Цитата сообщения Dmitry_Shvarts

Философский пароход

Ольга Цицкова. Русская идея. Философский пароход, 2007

Август отмечен еще одним печальным событием - началом операции, известной как «Философский пароход». Ленин за шесть дней до инсульта отдает приказ о начале операции по административной высылке «старой интеллигенции» с четким прописыванием всех ее шагов вплоть до инструкции как, когда и что надо делать.

Потом он, уже будучи тяжело больным, непосредственно руководит ходом этой операции и постоянно интересуется, как идут дела и пеняет, что она проходит слишком медленно, требуя ускорить ее завершение. Нет сомнений, что лично для него эта операция была одной из ключевых и очень важной.

«Комиссия... должна представить списки, и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу безжалостно, - указывал Владимир Ильич. - Очистим Россию надолго" и предупреждал, что "делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовывать… без объявления мотивов - выезжайте, господа!»

Всего было три философских парохода: два «Обербургомистр Хаген» и «Пруссия» - из Петрограда и один «Жан» - из Украины. Кроме пароходов, были еще «философские поезда», увозившие в Германию, как «ненужный хлам», цвет русской интеллигенции. И не только философов, но и врачей, инженеров, литераторов, педагогов, юристов, религиозных и общественных деятелей, а так же особо непокорных студентов.

Зафрахтованный у немцев пароход «Обербургомистр Хаген», отплывший 29 сентября 1922 г. отнабережной Петрограда. На нем выехало более 30 (с семьями около 70 человек) московских и казанских интеллигентов, в том числе Н.А. Бердяев, С.Л. Франк, С.Е. Трубецкой, П.А. Ильин, Б.П.Вышеславцев, А.А. Кизеветтер, М.А. Осоргин, М.М. Новиков, А.И. Угримов, В.В. Зворыкин, Н.А. Цветков, И.Ю. Баккал и др

С собой разрешалось брать минимум вещей и двадцать долларов, хотя было известно, что операция с валютой тогда каралась смертной казнью. Не разрешалось брать драгоценности, кроме обручальных колец, никаких книг и рукописей. Отъезжающие должны были снимать даже нательные крестики. И с каждого бралась подписка, что они никогда обратно не вернутся. Словом выпроваживали без всяких средств к существованию и навсегда.

Всего по официальным данным в течение лета-осени 1922 года принудительно было выслано двести двадцать пять человек. По неофициальным, зарубежным данным, пятьсот, а по другим источникам - около двух тысяч. Сегодня уже никто точно сказать не может, сколько же выслали, потому что кроме официально утвержденных списков были еще тайные приказы, а также эмиграция под давлением властей.

Высылали в основном «старую» интеллигенцию, которая не хотела и не могла по своим убеждениям и ментальности сотрудничать с советской властью. За пять лет, что прошли после начала революции, уже многим из них стало ясно: и про новую власть, и про будущее, которое ждет страну, и про судьбу интеллигенции в ней.

Памятная доска установлена в Санкт-Петербурге на месте, откуда отходили "Философские пароходы"

Если в 1918-1919, в самые тяжелые годы гражданской войны и военного коммунизма, еще была надежда, что запустение, голод и холод всего лишь временные трудности и многие интеллигенты (Блок, Маяковский, Есенин, Хлебников, Хармс, Бенуа, Сомов, Малявин и другие) приняли революцию как народную и относились к ней вполне лояльно, то в 1922 году уже никаких иллюзий не оставалось.

И дело было уже не в голоде и холоде, потому что к тому времени НЭП, худо-бедно, начала кормить страну. Дело было в формирующейся среде, вытеснявшей прежние традиции и устои, прежнюю ментальность и духовные ориентиры, в требовании не просто лояльности, но и отсутствия всякого внутреннего сопротивления, несогласия и инакомыслия, на что старая интеллигенция согласиться никак не могла.

Она привыкла думать, а непросто принимать слова на веру. Внутреннее сопротивление старой гвардии профессоров и ученых было успешно сломлено за считанные недели 1922 года. Есть миф, что многие из них не хотели уезжать, но это не совсем так. Например, русский религиозный философ Борис Вышеславцев, эмигрировавший не по списку, а по собственному желанию, пишет в 1922 году своему другу в Берлин:

Приз кинофестиваля "Русское зарубежье"

«Я собираюсь отсюда <из России> уехать и слышал, что Вы организуете университет в Берлине. Если да, то имейте меня в виду <…> Вы спасаете этим живое воплощение остатков русской культуры для будущего, помимо спасения живого приятеля. Жизнь здесь физически оч<ень> поправилась, но нравственно невыносима для людей нашего миросозерцания и наших вкусов.

