Мамин сибиряк биография для детей. Краткая биография мамина-сибиряка

  • 14.04.2019

В ноябре 2012 года исполняется 160 лет со дня рождения и 100 лет со дня смерти
Дмитрия Наркисовича Мамина-Сибиряка (6 ноября 1852 — 15 ноября 1912)

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (настоящая фамилия Мамин; 25 октября (6 ноября) 1852 года, Висимо-Шайтанский завод, Пермской губернии, ныне посёлок Висим Свердловской области — 2 (15) ноября 1912 года, Санкт-Петербург — русский прозаик и драматург.

Стоит произнести "Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк", как вспоминается известная фотография, где он выглядит довольным жизнью, солидным человеком, в богатой шубе, в каракулевой папахе. По воспоминаниям друзей, он был душой компании, веселым человеком, прекрасным рассказчиком. Как всякого хорошего человека его любили дети, старики и животные.
Но на самом деле жизнь Мамина-Сибиряка была очень трудной, благополучными были только раннее детство да пятнадцать месяцев счастливого брака. Не было литературного успеха, которого он заслуживал. Далеко не все печаталось. В конце жизни он писал издателям,что его сочинений "наберется до 100 томов, а издано только 36".

Дмитрий Наркисович Мамин родился 6 ноября 1852 г. в поселке Висим (Висимо-Шайтанский завод, принадлежащий Демидовым) в 40 км от Нижнего Тагила в семье поселкового священника. Семья большая (четверо детей), дружная, трудовая ("без работы я не видел ни отца, ни матери"), читающая (в семье была своя библиотека, читали детям вслух). Жили небогато. Отец часто говорил: "Сыт, одет, в тепле - остальное прихоть". Он много времени отдавал своим и чужим детям, бесплатно учил поселковых ребятишек.
О своем раннем детстве и о родителях писатель говорил: "Не было ни одного горького воспоминания, ни одного детского упрека".
С 1860 по 1864 год Митя учился в Висимской поселковой начальной школе для детей рабочих, помещавшейся в большой избе.

Но пришла пора учиться всерьез. Денег на гимназию для сыновей у Наркиса Мамина не было. Когда мальчику исполнилось 12 лет, отец отвез его и старшего брата Николая в Екатеринбург и отдал их в духовное училище. где когда-то учился сам. Это было тяжелое время для Дмитрия. Дикие бурсацкие нравы так подействовали на впечатлительного ребенка, что он заболел, и отец забрал его из училища. С большой радостью вернулся Митя домой и в течение двух лет чувствовал себя совершенно счастливым: чтение чередовалось со скитаниями по горам, ночевками в лесу и домах приисковых рабочих. Быстро пролетели два года. У отца не было средств отдать сына в гимназию, и его снова отвезли в ту же бурсу.
В книге воспоминаний "Из далекого прошлого" Д.Н. Мамин-Сибиряк описал свои впечатления от учения в бурсе. Рассказал он о бессмысленной зубрежке, телесных наказаниях, невежестве учителей и грубости воспитанников. Настоящих знаний в училище не давали, а учеников заставляли заучивать наизусть целые страницы из Библии, петь молитвы и псалмы. Чтение книг считалось делом недостойным "настоящего" бурсака. В бурсе ценилась только грубая сила. Старшие ученики обижали младших, жестоко издевались над "новичками". Мамин-Сибиряк считал не только потерянными, но и вредными годы, проведенные в училище. Он писал: "Нужно было много лет, много страшного труда, чтобы вытравить все то зло, которое вынесено мною из бурсы, и чтобы взошли те семена, которые были заброшены давным-давно родной семьей".

По окончании бурсы в 1868 году Мамин-Сибиряк поступил в Пермскую семинарию - духовное заведение, дававшее среднее образование. Семинария мало чем отличалась от бурсы. Та же грубость нравов и плохое преподавание. Священное писание, богословские науки, древние языки - греческий и латынь - вот что главным образом должны были изучать семинаристы. Однако лучшие из них стремились к научным знаниям.
В Пермской духовной семинарии в начале 1860-х годов существовал тайный революционный кружок. Преподаватели и семинаристы - члены кружка - распространяли революционную литературу на уральских заводах и открыто призывали к выступлению против хозяев. В то время, когда в семинарию поступил Мамин, кружок был разгромлен, были арестованы и исключены многие семинаристы, но подпольную библиотеку сумели спасти. В ней хранились запретные сочинения Герцена, работы Добролюбова, роман Чернышевского "Что делать?" и книги по естествознанию (Ч.Дарвина, И.М. Сеченова, К.А. Тимирязева). Несмотря на все преследования, в Пермской семинарии сохранялся дух свободомыслия, и учащиеся протестовали против лицемерия и ханжества. Стремясь получить знания, чтобы приносить пользу народу, Дмитрий Мамин ушел из семинарии после 4-го класса, не окончив ее: он больше не хотел быть священником. Но именно к пребыванию в Пермской духовной семинарии относятся его первые творческие попытки.

Весной 1871 года Мамин уехал в Петербург, а в августе 1872 года он поступил на ветеринарное отделение Медико-хирургической академии. Он был увлечен бурным общественным движением 1870-х годов, посещал революционные студенческие кружки, читал произведения Маркса, участвовал в политических спорах. Вскоре полиция установила за ним слежку. Жилось ему трудно. Приходилось экономить на всем: на квартире, на обеде, на одежде, книгах. Вдвоем с товарищем Дмитрий снимал холодную, неуютную комнату в большом доме, где жили студенты и городская беднота. Д.Н. Мамин сочувственно относился к движению народников-пропагандистов, но для себя выбрал другую дорогу - писательский труд.
С 1874 для заработка писал для газет отчёты о заседаниях научных обществ. В 1875 году в газетах "Русский мир" и "Новости" он начал репортерскую работу, давшую, по его словам, знание "подноготной" жизни, "умение распознавать людей и страсть окунаться в гущу повседневности". В журналах "Сын отечества" и "Кругозор" он публиковал остросюжетные истории, не лишенные, в духе П.И. Мельникова-Печерского, этнографической наблюдательности, рассказы о разбойниках, уральских старообрядцах, загадочных людях и происшествиях ("Старцы", 1875; "Старик", "В горах", "Красная шапка", "Русалки", все - 1876 и т.д.).

Ведя богемный образ жизни, студент Мамин серьезно учился, много читал, слушал лекции, посещал музеи. Но, решив стать писателем, он осенью 1876 года, не окончив курс Медико-хирургической академии, переходит на юридический факультет Петербургского университета, считая, что ему необходимо изучить общественные науки, которые помогут лучше разобраться в окружающей жизни.

Его первое беллетристическое произведение "Тайны зеленого леса " напечатано без подписи в журнале "Кругозор" в 1877 году и посвящено Уралу. Зачатки таланта, знакомство с природой и жизнью края замечаются в этом произведении. Ему хочется жить за всех, чтобы все испытать и все перечувствовать. Продолжая учиться на юридическом факультете, Мамин пишет большой роман "В водовороте страстей" под псевдонимом Е. Томский, роман претенциозный и очень слабый во всех отношениях. Он отнес рукопись романа в журнал "Отечественные записки", который редактировал М.Е. Салтыков-Щедрин. Большим ударом для начинающего писателя была отрицательная оценка этого романа, данная Салтыковым-Щедриным. Но Мамин правильно понял, что ему недостает не только литературного мастерства, но, прежде всего, знания жизни. В итоге, его первый роман был напечатан лишь в одном малоизвестном журнале.
И на этот раз Мамину не удалось довести учебу до конца. На юридическом факультете он проучился около года. Чрезмерная работа, плохое питание, отсутствие отдыха надломили молодой организм. У него начался плеврит. К тому же, из-за материальных трудностей и болезни отца, Мамин не смог сделать взнос платы за учение и вскоре был исключен из университета. Весной 1877 года писатель уехал из Петербурга. Всем сердцем потянулся юноша на Урал. Там вылечился он от болезни и нашел силы для новых трудов.

Оказавшись в родных местах, Дмитрий Наркисович собирает материал для нового романа из уральской жизни. Поездки по Уралу и Приуралью расширили и углубили его знание народной жизни. Но новый роман, задуманный еще в Петербурге, пришлось отложить. Заболел и в январе 1878 года умер отец. Дмитрий остался единственным кормильцем большой семьи. В поисках работы, а также чтобы дать образование братьям и сестре семья в апреле 1878 года переезжает в Екатеринбург. Но и в большом промышленном городе недоучившему студенту устроиться на службу не удалось. Дмитрий стал давать уроки отстающим гимназистам. Утомительная работа оплачивалась плохо, но учитель из Мамина вышел хороший, и скоро он приобрел славу лучшего репетитора в городе. Не оставил он на новом месте и литературной работы; когда не хватало времени днем, писал по ночам. Несмотря на денежные затруднения, он выписывал из Петербурга книги.

