь в городской среде, были дополнены сатирическими рассказами и повестями о забавных или поучительных происшествиях из окружающей жизни. Так сложился животный эпос средневековья - «Роман о Лисе», который состоял из 27 частей, или, как тогда говорили, ветвей.

«Роман о Лисе» представляет собой не цельное и законченное произведение, а ряд эпизодов, сочиненных разными авторами и в разное время и мало согласованных между собой. В поэме Гёте вы не найдете этих эпизодов.

Однако, читая ее, вы заметите, что первые шесть песен, или глав, составляют как бы отдельное повествование со своей завязкой и развязкой. Звери приносят королю Нобелю жалобы на лиса. Рейнеке требуют к ответу. Он долго уклоняется от явки на суд и строит всяческие козни королевским посланцам - медведю и коту. Наконец, исповедовавшись барсуку Гримбарту, он является на суд. Рейнеке приговаривают к смерти, но путем ловкой выдумки он избегает гибели, и Нобель разрешает ему отправиться в Рим замаливать грехи. А в седьмой песне приключения лиса начинаются заново. Он совершает новые преступления, за ним снова отправляется Гримбарт, и Рейнеке, представ перед королем, прибегает к новым уловкам и хитростям. Поэма словно распадается на две поэмы, объединенные не единством фабулы, развития событий, а только общностью действующих лиц.

Вы, сударь, слышали не раз От нас, сказителей, рассказ, Как похищал Парис Елену,
Но был наказан за измену.
Вы часто слышали от нас Печальный, трогательный сказ О славном рыцаре Тристане И о его смертельной ране. Сегодня я для вас начну Рассказ веселый про войну. Что продолжалась сотни, лет (Конца ей и доселе нет).
Ренар и волк ее вели,
И примирить их не могли Другие звери. Лис прослыл Отменным плутом. Да и был Он вправду хитрым, что скрывать, И волка он одолевать Привык не силой, а умом.
Я много расскажу потом Историй разных, а сейчас Позвольте позабавить вас Рассказом первым. Я готов Начать его без лишних слов...

РЕНАР И СИНИЧКА

Синичка, выводя птенцов,
В дупле сидела и была С утра свежа и весела.
Ренар тропинкою бежал И, видя птичку, закричал: «Привет вам, кумушка моя! Давненько вас не видел я. Спуститесь, дайте вас обнять!» «Кчему, Ренар? Пора бы знать, Что никакой вам веры нет,- Синичка молвила в ответ.-
Вы столько всем чинили зла, Что, верно б, дурой я была, Когда бы ласковым словам Я вашим верила. Нет, вам Меня никак не обмануть,
Так продолжайте же свой
путь!»
«Помилуйте! - воскликнул
лис.-
Не бойтесь и спускайтесь вниз, Ведь вам всегда я другом был, Не правда ль?.. Да! Совсем
забыл
Сказать вам новость! Потому, Должно быть, к нраву моему Вы недоверчивы... Со львом, Великим нашим королем,
Я мир недавно заключил.
Неужто вам не сообщил Никто о том? Не ожидал.
Так вот послушайте. Я дал

%CucnobkC tcliouf JcrtCct auotttuurteituMf trnC mC oturftrou їсшж Kti ож Ulmoutticttnttmc
Король Лев и его вассалы. Из рукописи «Романа о Лисе» XII/ в.

Недавно клятву мир хранить, Чтоб меж зверями устранить Вражду навеки. Если ж я Нарушу клятву, то меня Пусть судит Нобль3, король
зверей, Верховной властию своей». Смеясь, синичка говорит: «Признаться честно, весь ваш вид Внушит доверье хоть кому,
Да непонятно мне, к чему Мир мне-то с вами затевать,- Чтоб только вас поцеловать?..» «Да, вижу я, мне веры нет;
Я натворил немало бед,-
Сказал Ренар, потупя взор.-
Но изменился я с тех пор,
Как отпущенье получил И мир великий заключил... Спуститесь же, кума моя,
Свои глаза закрою я,
Чтоб убедились вы вполне,
Что нынче можно верить мне». «Ну что ж, согласна я, скорей Глаза закройте-ка плотней!» «Пожалуйста!» - ответил лис. Тогда синичка камнем вниз Слетела. Веточкой слегка Она коснулась волоска Усов Ренара и легко Опять вспорхнула высоко. (Теперь мы видим, кто хитрей,
Но дальше слушайте скорей.)