Едва ли в Берлине Вы можете есть икру, осетрину и ветчину и тетерок и пить великолепное удельное вино всех сортов. А мы это можем иногда, хотя и нигде не служу и существую фантастически, пока еще прошлогодними авторскими гонорарами и всяк<ими> случайными доходами.

Зарабатывать здесь можно много и тогда жить материально великолепно, но - безвкусно, среди чужой нации, в духовной пустоте, в мерзости нравств<енного> запустения. Если можете, спасите меня отсюда»

Меня особенно поразили слова «среди чужой нации». И это не оговорка, так оно и было: советская власть смотрела на интеллигенцию сквозь идеологическую призму, и если она и была нужна, то только как технический инструмент - научить народ грамоте, чтобы он умел читать, а отнюдь не думать.

Старая интеллигенция считала себя носительницей общегуманитарной миссии, к идеологии не имеющей никакого отношения, она полагала, что должна учить не только читать и писать, но при этом еще и мыслить, воспринимать реальность без идеологических шор, но именно поэтому всех их, по мнению властей, и стоило расстрелять.

Почему же тогда она неожиданно проявила гуманность и сделала такой широкий жест милосердия, заменив высшую меру наказания административной высылкой? По словам Л.Троцкого, расстрелять их было не за что, а терпеть - уже невозможно, и, давая интервью западной прессе, выразил надежду, что запад по достоинству оценит этот гуманный шаг.

В оценке операции как гуманной есть своя правда, если иметь в виду, что уже в 1923 году по приказу Феликса Дзержинского высылки в Берлин прекратились, и интеллигенцию стали ссылать уже не в Германию, а на Соловки и в Сибирь, в глухие провинции и на строительство Беломорканала. А оттуда уже мало кто возвращался живым и подписки уже не требовалось.

Вообще история с «философским пароходом» долго замалчивалась, но с началом перестройки были открыты и рассекречены многие документы с грифом «Совершенно секретно», стали известны масштабы этой операции, кто был ее вдохновителем и исполнителем. Но за время молчания вокруг этой истории возникло множество мифов, легенд, неточностей и разных толкований, восполнявших дефицит информации.

Плакат 1922 года

История философского парохода интересна еще и тем, что в ней угадываются параллели с сегодняшним днем, не говоря уже о том, что высылка диссидентов практиковалась и в последующие годы (Солженицина, Бродского, Щаранского и Буковского), как, впрочем, она практиковалась и в царское время.

Но с чего все начиналось? А начиналось все с создания в июле 1921 года комитета по оказанию помощи голодающим (Помгол), который финансировался из-за границы. Сейчас бы эту организацию объявили иностранным агентом. Правды ради следует сказать, что действительно в западной прессе активно муссировался вопрос о роли Помгола в возможном падении советской власти.

Дело в том, что когда члены комитета приезжали на места, то бывшие руководители тех мест все перекладывали на них, а сами просто сбегали, поэтому Помгол вынужден был принимать на себя власть и решение всех организационных вопросов, хотя изначально его члены и не предполагали, что все обернется таким образом.

Но именно это и обеспокоило представителей власти, когда обсуждался вопрос о том, как идут дела на местах. Кончилось тем, что всех членов Помгола арестовали и выслали в глухие провинции. Но с них же и началась операция «Философский пароход», став ее прелюдией: первыми в июне 1922 года выслали руководителей комитета помощи голодающим С. Прокоповича и Е. Кускову, отбывавших ссылку в Тверской губернии.

Очистим Россию надолго.

Формирование антисоветской группы интеллигентов, против которой проводилась репрессивная операция «Философский пароход», было спровоцировано несколькими образцово-показательными акциями советской власти. Первой в этом ряду стоит изъятие церковных ценностей, которое большинством интеллигенции было воспринято как кощунство и вандализм.

Далее, в 1921 году все высшие учебные заведения лишились автономии: их выборные органы заменялись назначенными «сверху". Ответом стали забастовки профессорско-преподавательского состава и студентов, требовавших возврата прежних органов управления и самостоятельности вузов, тем более, что поставленные сверху товарищи быстро себя скомпрометировали доносами и провокациями.