В начале 1880-х годов в журналах Петербурга и Москвы стали печататься рассказы, очерки и повести до сих пор никому не известного писателя Д.Сибиряка. Вскоре, в 1882 году, вышел первый сборник путевых очерков "От Урала до Москвы" ("Уральские рассказы"). Очерки были опубликованы в московской газете "Русские ведомости", а затем в журнале "Дело" вышли его очерки "В камнях", рассказы ("На рубеже Азии", "В худых душах" и др.). Героями рассказов были фабричные рабочие, уральские старатели, чусовские бурлаки, в очерках оживала уральская природа. Эти произведения привлекли к себе читателей. Сборник быстро раскупили. Так входил в литературу писатель Д.Н. Мамин-Сибиряк. Его произведения стали ближе к требованиям демократического журнала "Отечественные записки", и Салтыков-Щедрин уже охотно печатал их. Так, в 1882 году начинается второй период литературной деятельности Мамина. Его уральские рассказы и очерки регулярно появляются в "Устоях", "Деле", "Вестнике Европы", "Русской Мысли", "Отечественных Записках". В этих рассказах уже чувствуется самобытный изобразитель жизни и нравов Урала, вольный художник, умеющий дать понятие о гигантском человеческом труде, изобразить всякие контрасты. С одной стороны, дивная природа, величественная, полная гармонии, с другой - неурядица людская, тяжелая борьба за существование. Присоединив к своему имени псевдоним, писатель быстро приобрел популярность, и подпись Мамин-Сибиряк осталась за ним навсегда.

Первым крупным произведением писателя был роман "Приваловские миллионы " (1883), который в течение года печатался в журнале "Дело". Этот роман, начатый еще в 1872 году, - самый популярный из его сочинений в наши дни, был совсем незамечен критикой в момент его появления. Герой романа, молодой идеалист, пытается получить наследство, находящееся под опекой, с тем, чтобы расплатиться с народом за жестокий фамильный грех угнетения и эксплуатации, однако безволие героя (следствие генетической деградации), утопичность самого социального проекта обрекает предприятие на неудачу. Яркие эпизоды быта, раскольничьи предания, картины нравов "общества", образы чиновников, адвокатов, золотопромышленников, разночинцев, рельефность и точность письма, изобилующего народными поговорками и пословицами, достоверность в воспроизведении различных сторон уральского быта сделали это произведение, наряду с другими "уральскими" романами Мамина-Сибиряка, масштабной реалистической эпопеей, впечатляющим образцом отечественной социально-аналитической прозы.

В 1884 году в журнале "Отечественные записки" появился следующий роман "уральского" цикла - "Горное гнездо ", закрепивший за Маминым-Сибиряком репутацию выдающегося писателя-реалиста. Второй роман рисует также со всех сторон горнозаводский Урал. Это - великолепная страница из истории накопления капитализма, остро сатирическое произведение о несостоятельности "магнатов" уральских горных заводов как организаторов промышленности. В романе талантливо изображен горный царек Лаптев, форменный вырожденец, "замечательный тип из всех, какие только встречались в нашей литературе" по мнению Скабичевского, высоко ставившего роман "Горное гнездо" и находящего, что "Лаптева смело можно поставить в одном ряду с такими вековечными типами, как Тартюф, Гарпагон, Иудушка Головлев, Обломов".
В задуманном как продолжение "Горного гнезда" романе "На улице " (1886; первонач. назв. "Бурный поток") Мамин-Сибиряк переносит своих "уральских" героев в Петербург, и, рассказывая о взлете и крахе некоего газетного предприятия, подчеркивает отрицательный характер социального отбора в "рыночном" обществе, где лучшие (наиболее "нравственные") обречены на нищету и гибель. Проблема поиска смысла жизни совестливым интеллигентом поднимается Маминым-Сибиряком в романе "Именинник " (1888), рассказывающем о самоубийстве земского деятеля. В то же время Мамин-Сибиряк явно тяготеет к народнической литературе, стремясь писать в стиле почитаемых им Г.И. Успенского и Н.Н. Златовратского - в "беллетристическо-публицистической", по его определению, форме. В 1885 году Д.Н. Мамин написал пьесу "Золотопромышленники" ("На золотом дне "), не имевшую большого успеха. В 1886 году он был принят в члены Общества любителей российской словесности. Внимание литературной общественности привлек сборник Мамина-Сибиряка "Уральские рассказы " (тт. 1-2; 1888-1889), в котором сплав этнографических и познавательных элементов (как позднее у П.П. Бажова) воспринимался в аспекте своеобразия художественной манеры писателя, отмечалось его мастерство пейзажиста.


Дмитрий Наркисович (в центре) и его коллеги-«думцы».

В Екатеринбурге проходят 14 лет жизни писателя (1877-1891). Он женится на Марии Якимовне Алексеевой , которая стала не только женой и другом, но также и прекрасным советчиком по литературным вопросам. Она была родом из Нижнего Тагила, а её отец -
крупный заводской служащий в хозяйстве Демидовых. Саму её можно было отнести к числу образованнейших, умных и очень смелых женщин горнозаводского Урала. Несмотря на сложный кержацкий уклад семьи отца и исконно поповский уклад семьи Маминых, она с тремя детьми ушла от законного мужа и вверила свою судьбу тогда еще молодому начинающему литератору. Она помогла ему стать настоящим писателем.
Прожили они в незаконном, гражданском, браке 12 лет. А в 1890 году вышел один из крупнейших романов писателя "Три конца" о его малой родине - Висиме. Посвящен он Марии Якимовне.

В эти годы он совершает много поездок по Уралу, изучает литературу по истории, экономике, этнографии Урала, погружается в народную жизнь, общается с "простецами", имеющими огромный жизненный опыт. Два продолжительных выезда в столицу (1881-1882, 1885-1886) упрочили литературные связи писателя: он знакомится с Короленко, Златовратским, Гольцевым и другими. В эти годы пишет и печатает много небольших рассказов, очерков. Несмотря на напряжённую литературную работу, находит время на общественную и государственную деятельность: гласный Екатеринбургской городской Думы, присяжный заседатель Екатеринбургского окружного суда, организатор и устроитель знаменитой Сибирско-Уральской научно-промышленной выставки...

Мамин-Сибиряк приближался к своему сорокалетию. Издание романов дало ему возможность купить в Екатеринбурге дом для матери, родных.


Литературно-мемориальный дом-музей Д. Н. Мамина-Сибиряка. Фото 1999 г.Располагается в бывшем собственном доме писателя. Адрес: г.Екатеринбург, ул. Пушкина, 27.

Он женат. Казалось бы, есть все для счастливой жизни. Но начался духовный разлад. Его творчество не замечала столичная критика, мало откликов от читателей. Писатель пишет другу: "-Я подарил им целый край с людьми, природой и всеми богатствами, а они даже не смотрят на мой подарок". Не очень удачной была и женитьба. Не было детей. Мучило недовольство собой. Казалось, жизнь кончается.

Но к новому театральному сезону из Петербурга приехала красивая молодая актриса Мария Морицевна Гейнрих