Ренар разинул было пасть, Чтоб насладиться птичкой
всласть, Да промахнулся. «Вот так
раз! -
‘ Нобль - царь зверей, лев.
12 я-шв
Раздался голос.- Вы сейчас Клялись, что мир оберегать Решили вы... Зачем же лгать?
К чему?..» Ренар решил
схитрить, И так он начал говорить:
«Да я хотел вас напугать,
Зачем же, кумушка, мне лгать? Спуститесь! Я на этот раз Не испугаю больше вас».
«Что ж, я согласна!» - и
стремглав Слетела птичка вниз, не дав Ренару точно рассчитать Удара, и тотчас опять Взвилась и села на сучок.
И снова лис ее не смог Схватить, он только пасть
раскрыл, Но вновь хитро обманут был. «Поверь я вам, мой кум
Ренар,- Услышал он,- и адский жар Меня теперь бы охватил!..» «Кума, да я опять шутил!
Как вы трусливы, боже мой!
Да я клянусь вам головой,
Что в мыслях даже не имел Зла причинить вам; я посмел Лишь попугать вас, и вина Моя, ей-богу, не страшна.
Во имя бога вас молю:
Простите шуточку мою!»
Но был у хитрой птички вцд, Что лис наскучил ей, что спит Она, уткнув свой клюв в пушок.
Тут вдруг охотничий рожок Оповестил охоты час,
И раздались в лесу тотчас Свист, лай собачий, топот, крик... Обманщик-лис мгновенно
сник,
Поджал свой хвост и поскорей
Решил исчезнуть меж ветвей.
Тут птичка крикнула ему:
«Идти решили? Почему?
Не торопитесь, я сейчас Вас поцелую в третий раз!..»
Но лис хитер был и умен И знал, что должен скрыться он. Заврался, что тут возражать, Теперь бы только убежать!
«Вас, милый кум, не проведешь, Вы так хитры, умны, а все ж Уж предки прадедов моих Ум раскусили лисий; их Не удавалось обмануть,
Как и меня вам. Грешный путь Привел вас, видите, к тому,
волкСлучилось так, что сбросил в ров Поп ящичек святых даров,
Когда он плелся полупьян В свою обитель от крестьян.
Меж тем знакомою тропой Плут лис Ренар бежал домой.
И вот во рву, среди ветвей И прошлогодних желудей,
Тот ящичек увидел он.
Ренар его со всех сторон Обнюхал, раз-другой лизнул, Тихонько лапой ковырнул И наконец открыл. Внутри, Обернутое раза три В салфетку белую с крестом, Лежало что-то. Лис хвостом От нетерпения вильнул,
Салфетку быстро развернул И в ней облатки3 увидал.
* Облатки для причастия.
(Зачем их поп с собой таскал, Секрет для нас.) Ренар тотчас
Что вот теперь и самому Спасаться надо вам. За ложь В конце концов и пропадешь!
Не торопитесь, кум, сейчас Я прилечу к вам в третий раз!» ...Ренар бежал, поджавши хвост, Боясь во весь подняться рост. «Да нет,- бросал он на ходу,- Прощайте! Я уж побреду Домой. Устал. Хочу соснуть...» «Что ж, ваша светлость, в
добрый путь Коль страшно стало!..» В лес
густой
Ренар бежал теперь стрелой, Насмешки слыша за собой.