Ленин требует срочно уволить двадцать-сорок профессоров и ударить по ним как можно сильнее. Все активные руководители профессорских забастовок позднее были включены в список пассажиров «философского парохода». Список пополнили активные участники Всероссийских съездов врачей, аграриев, геологов и кооператоров, в один голос критиковавших ситуацию в стране.

Члены Политбюро ЦК РКП (б), принимавшие решение об административной высылке

Кроме того, пришедшие к власти большевики не имели опыта государственного управления, сплошь и рядом допуская ошибки и с ситуацией не справлявшиеся. Это вызывало острую критику в адрес правительства, но необходимо было сделать все, чтобы государство, плохо работающее, с громоздким и непрофессиональным аппаратом, малограмотными руководителями все-таки устояло, даже ценой расстрелов и репрессий, сначала - по отношению к своим - бывшим друзьям и соратникам (начались суды над меньшевиками и эсерами), а затем - и к другим.

Но неожиданно для себя советское правительство столкнулось с тем, что Новая экономическая политика вслед за оживлением экономики реанимировала и общественно-политическую жизнь, в которой главными активистами стали старые интеллигенты в силу большей образованности и культуры мысли, а также большей опытности.

Как бы то ни было, у оппонентов советской власти появились свои органы печати, в которых они могли открыто высказываться, но любая критика в свой адрес советской властью воспринималась очень болезненно. Особо пристальное внимание к печати было спровоцировано самими издателями: так главный редактор журнала «Экономист» (из каких соображений?) направил первый номер журнала лично в адрес Ленина.

В нем была размещена статья видного социолога Питирима Сорокина, в которой тот критиковал декреты о семье, гражданском браке и анализировал влияние войны на демографию с явным уклоном в национализм:

«…война обессилила белую, наиболее одаренную, расу в пользу цветных, менее одаренных; у нас - великоруссов - в пользу инородцев, население Европейской России - в пользу азиатской, которое, за исключением сибиряков, и более отстало, и более некультурно и, едва ли не менее талантливо вообще».

Реакция последовала незамедлительно: Ленин ответил на критику программной «О значении воинствующего материализма» (март 1922 г.), в которой впервые прозвучала идея высылки профессоров и ученых:

«рабочий класс в России сумел завоевать власть, но пользоваться ею еще не научился, ибо, в противном случае, он подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной «демократии». Там подобным крепостникам самое настоящее место»

Идея высылки могла прийти Ленину в том числе и в связи с тем, что к этому моменту Россия заключила договор с Германией, позволявший заменить Сибирь ссылкой в Германию, хотя та отказалась так воспринимать высылку на свою территорию неугодных русских граждан.

Она потребовала, чтобы каждый высылаемый лично подал заявление о предоставлении ему въездной визы: Германия - не Сибирь. Дальше этот сценарий очень быстро начал реализовываться: девятнадцатого мая Ленин дает Дзержинскому указание:

«Обязать членов Политбюро уделять два-три часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг, проверяя исполнение, требуя письменных отзывов и добиваясь присылки в Москву без проволочки всех некоммунистических изданий. Добавить отзывы ряда литераторов-коммунистов <...> Собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей».

Проф. А.А. Кизеветтер и Ю.А. Айхенвальд. Рис. И.А. Матусевича (1922).

Через пять дней, 24 мая, собирается ЦК, которое принимает постановление с подробным описанием, как должна проходить операция: сначала следует тщательно составить список и завести на каждого дело, потом создать при НКВД особый отдел по рассмотрению вопроса высылки и специальный комитет, который будет принимать решение окончательно.

Первыми в список попадает вся редакция того самого журнала «Экономист», чтение которого оформило у Ленина идею замены расстрела на административную высылку.

Десятого августа выходит Постановление ЦК с утверждением списка, шестнадцатого августа - начались обыски и ночные аресты попавших в список высылаемых.

Кое-кого не нашли, но большая часть была арестована и с ними начали работать наиболее подготовленные следователи. На допросах выяснялась позиция каждого по отношению к Советской власти и предлагалось подписать два документа: подписку о согласии на высылку и подписку о невозвращении обратно.

Всем давалось время - семь дней - для сборов с указанием, что разрешается и что не разрешается брать с собой. Указывалось, куда следует прибыть для посадки на пароход. Об отбытии из России известный русский философ Лосский Н.О. вспоминал:

«на пароходе ехал с нами сначала отряд чекистов. Поэтому мы были осторожны и не выражали своих чувств и мыслей. Только после Кронштадта пароход остановился, чекисты сели в лодку и уехали. Тогда мы почувствовали себя более свободными. Однако угнетение от пятилетней жизни под бесчеловечным режимом большевиков было так велико, что месяца два, живя за границею, мы еще рассказывали об этом режиме и выражали свои чувства, оглядываясь по сторонам, как будто чего-то опасаясь».