Мария Морицовна Абрамова (1865-1892 гг.). Русская актриса и антрепренёр родилась в Перми. Ее отцом был осевший в России венгр
Мориц Гейнрих Ротони. Говорят, что он был старинного знатного рода, участвовал в восстании мадьяров в 1848 году и был ранен; за его поимку была назначена большая награда.
Сначала он долго жил в Оренбурге, женился на сибирячке, переменив свою фамилию на Гейнрих. Позже он переехал в Пермь, где открыл фотоателье. У него была большая семья. Мария Морицовна была старшей, потом десять мальчиков и, наконец, последняя — девочка Лиза (1882 г.) — моя мать.
В 1880 году в Пермь был сослан на жительство молодой В. Г. Короленко. В свободное время он занимался педагогической деятельностью, был учителем и в многочисленной семье Гейнрихов.
После ссоры с отцом Мария Морицовна покидает Пермь и перебирается в Казань. Там она некоторое время посещала фельдшерские курсы. Затем поступает актрисой в театр и выходит замуж за актера Абрамова. Однако совместная их жизнь длилась не долго и закончилась разводом.
Играла в провинции (Оренбург, Самара, Рыбинск, Саратов, Минск, Нижний Новгород, Таганрог, Мариуполь).
Гастрольная жизнь дается ей тяжело. «Хоть в омут головой, а жизнь, которую, поневоле, приходится вести, - такая пошлая, грязная, безобразная, яма помойная. А люди, которые живут этой жизнью, о них и говорить нечего. Слова человеческого, хорошего в пять лет ни разу не слыхала. А вне сцены то же самое. Кто знакомится с актрисами? Перворядники, ловеласы всевозможные, которые смотрят на актрису, как на кокотку высшего разряда» - пишет она В. Г. Короленко.
В 1889, получив богатое наследство, Абрамова сняла в Москве театр Шелапутина и организовала собственный под названием «Театр Абрамовой». В этом театре, помимо самой Абрамовой, играли: Н. Н. Соловцов, Н. П. Рощин-Инсаров, И. П. Киселевский, В. В. Чарский, Н. А. Мичурин-Самойлов, М. М. Глебова и др. Театр поставил: «Горе от ума», «Ревизор», «Мёртвые души», «На всякого мудреца довольно простоты».
Наряду с этими спектаклями ставились и эффектные мелодрамы. «Газеты прославляют театр Абрамовой», - писал Чехову поэт Плещеев, и тот соглашался, что да, дескать, «у Абрамовой дела идут хорошо».
Постановкой «Лешего» (1889 г.) театр Абрамовой начал сценическую историю пьес Чехова. Премьера состоялась 27 декабря 1889 года, и это был полный провал. «Чехов бежал из Москвы, его не было дома несколько дней даже для близких друзей», - вспоминал один из таких как раз друзей, писатель Лазарев-Грузинский.
Неумелое ведение финансовых дел вскоре привело театр Абрамовой на грань банкротства. Не помог и переход театра с декабря 1889 г. на положение «Товарищества», возглавляемого Киселевским и Чарским. В 1890 году театр закрылся.
Беда, как известно, не приходит одна: именно в это время у Абрамовой умирает мать, и молодая женщина, на руках у которой оказалась пятилетняя сестренка (будущая жена Куприна), вынуждена была подписать контракт и отправиться на Урал уже не как владелица театра, а в качестве актрисы. В 1890-1891 годах Абрамова играла в екатеринбургской труппе П. М. Медведева. Лучшие роли: Медея («Медея» А. С. Суворина и В. П. Буренина), Василиса Мелентьева («Василиса Мелентьева» Островского и С. А. Гедеонова), Маргарита Готье («Дама с камелиями» А. Дюма-сына), Адриенна Лекуврер («Адриенна Лекуврер» Э. Скриба и Э. Легуве). «Прекрасная Медея, Далила, Василиса Мелентьева, Катерина, она производила сильное впечатление на публику», - писал в своих воспоминаниях Б. Д. Удинцев.
В Екатеринбурге Мария Абрамова знакомится с писателем Дмитрием Наркисовичем Маминым-Сибиряком. Позже она вспоминала: «Я говорила в первый день приезда, что хотелось бы познакомиться, ему передали, и вот он нанес мне визит - и очень понравился, такой симпатичный, простой».

Они познакомились, полюбили друг друга. Ей 25 лет, ему 39-й год.

О первом впечатлении, которое произвела на него Абрамова, Мамин-Сибиряк пишет «Первое впечатление от Марии Морицовны получилось совсем не то, к какому я был подготовлен. Она мне не показалась красавицей, а затем в ней не было ничего такого, что присвоено по штату даже маленьким знаменитостям: не ломается, не представляет из себя ничего, а просто такая, какая есть в действительности. Есть такие особенные люди, которые при первой встрече производят такое впечатление, как будто знаешь их хорошо давно».

Между актрисой и писателем завязывается роман. Страстная любовь Дмитрия Мамина-Сибиряка и Марии Морицовны Абрамовой «вызывала много толков». Современница вспоминает: «На моих глазах происходило перерождение Мамина в другого человека… Куда девался его желчно-насмешливый вид, печальное выражение глаз и манера цедить сквозь зубы слова, когда он хотел выразить свое пренебрежение к собеседнику. Глаза блестели, отражая полноту внутренней жизни, рот приветливо улыбался. Он на моих глазах помолодел. Когда на сцене появлялась Абрамова, он весь превращался в слух и зрение, не замечая ничего окружающего. В сильных местах ее роли Абрамова обращалась к нему, глаза их встречались, и Мамин как-то подавался вперед, загораясь внутренним огнем, и даже румянец выступал на его лице». Мамин не пропускал ни одного спектакля с ее участием.

Однако, все складывалось очень сложно, муж Марии не давал развода. В городе пошли сплетни, пересуды. Влюбленным не оставалось ничего другого, как бежать в Петербург. 21 марта 1891 г. они уехали (больше Мамин-Сибиряк не жил на Урале).

Там они, по выражению одного мемуариста, свили «свое уютное гнездышко на Миллионной улице, где чувствовалось столько задушевного тепла и где взор с любовью останавливался на этой красивой парочке из литературно-артистического мира, перед которой, казалось, развертывалась такая широкая, светлая жизненная дорога».

Здесь он скоро сблизился с литераторами-народниками - Н. Михайловским, Г. Успенским и другими, а позднее, на рубеже веков, и с крупнейшими писателями нового поколения - А. Чеховым, А. Куприным, М. Горьким, И. Буниным, высоко оценившим его труды.


Чехов А.П, Мамин-Сибиряк Д.Н., Потапенко И.Н. (1894-1896)


А.М. Горький, Д.Н. Мамин-Сибиряк, Н. Д. Телешов, И.А. Бунин. Ялта, 1902 г.


Писатели - частые посетители чеховского дома в Ялте. Слева направо: И.А.Бунин, Д.Н.Мамин-Сибиряк, М.Горький, Н.Д.Телешов

Художник И.Репин писал с него эскизы запорожцев для своей знаменитой картины. Д. Н. Мамин-Сибиряк рассказывал: «Интереснее всего моё знакомство с Репиным, у которого я был в мастерской, и он рисовал с меня для своей будущей картины «Запорожцы» целых два часа, - ему нужно было позаимствовать мои глаза для одного, а для другого веко для глаза и для третьего запорожца поправить нос».

Недолгим было счастье новой семьи в Петербурге. Мария родила дочку и на следующий день (21 марта 1892 г.) умерла. Дмитрий Наркисович чуть не покончил с собой от горя. Из письма к матери: "счастье промелькнуло яркой кометой, оставив тяжелый и горький осадок. Грустно, тяжело, одиноко. На руках осталась наша девочка, Елена - все мое счастье".
Мамин-Сибиряк остался с двумя детьми: новорожденной Аленушкой и десятилетней Лизой, сестрой Маруси. 10 апреля 1892 года он писал Морицу Гейнриху, отцу девочки, моему деду, который к этому времени очень опустился: «У меня осталась на руках Ваша дочь Лиза, Вы пишете, что устроите ее у старшего брата. Дело в том, что и мне хотелось бы в память Марии Морицовны дать хорошее воспитание Лизе, которое в провинции недоступно. Я ее помещу или в институт, или в женскую гимназию».
Через некоторое время Дмитрий Наркисович сообщил отцу Лизы, что после смерти Марии Морицовны он устроил Лизу в хорошую семью — к А. А. Давыдовой, вдове Карла Юльевича Давыдова, директора Петербургской консерватории (К. Ю. Давыдов был также композитором и прекрасным виолончелистом). Сама Давыдова слыла красавицей и умницей. Она была издательницей литературного журнала «Мир божий». У Александры Аркадьевны была единственная дочь, Лидия Карловна, вышедшая замуж за М. И. Туган-Барановского, известного ученого-экономиста. В семье жила еще и приемная дочь - Мария Карловна, будущая первая жена Куприна, унаследовавшая после смерти Александры Аркадьевны и Лидии Карловны журнал «Мир божий». Дом Давыдовых посещали интересные и талантливые люди Петербурга.
С большим сочувствием А. А. Давыдова отнеслась к горю Дмитрия Наркисовича.
Она приютила у себя Аленушку и Лизу, а когда Мамин поселился в Царском Селе, Давыдова порекомендовала ему бывшую гувернантку Марии Карловны, жившую с ними Ольгу Францевну Гувале , чтобы вести его дом и смотреть за детьми.
Мамин-Сибиряк еще долго горюет. 25 октября 1892 года он пишет своей матери: «Милая дорогая мама, сегодня мне наконец минуло сорок лет... Роковой день... Я считаю его смертью, хоть умер на полгода раньше... Дальше каждый год явится своего рода премией. Так и будем жить.
Да, сорок лет.
Оглядываясь назад и подводя итоги, должен сознаться, что, собственно говоря, не стоило и жить, несмотря на внешний успех и имя... Счастье промелькнуло яркой кометой, оставив тяжелый горький осадок. Благодарю имя той, которая принесла это счастье, короткое, мимолетное, но настоящее.
Мое будущее в могиле рядом с ней.
Дочка Аленушка да простит мне эти малодушные слова: когда она сама будет матерью, она поймет их значение. Грустно, тяжело, одиноко.
Наступила слишком ранняя осень. Я еще в силах и, может быть, проживу долго, но что это за жизнь: тень, призрак».
Брак с Марией Морицовной не был официально зарегистрирован, так как Абрамов не соглашался на развод, и только в 1902 году Мамин смог удочерить Аленушку. Понемногу Ольга Францевна крепко забрала в свои руки бразды правления в небольшой семье Мамина. Лизу она невзлюбила. Моя мама часто мне рассказывала о своем тяжелом детстве. Из гордости она не жаловалась Дмитрию Наркисовичу. Постоянно, даже в мелочах, Ольга Францевна давала ей почувствовать, что фактически она чужая и живет из милости. Всяких обид было столько, что несколько раз Лиза убегала. Первый раз — в редакцию «Мира божьего», второй раз — в цирк, куда она решила поступить. Мамин-Сибиряк привозил ее обратно.
Дмитрий Наркисович безумно любил Аленушку. Она была болезненная, хрупкая, очень нервная девочка. Чтобы ее успокоить, он перед сном рассказывал ей сказки. Так родились прелестные «Аленушкины сказки ».
Постепенно все портреты Марии Морицовны пропали из кабинета Мамина-Сибиряка. Строгий порядок, педантичность, расчетливость, граничащая со скупостью,— все это было глубоко чуждо Мамину. Часто вспыхивали скандалы.
И все-таки он был полностью под влиянием Гувале, которая через несколько лет стала его женой.
Ревность к покойнице никогда не покидала ее. Даже после смерти Мамина она говорила Федору Федоровичу Фидлеру, что Мамин жил с Марусей всего полтора года, но это время было для него сущим адом, о котором он вспоминал с ужасом,— до того невыносим был характер покойницы: «крутой, своенравный, злобный и мстительный». Все это явно противоречит письмам и воспоминаниям Мамина. Он всегда продолжал любить Марусю и воспитывал эту любовь в Аленушке.
Мария Карловна часто навещала свою бывшую гувернантку. Она относилась к Лизе, словно старшая высокообразованная девица к маленькой нелюбимой сиротке.
Понемногу Лиза превратилась в прелестную девушку с редкой улыбкой. Она была очень небольшой, с миниатюрными ножками и ручками, пропорциональна, как статуэтка Танагра. Лицо бледно-матовое, точеное, с большими серьезными карими глазами и очень темными волосами. Ей часто говорили, что она похожа на свою сестру Марию Морицовну.