СВЯЩЕННИК
Съел сотню добрую зараз,
А что осталось, завернул,
Ларец закрыл, с трудом втянул Его наверх и на спине Понес домой. Но в тишине Раздался шум. Наперерез,
Пути не разбирая, лез Примо, что Изенгрину был Родимым братом; он прослыл Обжорой страшным, и, что дуб, Как говорится, был он глуп. «Как жизнь?» - «Эх, черт бы всех побрал,-
Примо в ответ,- весь день
не жрал! Проклятый лес! С утра брожу И ничего не нахожу!»
«А вот не хочешь ли поесть Святых даров? Я их отнесть К себе домой хотел, да что ж, Бери, коль хочешь, их.
Берешь?»
«Спасибо, кум, спасибо,
брат!» - Примо был несказанно рад.
Он разом все сожрал.- «Пока Хоть заморил я червячка». «Давай, Примо, с тобой вдвоем К монастырю сейчас пойдем. Дыру в стене я видел там,
Через нее мы в божий храм Проникнем; у монахов есть Всегда, что выпить и поесть» Примо был счастлив. «О,
идем! - Воскликнул он.- С тобой
вдвоем
Хоть прямо в пекло, к черту в ад Пойти пожрать я буду рад:
С тобой нигде не пропадешь!..»
Уже совсем стемнело, все ж Ренар окольный выбрал путь, Чтоб ненароком где-нибудь Не напороться на крестьян.
У церкви лис и волк, в бурьян Забравшись, стали выжидать И из-за листьев наблюдать...
Вот заскрипела дверь...
Замок
Пружиной взвизгнул и
замолк... Поп ключ засунул под полу И зашагал, крестясь, к селу. Путь в церковь был теперь открыт.
В стене действительно пробит Был кем-то превосходный лаз. Должно быть, лис уже не раз Бывал здесь: волк был поражен, Как хорошо все знал здесь он.
Они забрались на алтарь,
И здесь Примо увидел ларь Точь-в -точь как тот, что был
во рву,
Побольше только. «Дай сорву,- Сказал Примо,- с него замок. Облаток этих я бы мог,
Ей-богу, съесть хоть пять пудов!» «Дурак, ты думал у попов Тут тесто пресное одно?
Эх ты!.. На кой им черт оно! Скорей срывай замок, чудак! Сильнее дергай! Ну! Вот так...» «Ого! - вскричал Примо.-
Ну, брат, Да тут, я вижу, целый склад! Поп, знать, запасливый мужик!» «Да, любит сытно есть старик! Мирянам эти кругляши Из теста - только для души,
Но падок ведь на них народ,
И оттого растет доход У церкви. Дурни и глупцы!
Попы, обжоры-подлецы, Крестьян доверчивых всегда В церквях проводят без труда».
И вот уже извлечены Хлеб из ларя и ветчины Изрядный окорок, вино...
А чтобы не было темно,
Ренар лампадки снял с икон И поместил их на амвон.
Сказать по правде, волк
давно
Уже отпробовал вино,
И не замедлил результат Сказаться сразу. (Виноват желудок был его пустой.)
Что за беда!.. Все ж пир горой Они устроили. Волк пел, Плясал... (Ну, словом, опьянел Он через несколько минут.) «Пей, друг Ренар, пей, нас
ведь тут Немного... трое... Ничего!
(В глазах двоилось у него.)
Вина нам хватит всем! Да что ж,
Я вижу, ты немного пьешь?..» «Я вдоволь пью... (Ренар не лгал: Он на закуску налегал,
Но пил умеренно.) - Ты врешь, Ты сам, Примо, немного пьешь!» «Я мало пью? - воскликнул
волк.- Ха-ха! В вине я знаю толк,
И не тебе меня учить,
Как надо пить... как надо п... пить...
Однако, слушай-ка, Ренар,
Ведь я не так, чтоб очень стар... А ноги, черт их побери,
Меня не держат... посмотри...
А, может, лечь теперь поспать? Нет! Вот еще... глоточков пять... Так!.. Нет, постой... еще глоток! Что ж, будет, а?..» - «Эх ты, дружок,
Не думал я, что слаб ты пить. Не надо было и ходить Сюда, ей-богу: только сел,
Отпил глоток-и охмелел!»