М.А.Осоргин на философском пароходе. Рис. И.А. Матусевича (1922).

Поэтому разговоры о том, что профессора не желали уезжать являются скорее мифом, чем реальностью. Это в первые год-два они надеялись, что все образуется и искренне хотели служить Отечеству и народу. Потом иллюзии развеялись. Писатель М.А.Осоргин вспоминает о тех днях:

«К концу затяжной канители - одна мысль была у всех этих «политических злодеев», раньше за границу не собиравшихся: только бы не передумали те, чьим головам полагается по должности думать.

Все ликвидировано, все распродано, все старые, прочные, десятками лет освященные связи отрезаны, кроме одной, порвать которую никто не в силах - духовной связи с родиной; но для нее нет ни чужбины, ни пространства…

…Вот открывается нам Европа… Европа, в которой пока еще можно дышать и работать, главное - работать. По работе мы все стосковались; хотя бы по простой возможности высказать вслух и на бумаге свою подлинную, независимую, неприкрытую боязливым цветом слов мысль…

Для нас, пять лет молчавших, это счастье. Даже если страницы этой никто не прочтет и не увидит в печати. …Разве не завидуют нам, насильно изгоняемым, все, кто не могут выехать из России по собственной воле? Разве не справедливо подшучивают они над нашей «первой, после высшей», мерой наказания?»

Это была правдой: известно, что некоторые попали в список «по блату», о чем, в частности, воспоминает Д.С.Лихачев. Высылаемый Изгоев рассказывает, что увидев какой-то пароходик, кто-то из высылаемых пошутил:

«Пароходик от «Чеки» с приказанием вернуть всех обратно до нового распоряжения……».

Проф. С.Л. Франк с детьми. Рис. И.А. Матусевича (1922).

Девятнадцатого сентября из Одессы в Константинополь отправился украинский «Философский пароход» с историком Антонием Флоровским, братом известного священника и богослова Георгия Флоровского.

Двадцать третьего сентября отправился «философский поезд» Москва-Рига с философами Федором Степуном и социологом Питиримом Сорокиным.

Двадцать девятого сентября из Петрограда в Штеттин отплыл пароход «Oberbürgermeister Hacken» с Николаем Бердяевым, Иваном Ильиным, Сергеем Трубецким, Михаилом Осоргиным и другими.

Второй рейс - пароход «Preussen» - отправился 16 ноября с Н.Лосским и Л.Карсавиным на борту. Четвертого декабря в Берлин прибыла группа из Грузии в количестве 62 человек, депортированных по политическим мотивам.

И, наконец, завершила эту операцию вначале 1923 года высылка двух Булгаковых: Сергея Николаевича Булгакова, известного священника и богослова, и Валентина Булгакова, хранителя музея Л.Н.Толстого.

Этой акцией и для высылаемых, и для остающихся все только начиналось: отправлявшиеся в эмиграцию думали, что там их ждут, некоторые даже готовили речи. Однако, к их глубокому разочарованию, по прибытии на пристань Штеттина они увидели, что причал пуст. На вокзале Штеттина, куда они отправились, местные немцы не скрывали своего раздражения: «Понаехали!»

Жизнь в эмиграции у всех складывалась по-разному, чаще не так успешно, как в России, а главное нарастали тоска и пессимизм. Для советского же правительства операция оказалась успешной: административная высылка верхушки интеллигенции очистила СССР от самой думающей культурной прослойки, имевшей собственную, независимую точку зрения, которую она могла формулировать и высказывать. Оставалось расправиться с «недобитыми» интеллигентами, но это было уже значительно легче.

Ильин и Трубецкой на борту философского парохода. Рис. И.А. Матусевича (1922).

Так планомерно и постепенно уничтожалась всякая возможность мысли, от которой, по словам Ленина, хотели очистить Россию надолго, что у них и получилось. Кроме этой, основной задачи, операция «Философский пароход» вбила клин между интеллигенцией оставшейся и эмигрировавшей, по-разному смотревшими на ситуацию в стране.