Елизавета Морицовна Гейнрих (Куприна)

Пошли сплетни, что Мамин неравнодушен к Лизе. Ей стало еще тяжелее, так как Ольга Францевна начала без всяких причин ревновать. Лиза решила окончательно покинуть дом Маминых и поступила в Евгеньевскую общину сестер милосердия.
Об этом событии вспоминает Фидлер в октябре 1902 года: «Мамин праздновал свои именины в Царском Селе на новой квартире (Малая ул., 33), освещенной электрическим светом. Было много гостей, но сам виновник торжества почти ничего не пил и имел необычно мрачный вид,— вероятно, удрученный решительным заявлением Лизы, что она не уйдет из общины сестер милосердия».
Ухаживать за больными, спасать от смерти людей оказалось настоящим призванием Лизы, сутью всего ее существа. Она мечтала о самопожертвовании.
Мамин несколько раз ездил в общину, умолял Лизу вернуться, но на этот раз ее решение было бесповоротным. Началась русско-японская война. Лиза в качестве сестры милосердия в феврале 1904 года добровольно попросилась на Дальний Восток. Мамин-Сибиряк страшно за нее беспокоился, делал все, чтобы воспрепятствовать отъезду, тщетно упрашивал остаться, даже запил с горя.
Проводы уезжающих на фронт были торжественными: флаги и музыка. Дмитрий Наркисович приехал проводить Лизу на Николаевский вокзал. После отъезда он говорил о ней с Фидлером с чисто отеческой любовью и трогательной озабоченностью.
По коротким запискам моей матери известно, что поездка на фронт оказалась очень тяжелой: поезда были переполнены, теплушки перегружены. А тут еще в иркутском туннеле с поездом, в котором ехала Лиза, случилось крушение: первые тяжелые впечатления, первые убитые и раненые.
В Иркутске мама встретила одного из своих братьев, остальные разъехались кто на Дальний Восток, кто в Харбин, кто в Китай. Потом ей предстояла длинная дорога по Байкалу, потом Харбин, Мукден (Порт-Артур был уже сдан). Солдаты болели тифом, дизентерией, появилась даже чума. Поезда обстреливались.
Лиза вела себя самоотверженно и была награждена несколькими медалями.
Вскоре она снова попала в Иркутск, где встретила свою первую любовь — молодого врача, грузина. Они обручились. У Лизы всю жизнь были твердые понятия о честности, доброте, о чести. Тем страшнее ей показалось крушение веры в любимого человека. Она случайно увидела, как ее жених жестоко избивал беззащитного солдата, и немедленно порвала с ним, но была так потрясена, что чуть не покончила самоубийством. Чтобы больше с ним не встречаться, Лиза взяла отпуск и вернулась в Питер к Маминым, где атмосфера для нее не стала легче.

Елена-Аленушка родилась больным ребенком. Врачи говорили "не жилец". Хилость Алёнушки вызывала постоянные опасения, и, действительно, позже врачи обнаружили неизлечимую болезнь нервной системы - пляску святого Витта: лицо девочки всё время подергивалось, случались и конвульсии. Это несчастье еще более усилило заботу отца. Но отец, друзья отца, няня-воспитательница - "тетя Оля" вытащили Аленушку с "того света". Пока Аленушка была маленькой, отец днями, часами сидел у ее кроватки. Недаром ее называли "отецкой дочерью".

Когда девочка начала понимать, отец ей стал рассказывать сказки, сначала те, что знал, потом начал сочинять свои сказки, стал их записывать, собирать.

В 1897 г. "Аленушкины сказки" вышли отдельным изданием. Мамин-Сибиряк писал: "- Издание очень милое. Это моя любимая книга - ее писала сама любовь, и поэтому она переживет все остальные". Эти слова оказались пророческими. Его "Аленушкины сказки" ежегодно издаются, переводятся на другие языки. О них много написано, из связывают с фольклорными традициями, уменьем писателя занимательно преподнести нравственные уроки. Куприн писал о них: "Эти сказки - стихотворения в прозе, художественнее Тургеневских".
Мамин-Сибиряк в эти годы пишет редактору: "Если бы я был богат, то посвятил бы себя именно детской литературе. Ведь это счастье - писать для детей".

Когда Аленушка подросла, то из-за болезни она не могла учиться в школе, ее учили дома. Отец много внимания уделял развитию дочки, водил ее в музеи, читал ей. Аленушка хорошо рисовала, писала стихи, брала уроки музыки. Дмитрий Наркисович мечтал поехать в родные места и показать Урал дочери. Но врачи запрещали Аленушке далекие поездки.

В 1900 году Дмитрий Наркисович официально женился на воспитательнице Алёнушки Ольге Францевне Гувале, к которой очень привязалась девочка. В этот период жизни (второй царскосельский - 1902-1908 гг.) Мамины уделяли большое внимание хрупкому ребенку, превращающемуся в девушку.

Когда Лиза вернулась с войны, Куприны отсутствовали. Их дочка Люлюша, оставленная на няньку, заболела дифтерией. Лиза, страстно любившая детей, день и ночь дежурила у постели Люлюши и очень к ней привязалась. Вернувшись в Петербург, Мария Карловна обрадовалась привязанности дочери к Лизе и предложила последней поехать с ними в Даниловское, имение Федора Дмитриевича Батюшкова. Лиза согласилась, так как чувствовала себя в то время неприкаянной и не знала, чем себя занять.

Впервые Куприн обратил внимание на строгую красоту Лизы на именинах Н. К.Михайловского. Об этом свидетельствует краткая записка моей мамы, где не указана дата этой встречи. Она вспоминает только, что молодежь пела под гитару, что среди гостей был молодой еще Качалов.
В Даниловском Куприн уже по-настоящему влюбился в Лизу. Я думаю, что в ней была та настоящая чистота, та исключительная доброта, в которых очень нуждался в то время Александр Иванович. Однажды во время грозы он объяснился с нею. Первым чувством Лизы была паника. Она была слишком честной, ей совсем не было свойственно кокетство. Разрушать семью, лишать Люлюшу отца казалось ей совершенно немыслимым, хотя и у нее зарождалась та большая, самоотверженная любовь, которой она впоследствии посвятила всю жизнь.
Лиза снова обратилась в бегство. Скрыв от всех свой адрес, она поступила в какой-то далекий госпиталь, в отделение заразных больных, чтобы быть совсем оторванной от мира.
В начале 1907 года для друзей Куприных стало ясно, что супруги несчастливы и что разрыв неизбежен.
Куприну была чужда светская неискренность, кокетство, соблюдение правил салонного этикета. Я помню, как он выгнал какого-то несчастного молодого человека из нашего дома только за то, что, как ему показалось, он смотрел на меня «грязными глазами». Он всегда ревниво следил за мною, когда я танцевала.
Легко представить себе его бешеную реакцию, когда Мария Карловна намеками давала ему понять, кто и как за ней ухаживает. В то же время Куприн не мог постоянно находиться под одной крышей с нею. Если судить по воспоминаниям самой Марии Карловны, то создается впечатление, что отец совсем не мог работать дома. Странно подумать, что, живя в одном городе со своей женой и ребенком, он снимал комнату в гостинице или уезжал в Лавру, в Даниловское либо в Гатчину, чтобы писать.
В феврале 1907 года Куприн ушел из дома; он поселился в петербургской гостинице «Пале-Рояль» и стал сильно пить. Федор Дмитриевич Батюшков, видя, как Александр Иванович губит свое железное здоровье и свой талант, взялся разыскать Лизу. Он нашел ее и стал уговаривать, приводя именно такие аргументы, которые только и могли поколебать Лизу. Он говорил ей, что все равно разрыв с Марией Карловной окончателен, что Куприн губит себя и что ему нужен рядом с ним именно такой человек, как она. Спасать было призванием Лизы, и она согласилась, но поставила условием, что Александр Иванович перестанет пить и поедет лечиться в Гельсингфорс. 19 марта Александр Иванович с Лизой уезжают в Финляндию, а 31-го разрыв с Марией Карловной становится официальным.