«Кто ох... хмелел? Я?.. Нет,
постой,
С кем, с кем, да только не со
мной
Тебе тягаться...» - «Эко вдруг! Ты впрямь, я вижу, выпил,
Друг,
Не по силенкам!..» - «Что ж,
давай,
Кто больше выпьет?» -
«Наливай!..» И снова чокнулись друзья. Волк залпом выпил. «Да... твоя Затея славно удалась,-
Сказал он,- здесь мы сможем
всласть
С тобой, мой друг, попировать...»
«Ты забываешь подливать»,-¦ Ответил лис, и сам налил Себе и волку, но отпил Всего глоток. Примо вздохнул, Поморщился, с трудом глотнул Напиток раз, потом другой...
И начал пить, перед собой Уже не видя ничего.
А лис в большой стакан его Все наливал и наливал...
...Ренар давно уже мечтал Над глупым волком подшутить, Чтобы достойно проучить Его за жадность и за то...
Ну, словом, мало ли за что. Примо был Изенгрину брат,
Так за одно за это рад Был подложить ему свинью Проказник лис: всю жизнь свою Он с Изенгрином враждовал,
А почему, и сам не знал.
Скорей всего лишь потому Волк ненавистен был ему,
Что алчной тупостью своей Он выделялся средь зверей.
Примо меж тем все пил и пил, Пока еще хватало сил (Лишь бы пощады не просить.) На то, чтоб лапу подносить К губам с тяжелым, в сто пудов, Стаканом. Он давно готов Был задремать, но лис мешал:
За плечи тряс, в лицо дышал И даже окатил его Водой холодною всего.
Примо сперва забормотал, Потом скулить протяжно стал... Еще немного погодя,
Почти совсем в себя придя,
Он попытался встать и вдруг На радость лису начал: «Друг!
Ты это?.. Да?.. Тогда... Что?..
Ступай, зови сюда народ! Обедню буду я служить...
Хочу народ яп... просветить... Чем не священник я, скажи?.. Стой, друг, меня ты поддержи Сперва... О чем, бишь, я? Ах, да!
Я помню, в юные года Умел я петь... Ты не слыхал?
Эх, как я прежде распевал... Сегодня я хочу для всех Исполнить мессу...» - «Это
грех!
Ведь ты еще не посвящен В духовный сан, не пострижен В монахи, а чтоб мессу петь, Тонзуру3 надобно иметь...» «Тонзуру?» - «Символ есть
такой,
Чтоб знали все, что ты святой». «Ты прав, Ренар, но как же
быть,
Кто б мог в монахи посвятить Меня, чтоб раз и навсегда?»
«Да я бы мог!» - «Ты мог
бы?» - «Да, Что ж тут мудреного: раз,
два -
И все. Да, надобно сперва Найти, чем брить, вот в чем
секрет,
Других препятствий вроде нет. Идем, поищем бритву».-
«Что ж, Неужто бритвы на найдешь?»
Лис рыскать стал, и наконец Он отыскал в шкафу ларец,
В котором были бритва, таз И ножницы. «Ну, словно нас Все дожидалось здесь, Примо!
* Тонзура - выстриженное на макушке место у католических духовных лиц.
Я знаю, сам святой Ремо
Тебе сопутствует, ей-ей! Быстрей за дело, будь смелей! Все это мелочи одни,
Ведь ждут тебя иные дни,
Когда ты сделаешься вдруг Самим епископом, мой друг.
Ты по природе наделен Всем тем, чем обладает он:
Ты честен, бескорыстен, ты Умен... Все это не мечты, Поверь, я знаю, что синод Тебя главою изберет!»
Примо был очень возбужден. С большим трудом ступая, он Поднялся на алтарь, где лег, Чтобы Ренар намылить мог Ему макушку. Лис тотчас Намылил от ушей до глаз Всю волчью голову и стал Скоблить ее. Он так устал, Окончив свой великий труд,
Что после нескольких минут, Весь потный, он едва дышал; Зато в душе он ликовал.