Да и внутри эмиграции всё было совсем не просто. Достаточно почитать мемуары, письма и воспоминания эмигрантов, которыми заканчиваю эту трагическую страницу российской истории. Это отрывок из статьи Федора Степуна «Задачи эмиграции», написанной ровно десять лет спустя после «Философского парохода»:

«Для нас несравненно важнее разрешить совсем иной вопрос: вопрос о том, почему эмиграции не удалось осуществить ни одной из поставленных ею себе общественно политических задач. Все попытки вооруженной борьбы с большевиками обанкротились. Все мечты по созданию обще эмигрантского представительства подъяремной России в Европе — разлетелись.

Влияние научных работ эмиграции по изучению Советской России минимально. Европейцы больше верят большевикам, чем нам. Но что самое прискорбное; это то, что старшее поколение эмиграции не сумело завещать своего общественно-политического credo и своего анти большевицкого пафоса своим собственным детям: дети или денационализируются, или... большевизанствуют».

"Философский пароход" занимает совершенно особое место в истории России. Он является своеобразной точкой отсчета, с которой в XX веке началось разделение единой культуры России на культуру Русского Зарубежья и культуру России Советской.

Как полагает известный историк М.Е.Главацкий, словосочетание "философский пароход", ставшее своеобразным символом репрессий 1922-го, появилось благодаря публицистам и литераторам, занявшимся в 80-90-е годы XX века изучением "белых пятен" в нашей истории (См.: Главацкий М.Е. «"Философский пароход": год 1922-й: Историографические этюды». Екатеринбург, 2002. С. 5-6).

Размышляя о феномене "философского парохода", В.Д.Тополянский обращает внимание на характерную деталь: "...в отличие от писателей, известность которых фактически не выходила за круг эмиграции, работы русских философов получили в Западной Европе широкое распространение. Их знали не только в русских кварталах Берлина и Парижа - они сделались величинами мирового масштаба, а русская философская мысль благодаря их трудам стала частью философской культуры человечества" (Тополянский В.Д. «Бесконечное плавание философской флотилии», «Новое время», 2002. № 38. с. 33).

В Берлине, Праге, Париже и других центрах русской эмиграции философы стали, образно говоря, "светильниками духа", вокруг которых концентрировалась интеллектуальная жизнь русской эмигрантской диаспоры, к сожалению, настроенноя главным образом на антисоветскую волну.

Первым упоминанием о количестве интеллигенции, депортированной из советской России осенью 1922 г. является интервью В.А.Мякотина берлинской белоэмигрантской газете "Руль": "...Из Москвы высылаются 30-35 человек, среди них профессора Кизеветтер, Бердяев, председатель общества сельского хозяйства Угримов, Интецкий, кн. С.Е.Трубецкой, затем Франк, Айхенвальд, Ясинский, Пешехонов, агроном Ромодановский и кооператоры Булатов, Баккал, Сигирский, Любимов, Матвеев (члены сельского союза) и Шишкин с женой. Бывший директор департамента общих дел министерства внутренних дел сенатор Арбузов, Абрикосов и еще какой-то третий. Далее, один из редакторов "Русских Ведомостей" В.А.Розенфельд4, два члена правления "Задруги", B.C.Озерецковский и В.М.Кудрявцев и др.
И того из Москвы с семьями выслано около 100 человек. Часть этих москвичей уже выехала, а другая часть должна была выехать 28 сентября.

Из Петрограда высланы профессора Лапшин, Лосский, Карсавин, Питирим Сорокин, литератор Петрищев, члены правления "Дома Литераторов" журналисты М.М.Волковысский5 и Харитон. В общем из Петербурга высылаются 34 человека.

Из Одессы высланы профессора Б.П.Бабкин (физиолог), А.В.Флоровский и ассистент Г.А.Скачков (эти лица уже прибыли в Константинополь), затем профессора Н.П.Кастерин (физика), К.Е.Храневич (кооперация), А.П.Самарин (медик), Е.П.Трефильев (русская история), А.С.Мумокин (государственное и административное право), Д.Д.Крылов (судебная медицина), П.А.Михайлов (уголовное право), Ф.Г.Александров (языковедение), ассистент Ф.Л.Пясецкий (агрономия), ассистент С.Л.Соболь (зоолог), А.Ф.Дуван-Хаджи (хирургия) и Г.Добровольский (невропатолог).

Из Киева высланы академики С.Ефремов и Корчак-Чепурковский, а также несколько украинских деятелей, в том числе премьер Петлюровского правительства Чеховский. Высланы несколько лиц также из Харькова и из Нижнего Новгорода.