В это время Мария Карловна и ее бывшая гувернантка Ольга Францевна восстановили против нашей семьи Любовь Алексеевну, мать Куприна, старшую сестру Софью Ивановну Можарову, а также Мамина-Сибиряка, попавшего полностью под влияние жены.
Одно время Мамин был особенно плохо настроен против Куприна, но впоследствии понял, что был несправедлив.
В литературных воспоминаниях «Отрывки вслух» приводится такое высказывание Мамина-Сибиряка: «А вот Куприн. Почему он большой писатель? Да потому что живой. Живой он, в каждой мелочи живой. У него один маленький штришок и — готово: вот он весь тут, Иван Иванович. А почему? Потому что Куприн тоже был репортером. Видал, вынюхивал людей, как они есть. Кстати, он, знаете, имеет привычку настоящим образом, по-собачьи, обнюхивать людей. Многие, в особенности дамы, обижаются. Господь с ними, если Куприну это нужно...» Об отношении Мамина-Сибиряка к Лизе в то время пишет Ф. Ф. Фидлер: «Когда Лиза вышла замуж за Куприна,— двери дома Мамина для нее закрылись навсегда. Сам Мамин продолжал ее любить по-прежнему (он воспитывал ее от 10- до 18-летнего возраста), но «тетя Оля» не могла ей простить, что она была причиной развода Куприна с его первою женой, Марией Карловной Давыдовой, ее бывшей воспитанницей; кроме того, это подавало дурной пример Аленушке.
Так мне жаловалась сама Ольга Францевна... Шли месяцы, Лиза продолжала любить Мамина, своего второго отца, и стремилась повидаться с ним. Свидание не устроилось, несмотря на то, что я для сего предложил свою квартиру. Мамин охотно согласился на мое предложение, но благодаря его запуганности («а что, если тетя Оля узнает?») разговор кончился ничем. «Недавно Лиза была крайне неосторожна: в заказном конверте она прислала мне карточку, на которой она снята со своим младенцем. Пришлось вложить портрет в другой конверт и без единого слова приписки вернуть его Лизе». «Зачем же ты показал его жене?» — «Она его без меня вскрыла».
С Куприным Мамин иногда встречался в ресторане. Но он умер, так и не увидав той, к которой был отечески нежно привязан и которая ему, хотя отдаленно, напоминала его «Марусю».
Несмотря на свою исключительную доброту, моя мать не простила Ольге Францевне своего горького детства и того, что она не могла попрощаться с человеком, по-отцовски любившим ее. Аленушка, нервная, поэтичная девушка, приезжала в Гатчину и не раз пыталась примирить Лизу и тетю Олю. Но это оказалось невозможно.

из книги Куприной К.А. "Куприн - мой отец"

С годами Мамина все больше занимают процессы народной жизни, он тяготеет к романам, в которых главным действующим лицом оказывается не исключительный человек, а целая трудовая среда. Большую известность приобрели романы Д.Н. Мамина-Сибиряка "Три конца " (1890), посвященный сложным процессам на Урале после Крестьянской реформы 1861 года, "Золото " (1892), в жестких натуралистических подробностях описывающий сезон золотодобычи и "Хлеб " (1895) о голоде в уральской деревне в 1891-1892 годах. Подолгу работал писатель над каждым произведением, собирая огромный исторический и современный материал. Глубокое знание народной жизни помогло автору ярко и правдиво показать тяжелое положение рабочих и крестьян и с негодованием обличить богачей заводчиков и фабрикантов, присвоивших себе природные богатства края и эксплуатирующих народ. Сумрачный драматизм, обилие самоубийств и катастроф в произведениях Мамина-Сибиряка, "русского Золя", признаваемого одним из создателей отечественного социологического романа, явили одну из важных граней общественного умонастроения России конца века: ощущение полной зависимости человека от социально-экономических обстоятельств, выполняющих в современных условиях функцию непредсказуемого и неумолимого античного рока.
Красочным языком, мажорной тональностью отличаются исторические повести Мамина-Сибиряка "Братья Гордеевы" (1891; о демидовских крепостных, обучавшихся во Франции) и "Охонины брови" (1892; о восстании Уральского заводского населения в эпоху Пугачева), а также легенды из быта башкир, казахов, киргизов ("Лебедь Хантыгал", "Майя" и др.). "Кряжистый", "сильный и смелый", по воспоминаниям современников, типичный "уральский человек", Мамин-Сибиряк с 1892 года,

Одна из лучших книг Мамина-Сибиряка - автобиографический роман-воспоминание о петербургской юности "Черты из жизни Пепко " (1894), в котором рассказывается о первых шагах Мамина в литературе, о приступах острой нужды и моментах глухого отчаяния. Он ярко обозначил миросозерцание писателя, догмы его веры, взгляды, идеи, которые легли в основу лучших его произведений: глубокий альтруизм, отвращение к грубой силе, любовь к жизни и, вместе с тем, тоска о ее несовершенствах, о "море печали и слез", где столько ужасов, жестокостей, неправды. "Неужели можно удовлетвориться одной своей жизнью. Нет, жить тысячью жизней, страдать и радоваться тысячью сердец - вот где жизнь и настоящее счастье!" - говорит Мамин в "Чертах из жизни Пепко". Последние крупные произведения писателя - роман "Падающие звезды " (1899) и рассказ "Мумма" (1907).


Д. Н. Мамин-Сибиряк. Портрет-шарж работы В. Каррика

Последние годы у Мамина-Сибиряка были особенно трудными. Болезни. Боязнь за судьбу дочери. Уходят из жизни друзья: Чехов, Глеб Успенский, Станюкович, Гарин-Михайловский. Его почти перестали печатать. 21 марта (роковой день для Мамина-Сибиряка) 1910 г. умирает мать Дмитрия Наркисовича. Это была для него огромная потеря. В 1911 г. писателя "разбил" паралич. Незадолго до своего ухода он писал другу: " - вот и конец скоро - Жалеть мне в литературе нечего, она всегда для меня была мачехой- Ну, и черт с ней, тем более, что для меня лично она переплетена была с горькой нуждой, о какой не говорят даже самым близким друзьям".
Но приближался юбилей: 60 лет со дня рождения Мамина-Сибиряка и 40 лет его писательской работы. О нем вспомнили, пришли поздравить. А Мамин-Сибиряк был в таком состоянии, что ничего уже не слышал. В свои 60 лет он казался дряхлым, седым стариком с потухшими глазами. Юбилей был похож на панихиду. Говорили хорошие слова: "Гордость русской литературы..", "Художник слова", подарили роскошный альбом с поздравлениями.
Но было уже слишком поздно. Дмитрий Наркисович умер через шесть дней (ноябрь 1912 г.), а после его смерти еще шли телеграммы с поздравлениями и пожеланиями.
В столичной печати не заметили ухода Мамина-Сибиряка. Только в Екатеринбурге друзья собрались на траурный вечер. Похоронили Мамина-Сибиряка рядом с женой в Александро-Невской Лавре в Петербурге.

В семье заводского священника Наркиса Матвеевича Мамина (1827-1878). Получил домашнее образование, затем учился в Висимской школе для детей рабочих, позднее в Екатеринбургском духовном училище (1866-1868) и в Пермской духовной семинарии (до 1872 года, полный курс не окончил). В 1872 году поступил в Петербургскую медико-хирургическую академию на ветеринарное отделение. С 1874 для заработка писал для газет отчёты о заседаниях научных обществ. В 1876 году, не окончив академии, перешёл на юридический факультет Санкт-Петербургского университета . Проучившись год, вынужденно оставил университет из-за материальных трудностей и резкого ухудшения здоровья (начался плеврит).

4 августа 1911 года Дмитрий Наркисович перенёс кровоизлияние в мозг , результатом которого стал паралич руки и ноги. Летом 1912 года вновь заболел плевритом. Умер 2 (15) ноября 1912 года в Санкт-Петербурге . Был похоронен на Волковском кладбище в Санкт-Петербурге .

Адреса

В Екатеринбурге

  • 1878-1891 - Колобовская улица , 41.

В Санкт-Петербурге

  • 1891-1893 - Сапёрный переулок , 8;
  • 1908-1912 (2 ноября) - Верейская улица , д. 3.