Волк молча боль переносил, И лишь в конце концов спросил: - «Ну, все в п... порядке?» - «Да, поверь,
Ты стал священником теперь!
И знай, Примо, духовный сан Тебе заслуженно был дан.
Ну кто бы мог из нас другой О чести помышлять такой?» «Ты прав... Я к ризнице пойду... Должно быть, ризу я найду, Епитрахиль и прочий хлам, Необходимый только там...
Я спел бы так, да ведь народ, Сам понимаешь, заорет,
Чего, мол, голый он залез,
Ведь божий храм тут, а не лес...» «Ты рассуждаешь, как мудрец,- Сказал Ренар,- ты молодец! Идем, тебе я, чем смогу,
И в этом деле помогу».
И вот Примо одет: на нем Вся вышитая серебром Надета риза кое-как,
Крест, черный бархатный кушак, И в довершение всего Ренар напялил на него Епитрахиль. «Ну, я готов,- Сказал Примо,- без дальних
слов
Я начинаю службу...» - «Стой! Не торопись так, бог с тобой.
А как же звон?» - «Звон?..»
«Да. Так вот, Ударить надо нам вперед В церковный колокол... Затем Ты сможешь по законам всем И к службе сразу приступить». «Ну, значит, так тому и быть... Люблю, когда в церквях
звонят!...»
Он ухватился за канат,
Который сверху спущен был От колокола; что есть сил Рванул его, и дивный звон Услышал над собою он.
Лис ликовал. «Сильней!
Сильней! - Кричал он.- Так! Теперь
скорей
Ступай петь мессу на алтарь! - А про себя подумал: - Шпарь, Мой друг! Пускай теперь народ Тебя послушает придет!
8 С самим Сатаной.
По крайней мере, черт возьми, Впервые будет пред людьми
Петь не обжора-лицемер,
Как их священник, например,
Не хитрый плут, а просто так, Довольно искренний дурак...»
Ренар однако как-нибудь Решил теперь улепетнуть.
Покуда волк, шатаясь, шел Петь на алтарь, Ренар нашел В стене свой лаз, в него пролез, Но прежде чем умчаться в лес, Дыру землею завалил.
Послушал, как Примо вопил, Воображая, что поет,
И про себя сказал: «Ну вот, Сейчас сюда придут, дурак,
Ты запоешь тогда не так!»
И он умчался в лес стрелой...
Звон колокола, волчий вой Попа, конечно, разбудил.
Босой, он тут же соскочил С постели и, крестя, живот, Стал, весь дрожа, сзывать народ. На зов сбежались клерк Гилан, Жена попа и капеллан. Вооружившись кто чем мог,
Они со всех пустились ног Туда, откуда волчий вой Гремел надтреснутой трубой.
Дрожа, косясь по сторонам, Они на цыпочках к дверям Церковным робко подошли... Прислушались... Но что могли Они со сна сообразить?
Кого решили поразить Они в стенах монастыря С душою в пятках?.. Видно, зря Они с бесстрашием таким Сразиться вздумали с самим...
С самим!" О, боже! Кто ж иной Посмел бы в церковь в час
ночной
Забраться, как не он... И поп На землю грохнулся, как сноп, Лишившись чувств... Да,
с Сатаной Страшней сразиться, чем
с женой... Тут попадья давай визжать Вот дура! Как ее сдержать,
Как замолчать заставить? Нет!
С ней наберешься больших бед... Ну, дай бог ноги! И стремглав Клерк с капелланом, крик подняв, К селу пустились, что есть сил. И каждый дико голосил: «Спасите!.. Дьявол!.. О!.. Скорей! О! Сатана убил кюре!..
И всех нас та же участь ждет!.. Спасите!.. Час наш настает!..» Село проснулось... Шум, галдеж...
Что? Іде? Да разве разберешь! Такая паника кругом!..