Творчество

В литературу вошёл серией путевых очерков «От Урала до Москвы» (1881-1882), опубликованных в московской газете «Русские ведомости». Затем в журнале «Дело» вышли его очерки «В камнях», рассказы («На рубеже Азии», «В худых душах» и другие). Многие были подписаны псевдонимом «Д. Сибиряк».

Первым крупным произведением писателя был роман «Приваловские миллионы» (1883), который на протяжении года печатался в журнале «Дело» и имел большой успех. В 1884 году в журнале «Отечественные записки» появился роман «Горное гнездо», закрепивший за Маминым-Сибиряком репутацию выдающегося писателя-реалиста.

Продолжительные выезды в столицу (1881-1882, 1885-1886) упрочили литературные связи Мамина-Сибряка. Он познакомился с В. Г. Короленко , Н. Н. Златовратским , В. А. Гольцевым и другими писателями. В эти годы писал и печатал много небольших рассказов и очерков .

Последние крупные произведения писателя - романы «Черты из жизни Пепко» (1894), «Падающие звезды» (1899) и рассказ «Мумма» (1907).

В своих романах и рассказах писатель изображал жизнь Урала и Сибири в пореформенные годы, капитализацию России и связанную с этим процессом ломку общественного сознания, норм права и морали.

Произведения

Романы

  • «В водовороте страстей» ()
  • «Приваловские миллионы» ( , экранизирован)
  • «Горное гнездо» ()
  • «Дикое счастье» («Жилка», , дважды экранизирован (Во власти золота) и (Золото)
  • «Бурный поток» («На улице», )
  • «Именинник» ()
  • «Три конца» ()
  • «Золото» ()
  • «Весенние грозы» ()
  • «Без названия» ()
  • «Черты из жизни Пепко» ()
  • «Хлеб» ()
  • «Ранние всходы» ()
  • «Общий любимец публики» ()
  • «Падающие звезды» ()

Рассказы, повести, очерки

  • «От Урала до Москвы», серия очерков ( -),
  • «Охонины брови», повесть ()
  • «Уральские рассказы», сборник рассказов ()
  • «Сибирские рассказы», сборник рассказов ().
  • «Алёнушкины сказки» ( -)
  • «Серая шейка» ( , экранизирована)
  • «Зарницы» ()
  • «По Уралу» ()
  • «Бойцы. (Очерки весеннего сплава по реке Чусовой)»
  • «Последние клейма»
  • «Приёмыш»
  • «Музгарка» или «Зимовье»
  • «Белолобый»

Память

  • В честь писателя названо несколько улиц, в том числе одна из них находится в Екатеринбурге .
  • К 150-летию со дня рождения писателя, в 2002 году Союз писателей России и Ассоциация писателей Урала учредили Премию имени Д. Н. Мамина-Сибиряка , ежегодно вручаемую авторам, чьи работы так или иначе связанные с Уралом . Первое вручение премии прошло в ноябре 2002 года на родине писателя, в посёлке Висим (Свердловская область).
  • В Екатеринбурге на улице Пушкина есть дом-музей Д. Н. Мамина-Сибиряка , открывшийся в 1946 году .
  • В п. Висим Свердловской области (в окрестностях Нижнего Тагила), на исторической родине писателя, на улице Д. Н. Мамина-Сибиряка находится другой дом-музей Д. Н. Мамина-Сибиряка .
  • В 1963 году имя писателя получил Нижнетагильский драматический театр
  • Писатель изображён на лицевой стороне купюры номиналом 20 уральских франков 1991 года выпуска.
  • Рассматривалась возможность назвать в честь писателя заповедник, но в итоге его все же назвали Висимским.
  • В г. екатеринбургский гражданский Сенат предложил присвоить писателю звание «Почётный гражданин Екатеринбурга » .

Библиография

Собрания сочинений
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. ПСС: в 8 т. - М .: Т-во А. Ф. Маркс, 1915.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Собр. соч.: в 8 т. - М .: ГИХЛ, 1954-1955.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Собр. соч.: в 10-ти т. - М.: Правда, 1958.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Собр. соч.: в 6 т. - М.: Худож. лит., 1980-1981.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. ПСС: в 20 т. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 2002-… [Издание продолжается]

Издания

  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Повесть и рассказы. - Уфа: Башкирск. кн. изд-во, 1978.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Приваловские миллионы. - Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1980. - 448 с.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Горное гнездо. Встречи. - Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1981. - 432 с.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Дикое счастье. Золотая лихорадка. Очерки и рассказы. - Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1981. - 448 с., портр.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Золото. В дороге. - Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1982. - 448 с.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Три конца. - Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1982. - 416 с.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Уральские рассказы: в 2-х томах.- Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1983. - Т.1, 432 с.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Черты из жизни Пепко. - Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1984. - 432 с.
  • Мамин-Сибиряк, Д. Н. Хлеб. - Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1984. - 432 с.

Напишите отзыв о статье "Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович"

Литература

  • Дышаленкова Р. Знаток уральского края / № 11. - Магнитогорск: «Западно-Восточный Альянс », 2007. - С. 56-57.
  • Русские писатели и поэты. Краткий биографический словарь. - М ., 2000.

См. также

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Мамин-Сибиряк, Дмитрий Наркисович

Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг"ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.

О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.

Д. Н. Мамин-Сибиряк (Дми́трий Нарки́сович Ма́мин)
25.10.1852 – 02.11.1912

В поселке, окруженном со всех сторон зелеными, огромными, словно исполины, горами, стоящем вдалеке от Нижнего Тагила на самом водоразделе Европы и Азии 25 октября 1852 года родился Дмитрий Наркисович Мамин. Родные зеленые горы, каменистые кручи, глубокие лога, горные ключики, чудный горный воздух, напоенный ароматами горных трав и цветов, и бесконечный шепот столетнего леса.… В этой чудной атмосфере прошло детство и юность Мамина-Сибиряка, одного из известнейших детских писателей нашей страны.

Однако, несмотря на окружающую красоту, жить в те далекие времена было не легко. Люди, населявшие поселок были в основном рабочие, в обществе царила нищета, временами голод и нечеловеческие условия работы.

Отец писателя Наркис Матвеевич Мамин был священником. Жили они семейством дружно, трудолюбиво и скромно. Отец заметно выделялся среди других священнослужителей широтой интересов, знал и любил русскую литературу. В доме Маминых была небольшая библиотека, с помощью которой родители привили своим детям любовь и уважение к литературе.

Вероятно, окружающая среда и любовь к литературе послужили тому, что рассказы Мамина-Сибиряка наполнены потрясающей красотой и любовью к природе, к простым людям, к прекрасному и необъятному Уральскому краю. Людям, впервые столкнувшимися с творчеством Мамина-Сибиряка читать его рассказы, повести и сказки будет приятно и легко. Еще при жизни писателя критика признавала несомненно яркое дарование писателя, глубокое знание уральской действительности, глубину психологического рисунка, пейзажное мастерство…

А как приятно читать сказки Мамина-Сибиряка, в них писатель готовит ребенка к будущей взрослой жизни, формирует в нем, через персонажей своих сказок, сильную и сочувствующую горю ближнего личность. Читаешь, и сердце радуется, согревается, умиротворяется. Сказки Мамин-Сибиряк писал тщательно и вдумчиво, по его глубокому убеждению детская книга – это тот фундамент, на котором строится нравственное здание человека, и от детских писателей во многом зависит насколько прочным будет это основание. Мамин-Сибиряк сказки создавал на протяжении длительного времени и вот, когда писателю было 45 лет (в 1897 году) вышел в свет сборник «Аленушкины сказки», которые издавали при жизни писателя почты ежегодно. Это и не удивительно, ведь писал Мамин-Сибиряк сказки для детей со смыслом, с любовью и красотою, чем и приобрел столь многочисленную читательскую аудиторию.

На нашем сайте Вы можете скачать сказки, рассказы и повести Д. Н. Мамина-Сибиряка в нужных Вам форматах.

Русский прозаик и драматург Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк (1852-1912) в литературу вошёл серией очерков об Урале. Многие первые его произведения были подписаны псевдонимом «Д. Сибиряк». Хотя настоящая его фамилия – Мамин.

Первым крупным произведением писателя был роман «Приваловские миллионы» (1883), который имел большой успех в то время. В 1974 г. этот роман был экранизирован.
В 1884 г. в журнале «Отечественные записки» был опубликован его роман «Горное гнездо», который закрепил за Маминым-Сибиряком репутацию выдающегося писателя-реалиста.
Последние крупные произведения писателя – романы «Черты из жизни Пепко» (1894), «Падающие звезды» (1899) и рассказ «Мумма» (1907).

Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк

В своих произведениях писатель изображал жизнь Урала и Сибири в пореформенные годы, капитализацию России и связанную с этим ломку общественного сознания, норм права и морали.
«Алёнушкины сказки» были написаны автором уже в зрелые годы – в 1894-1896 гг. для его дочери Алёнушки (Елены).

Д. Мамин-Сибиряк с дочерью Алёнушкой

Произведения Мамина-Сибиряка для детей актуальны до сих пор, т.к. они имеют познавательный сюжет, правдивы, написаны хорошим слогом. Дети узнают о тяжелой жизни того времени, знакомятся с замечательными описаниями родной для писателя уральской природы. Автор очень серьёзно относился к детской литературе, т.к. считал, что через неё ребёнок осуществляет связь с миром природы и миром людей.
Была у сказок Мамина-Сибиряка и педагогическая цель: воспитание справедливых, честных детей. Он считал, что мудрые слова, брошенные на благодатную почву, обязательно дадут всходы.
Сказки Мамина-Сибиряка разнообразны и рассчитаны на детей любого возраста. Автор не приукрашивал жизнь, но всегда находил тёплые слова, передающие доброту и нравственную силу простых людей. Его любовь к животным никого не может оставить равнодушным, на это чувство живо откликаются детские сердца.

Д. Мамин-Сибиряк «Алёнушкины сказки»

Сказки из этого сборника доступны детям начиная с детского сада или младшего школьного возраста. Его сказки сами говорят с детьми устами животных и птиц, растений, рыб, насекомых и даже игрушек. Они помогают воспитывать в детях трудолюбие, скромность, умение дружить, чувство юмора. Одни только прозвища главных героев чего сто́ят: Комар Комарович – длинный нос, Ерш Ершович, Храбрый Заяц – длинные уши...
В сборник «Алёнушкины сказки» входят 11 сказок:

1. «Присказка»
2. «Сказка про храброго Зайца – длинные уши, косые глаза, короткий хвост»
3. «Сказочка про Козявочку»
4. «Сказка про Комара Комаровича – длинный нос и про мохнатого Мишу – короткий хвост»
5. «Ванькины именины»
6. «Сказка про Воробья Воробеича, Ерша Ершовича и весёлого трубочиста Яшу»
7. «Сказка о том, как жила-была последняя Муха»
8. «Сказочка про Воронушку – чёрную головушку и жёлтую птичку Канарейку»
9. «Умнее всех»
10. «Притча о Молочке, овсяной Кашке и сером котишке Мурке»
11. «Пора спать»

Д. Мамин-Сибиряк «Сказка про храброго Зайца – длинные уши, косые глаза, короткий хвост»

Это очень добрая сказка, как, впрочем, и все остальные.
Маленькие слабости есть у каждого, но важно, как к ним относятся окружающие.
Давайте прочитаем начало сказки.
«Родился зайчик в лесу и всё боялся. Треснет где-нибудь сучок, вспорхнёт птица, упадёт с дерева ком снега, – у зайчика душа в пятки.
Боялся зайчик день, боялся два, боялся неделю, боялся год; а потом вырос он большой, и вдруг надоело ему бояться.
- Никого я не боюсь! – крикнул он на весь лес. – Вот не боюсь нисколько, и всё тут!
Собрались старые зайцы, сбежались маленькие зайчата, приплелись старые зайчихи – все слушают, как хвастается Заяц – длинные уши, косые глаза, короткий хвост, - слушают и своим собственным ушам не верят. Не было ещё, чтобы заяц не боялся никого.
- Эй ты, косой глаз, ты и волка не боишься?
- И волка не боюсь, и лисицы, и медведя – никого не боюсь!»
Посмотрите, как реагируют на это заявление другие звери в лесу. Они не стали смеяться над зайцем или критиковать его, хотя всё понимали, что эти слова сказаны зайцем сгоряча, необдуманно. Но добрые звери поддержали его в этом порыве, всем стало весело. Читаем дальше: «Это уж выходило совсем забавно. Хихикнули молодые зайчата, прикрыв мордочки передними лапками, засмеялись добрые старушки зайчихи, улыбнулись даже старые зайцы, побывавшие в лапах у лисы и отведавшие волчьих зубов. Очень уж смешной заяц!.. Ах, какой смешной! И всем вдруг сделалось весело. Начали кувыркаться, прыгать, скакать, перегонять друг друга, точно все с ума сошли».
По законам сказочного сюжета здесь в эту минуту должен был появиться волк. Он и появился. И решил, что вот теперь-то он зайца съест.
Заяц, увидев волка, со страху подпрыгнул и упал прямо на волка, «кубарем прокатился по волчьей спине, перевернулся ещё раз в воздухе и потом задал такого стрекача, что, кажется, готов был выскочить из собственной кожи». А волк с перепугу тоже побежал, но в другую сторону: «когда Заяц упал на него, ему показалось, что кто-то в него выстрелил».
В результате звери нашли под кустом чуть живого от страха зайца, но увидели ситуацию совсем по-другому:
- Молодец, косой! – закричали все зайцы в один голос. – Ай да косой!.. Ловко ты напугал старого Волка. Спасибо, брат! А мы думали, что ты хвастаешь.
Храбрый Заяц сразу приободрился. Вылез из своей ямки, встряхнулся, прищурил глаза и проговорил:
- А вы бы как думали! Эх вы, трусы...
С этого дня храбрый Заяц начал сам верить, что действительно никого не боится.

Д. Мамин-Сибиряк «Сказка про Воробья Воробеича, Ерша Ершовича и весёлого трубочиста Яшу»

Воробей Воробеич и Ерш Ершович жили в большой дружбе. Каждый раз при встрече они приглашали друг друга в гости, но выяснялось, что ни один их них не может жить в обстоятельствах другого. Воробей Воробеич говорил:
- Спасибо, брат! С удовольствием пошёл бы я к тебе в гости, да воды боюсь. Лучше уж ты прилетай ко мне в гости на крышу...
А Ёрш Ершович отвечал на приглашение друга:
- Нет, я не умею летать, да и задыхаюсь на воздухе. Вот лучше на воде поплаваем вместе. Я тебе всё покажу...
И так они хорошо дружили, любили поговорить, несмотря на то, что были совсем разными. Но беды и радости у них были схожи. «Например, зима: как зяб бедный Воробей Воробеич! Ух, какие холодные дни бывали! Кажется, вся душа готова вымерзнуть. Нахохлится Воробей Воробеич, подберёт под себя ноги да и сидит. Одно только спасенье – забраться куда-нибудь в трубу». «Ершу Ершовичу тоже по зимам приходилось не сладко. Он забирался куда-нибудь поглубже в омут и там дремал по целым дням. И темно, и холодно, и не хочется шевелиться».
У Воробья Воробеича был приятель – трубочист Яша. «Весёлый такой трубочист – всё песни поёт. Чистит трубы, а сам напевает. Да ещё присядет на самый конёк отдохнуть, достанет хлебца и закусывает, а я крошки подбираю. Душа в душу живём. Я ведь тоже люблю повеселиться», – так рассказывал приятелю Воробей Воробеич.

Иллюстрация Ю. Васнецова

Но между друзьями произошла ссора. Однажды летом трубочист кончил свою работу и пошёл к речке смыть с себя сажу. Там он услышал сильный крик и гвалт, разгневанный Воробей Воробеич выкрикивал в адрес своего друга громкие обвинения, а сам был весь взъерошенный, злой... Оказывается, Воробей Воробеич добыл червяка и нёс его домой, а Ёрш Ершович этого червяка обманом завладел, крикнув: «Ястреб!». Воробей Воробеич червяка и выпустил. А Ёрш Ершович его съел. Вот и разгорелся сыр-бор по этому поводу. В конце оказалось, что Воробей Воробеич всё-таки нечестным путём приобрёл червяка да к тому же своровал у трубочиста краюшку хлеба. За вором бросились все птицы, большие и маленькие. Далее события сказки разворачивались так: «Произошла настоящая свалка. Все так и рвут, только крошки летят в реку; а потом и краюшка полетела тоже в реку. Тут уж схватились за неё рыбы. Началась настоящая драка между рыбами и птицами. В крошки растерзали всю краюшку и все крошки съели. Как есть ничего не осталось от краюшки. Когда краюшка была съедена, все опомнились и всем сделалось совестно. Гнались за вором Воробьем да по пути краденую краюшку и съели».
А Алёнушка, узнав об этой истории, сделала вывод:
Ах, какие они все глупые, и рыбки и птички! А я бы разделила всё – и червячка и краюшку, и никто бы не ссорился. Недавно я разделила четыре яблока... Папа приносит четыре яблока и говорит: «Раздели пополам – мне и Лизе». Я и разделила на три части: одно яблоко дала папе, другое – Лизе, а два взяла себе».
Теплом, детством веет от сказок Мамина-Сибиряка. Их хочется читать вслух и видеть счастливые и добрые лица детей.
Кроме цикла «Алёнушкины сказки» у писателя есть и другие сказки:

1. «Серая Шейка»
2. «Лесная сказка»
3. «Сказка про славного царя Гороха»
4. «Упрямый козел»

Д. Мамин-Сибиряк «Серая Шейка»

«Серая Шейка» – не только самая известная сказка писателя, но и вообще самое известное произведение в детской литературе. Она