Один с заржавленным копьем Бежит куда-то; впопыхах Другой, превозмогая страх,
Шлем и кольчугу кое-как Напялил на себя. Собак С цепи спустили тут и там... Крик. Топот. Визг. Шум.
Вопли. Гам... Примчались к церкви все
гурьбой.
Поп ослабевшею рукой Перекрестил всех и сказал,
Что за грехи, мол, ниспослал В великой милости своей Бог испытанье на людей;
Что Сатана залез во храм,
Что Сатана поныне там,
Что все должны ццти на бой С врагом заклятым - Сатаной. Но он не долго говорил
И дверь, крестясь, приотворил. Вилланы бросились вперед.., ...Волк покосился на народ, Запнулся, рявкнул, и экстаз Сменился ужасом тотчас.
Он к лазу бросился стрелой,
Но лаз заделан был землей.
В безумном страхе начал он Метаться, но со всех сторон Он видел множество людей,
Вил, кольев, палок и жердей... Он с ревом врезался в толпу,
Но тут же был прижат к столбу И весь изранен. Прыгнув вбок, Он сшиб кого-то разом с ног, Кого-то злобно укусил,
Рванулся из последних сил И, оглушенный, чуть живой,
С окровавленной головой В окно раскрытое нырнул И так от смерти ускользнул.
Дорогой он ворчал под нос: «Фу, слава богу, хоть унес Свою я шкуру, черт возьми!
Ну, ничего! Сведу с людьми Свои я счеты как-нибудь!
Ведь к стаду их я знаю путь,
И с Эрмангарою, женой,
Мы не оставим ни одной Живой коровы и овцы В их стаде!.. Злобные глупцы!.. Да!.. Но каков предатель лис!
Ну, ладно! Только попадись Ты мне! Я к Ноблю не пойду, Попроще способ я нацау,
Чтоб проучить тебя; я сам Себя в обиду, брат, не дам!» Вдруг, видит он, сидит
в кустах Лис со слезами на глазах.
«О, наконец-то милый кум! - Вскричал Ренар.- Ты так угрюм,
О, что с тобой, скажи скорей...» «Пошел отсюда прочь, злодей! - Примо сквозь зубы процедил.- Ты мне, предатель, изменил!
Ты завалил землею лаз,
И я был вынужден сейчас Сразиться с множеством врагов. Я уцелел, но я готов Теперь свести с тобою счет!
Так знай же, злобный ты урод, Что если я не первым был,
Кому ты, изверг, досадил,
То буду я, проклятый лис, Последним! Да! Теперь держись! Я проучу тебя, бандит!»
«О, стой, Примо! Так ты избит? Ах, боже мой, не может быть!.. Кто б это мог предположить!..
Ты в заблуждении большом:
Ведь лаз заделан был... попом! Да, да, попом. Я умолял Оставить лаз. Но поп не внял, Да, да, не внял мольбе моей! Меня убить хотел, злодей!
И я был вынужден сбежать. Однако здесь я обождать Решил тебя. За жизнь твою, Тебе я слово в том даю,
Я не боялся. Я был рад,
Что совершили мы обряд,
Что ты был нынче посвящен В духовный сан: я знал, что он Не мог с попом вас не сроднить, Не мог вас не объединить Друг с другом, кум. И вдруг!..
О, нет!
Какой-то в этом есть секрет! Быть может, поп тебя впотьмах Не опознал, и дикий страх Его толкнул на этот шаг?
Нет, верь мне, он тебе не враг!»
Ренар умолк и так вздохнул, Так сокрушенно вдруг взглянул На волка, что Примо опять Не смог пред лисом устоять. «Быть может, ты, Ренар, и прав... Конечно, поп, не разобрав,
Что я был так же, как и он,
В попы сегодня посвящен, Созвал людей. Ну, ничего,
Я все же проучу его!»
«Да, проучи! Всегда ведь так: Коль ты тупица и дурак,
То на себя, брат, и пеняй!
Пусть помнит это... Ну, прощай!»
На этом мы прервем сейчас О хитром лисе наш рассказ.