притягивает своей трогательностью, вызывает желание защитить слабого и беспомощного, помочь в беде нуждающемуся. Мир природы в этой сказке изображён в единстве и гармонии с миром людей.
... Перелётные птицы собирались в дорогу. Только в семье Утки и Селезня не царила радостная предотлётная суета – приходилось смиряться с мыслью, что их Серая Шейка не полетит с ними на юг, ей придётся зимовать здесь одной. Ещё весной у неё было повреждено крыло: к выводку подкралась Лиса и схватила утенка. Старая Утка смело бросилась на врага и отбила утенка; но одно крылышко оказалось сломанным.
Утка очень горевала о том, что Серой Шейке придётся трудно одной-одинёшенькой, она даже хотела остаться с ней, но Селезень напомнил, что у них, кроме Серой Шейки, есть и другие дети, о которых надо заботиться.
И вот птицы улетели. Мать научила Серую Шейку:
- Ты держись вон около того берега, где в реку сбегает ключик. Там вода не замерзнет целую зиму...
Вскоре Серая Шейка познакомилась с Зайцем, который тоже считал Лису своим врагом и был таким же беззащитным, как и Серая Шейка, и спасал свою жизнь постоянным бегством.
А между тем полынья, в которой плавала уточка, всё уменьшалась от наступающего льда. «Серая Шейка была в отчаянии, потому что не замерзла только самая середина реки, где образовалась широкая полынья. Свободного места, где можно было плавать, оставалось не больше пятнадцати сажен. Огорчение Серой Шейки дошло до последней степени, когда на берегу показалась Лиса, – это была та самая Лиса, которая переломила ей крыло».

Лиса начала охотиться за уточкой и подманивать её к себе.
Спас Серую Шейку старичок-охотник. Он вышел на охоту за зайцем или лисой своей старухе на шубу. «Старичок добыл Серую Шейку из полыньи и положил за пазуху. А старухе я ничего не скажу, – соображал он, направляясь домой. – Пусть ее шуба с воротником вместе еще погуляет в лесу. Главное: внучки вот как обрадуются».
А как радуются маленькие читатели, узнав о спасении Серой Шейки!












Сказки Мамина-Сибиряка

Мамин-Сибиряк написал множество рассказов, сказок, повестей для взрослых и детей. Произведения издавались во всевозможных детских сборниках и журналах, печатались отдельными книгами. Сказки Мамина-Сибиряка читать интересно и познавательно, он правдиво, сильным словом рассказывает о тяжелой жизни, описывает родную уральскую природу. Детская литература для автора означала связь ребенка с взрослым миром, потому к ней он относился со всей серьезностью.

Сказки Мамин-Сибиряк писал, преследуя цель воспитания справедливых, честных детей. Искренняя книга творит чудеса, — так часто говорил писатель. Мудрые слова, брошенные на благодатную почву, дадут всходы, ведь дети – наше с вами будущее. Сказки Мамин-Сибиряк разнообразны, рассчитаны на детей любого возраста, ведь писатель стремился дотянуться до каждой детской души. Автор не приукрашивал жизнь, не оправдывал и не оправдывался, он находил теплые слова, передающие доброту и нравственную силу бедняков. Описывая жизни людей и природу, он тонко и легко передавал и учил, как нужно о них заботиться.

Мамин-Сибиряк много и тяжело работал над собой, над своим мастерством, прежде чем начал создавать литературные шедевры. Сказки Мамина-Сибиряка любят взрослые и дети, они входят в школьную программу, постановки детских утренников в садах. Остроумные и порой необычные рассказы автора написаны в стиле беседы с маленькими читателями.

Мамин Сибиряк Аленушкины сказки

Мамина-Сибиряка читать начинают с детского сада или младших школьных классов. Сборник Аленушкины сказки Мамина-Сибиряка – самые известные из них. Эти небольшие сказки из нескольких глав говорят с нами устами животных и птиц, растений, рыб, насекомых и даже игрушек. Прозвища главных героев умиляют взрослых и веселят детей: Комар Комарович — длинный нос, Ерш Ершович, Храбрый Заяц — длинные уши и другие. Мамин-Сибиряк Аленушкины сказки при этом написал не только для развлечения, автор умело совместил полезные сведения с захватывающими приключениями.

Качества, которые развивают сказки Мамина-Сибиряка (по его собственному мнению):

Скромность;
Трудолюбие;
Чувство юмора;
Ответственность за общее дело;
Бескорыстная крепкая дружба.

Аленушкины сказки. Порядок чтения

Присказка;
Сказка про храброго Зайца-длинные уши, косые глаза, короткий хвост;
Сказка про Козявочку;
Сказка про Комара Комаровича-длинный нос и про мохнатого Мишу-короткий хвост;
Ванькины именины;
Сказка про Воробья Воробеича, Ерша Ершовича и весёлого трубочиста Яшу;
Сказка о том, как жила-была последняя Муха;
Сказка про Воронушку-чёрную головушку и жёлтую птичку Канарейку;
Умнее всех;
Сказка о Молочке, овсяной Кашке и сером котишке Мурке;
Пора спать.

Мамин-Сибиряк. Детство и Юность

Русский писатель Мамин-Сибиряк родился в 1852 году в поселке Висим на Урале. Место рождения во многом предопределило его легкий характер, горячее доброе сердце, любовь к работе. Отец и мать будущего русского писателя воспитывали четверых детей, тяжелым многочасовым трудом зарабатывая на хлеб. С самого детства маленький Дмитрий не только видел нищету, но жил в ней.

Детская любознательность приводила ребенка в совершенно разные места, открывая картины с арестованными рабочими, вызывающими сочувствие и в тоже время интерес. Мальчик обожал подолгу разговаривать с отцом, расспрашивая того обо всем, что увидел за день. Как и отец, Мамин-Сибиряк стал остро чувствовать и понимать, что такое честь, справедливость, отсутствие равенства. По прошествии многих лет, писатель неоднократно описывал суровую жизнь простого народа из его детства.

Когда Дмитрию становилось грустно и тревожно, его мысли улетали в родные уральские горы, воспоминания лились непрерывным потоком и он начинал писать. Долго, ночами, изливая свои мысли на бумаге. Мамин-Сибиряк так описывал свои чувства: “Мне представлялось, что на родном Урале даже небо чище и выше, а люди искренние, с широкой душой, я словно сам становился другим, лучше, добрее, увереннее”. Самые добрые сказки Мамин-Сибиряк писал именно в такие моменты.

Любовь к литературе мальчику привил обожаемый им отец. Вечерами в семье читали книги вслух, домашнюю библиотеку пополняли и очень ею гордились. Митя рос вдумчивым и увлекающимся… Прошло несколько лет и Мамину-Сибиряку исполнилось 12 лет. Именно тогда начались его скитания и невзгоды. Отец отправил его учиться в Екатеринбург в училище – бурсу. Там силой решались все вопросы, старшие унижали младших, плохо кормили и Митя вскоре заболел. Отец конечно сразу забрал его домой, но по прошествии нескольких лет вынужден был отдать сына на обучение в эту же бурсу, так как денег не хватило бы на приличную гимназию. Учение в бурсе оставило неизгладимый след в сердце тогда ещё совсем ребенка. Дмитрий Наркисович говорил, что у него позже ушло много лет на изгнание из сердца страшных воспоминаний и всей накопленной злости.

Окончив бурсу, Мамин-Сибиряк поступил в духовную семинарию, но ушел из неё, как он сам объяснял, что не захотел становиться священником и обманывать людей. Переехав в Петербург, Дмитрий поступил на ветеринарное отделение Медико-хирургической академии, затем перешел на юридический факультет и его так и не закончил.

Мамин-Сибиряк. Первое произведение

Мамин-Сибиряк отлично учился, не пропускал занятия, но был увлекающимся человеком, что долгое время мешало ему найти себя. Мечтая стать писателем, он определил для себя две вещи, которые необходим сделать. Первая – работа над собственным языковым стилем, вторая – понимание жизни людей, их психологии.

Написав свой первый роман, Дмитрий отнес его в одну из редакций под псевдонимом Томский. Интересно, что редактором издания в то время был Салтыков-Щедрин, давший, мягко говоря, низкую оценку произведению Мамина-Сибиряка. Молодой человек был настолько подавлен, что бросив всё, вернулся к семье на Урал.

Затем неприятности повалили одна за другой: болезнь и смерть любимого отца, многочисленные переезды, безрезультатные попытки получить всё-таки образование… Мамин-Сибиряк прошел через все испытания с честью и уже в начале 80-х на него упали первые лучи славы. Вышел сборник «Уральские рассказы».

Напоследок о сказках Мамина-Сибиряка

Мамин-Сибиряк сказки начал писать, когда уже был взрослым. До них было написано множество романов и рассказов. Талантливый, сердечный писатель – Мамин-Сибиряк оживлял страницы детский книг, проникая в молодые сердца своим добрым словом. Читать Аленушкины сказки Мамина-Сибиряка нужно особенно вдумчиво, там автор легко и познавательно заложил глубокий смысл, силу своего уральского характера и благородство мысли.
———————————————————-
Мамин-Сибиряк. Рассказы и сказки
для детей. Читаем бесплатно онлайн