Между прочим, всем им разрешили уехать с семьями.

Германский представитель в Москве, к которому явились наши уполномоченные Ясинский и Угримов от первой группы и Булатов от второй группы, после запроса германского правительства заявил им, что германское правительство согласно дать нам убежище, если мы сами это просим, но что это не следует рассматривать как оказание содействия большевикам по приему высылаемых" («Беседа с Мякотиным», «Руль». 1 октября 1922 года (№ 560).

Следует добавить к этому перечню фамилий и тех, кто в силу обстоятельств, по своей инициативе покинул Россию. Та же берлинская газета "Руль" писала: "На пароходе "Preussen" в Германию, кроме высланных, прибыл еще ряд представителей петербургской интеллигенции: академик Нестор Котляревский, - директор петербургского Пушкинского дома, профессор петербургского Политехнического Института Ф.Ю.Левинсон-Лессинг, бывший директор Технологического Института Кирпичев, известный режиссер Н.Н.Евреинов, драматург Виктор Рышков, и др." («Приезд высланных из Советской России», «Руль». 21 октября 1922 г. (№ 603)).

Руководством партии и государства первоначально планировалось выслать 200 человек. Однако, действительные масштабы этой акции остаются до конца неизвестными и сегодня.

По данным А.С.Когана (на основе архивных материалов РГАСПИ) в списках на высылку значилось на 3 августа 1922 г. - 74 чел., на 23 августа - 174 чел., из них: 1) по Украине - 77 чел.; 2) по Москве - 67 чел.; 3) по Петрограду - 30.

По подсчетам В.Л.Соскина, сделанных на базе материалов Архива Президента Российской Федерации, в списках на высылку значилось 197 человек.

Из документальных материалов, хранящихся в Центральном архиве ФСБ России, следует, что "кандидатами" на высылку числились 228 человек.

В настоящее время выявлены сведения о судьбе 224 человек, репрессированных в 1922-1923 гг.

Трагедия русской интеллигенции, долгие годы готовившей революцию, заключается в том, что в результате она оказалась не востребованной новой властью и сама ей ничего не предложила, кроме никак не связанных с текущими нуждами страны и народа абстрактных идей всеобщих свободы и справедливости. До февральской революции 1917 года интеллигенция не имела возможности воплотить в жизнь свои социально-политические идеалы, а после падения самодержавия она оказалось не способной удержать, упавшую ей в руки власть. Потеряв власть, занялась фрондированием, оппонированием власти по любым вопросам, саботированием проводимых властью мероприятий, предсказаниями скорого краха Советов и большевиков.

Оказавшись в изгнании, многие бывшие политические деятели, ученые, литераторы сразу же включились в жизнь Русского Зарубежья. Они активно участвовали в критике Советской власти, разного рода антисоветских мероприятиях, издавали свои газеты и журналы, на страницах которых публиковали заметки, письма, прогнозы о сроках гибели СССР. Будучи профессионалами очень высокого уровня, они писали также и книги, научные статьи, читали лекции в высших учебных заведениях, тем самым знакомили Запад с русской культурой.

Высылка 1922 года не была единственной. Берлинская эмигрантская газета "Дни" в ноябре 1922 года, сообщая своим читателям историю высылки интеллигенции, писала: "Впервые этот новый для советской России вид административной кары был применен в январе 1921 года к группе анархистов и значительному числу меньшевиков, содержащихся до того в тюрьме. Высланы они были, как принадлежащие к определенно-враждебным власти партийно-политическим группировкам". Эта фраза является еще одним подтверждением того, что большевики в первые годы Советской власти не стремились применять к своим противникам крайние меры.

Смена курса с политики военного коммунизма на НЭП, значительные послабления в сфере рыночной экономики вызвали оживление предпринимательской инициативы, а наличие определенной свободы в экономике неминуемо влечет за собой и всплеск требований свободы политической. Возникает реальная опасность реставрации старой власти и, как следствие, необходимость противодействовать этим попыткам.

Сегодня, изучая архивные документы, можно более подробно восстановить картину всех обстоятельств, послуживших непосредственным поводом к столь неординарному шагу советского правительства. Уже в начале 1920 года перед ВЧК и его органами на местах была поставлена задача вести гласный и негласный надзор за политическими партиями, группами и отдельными лицами. В августе того же года, по указанию руководства страны, в связи "со значительным расширением числа антисоветских партий Чрезвычайная комиссия приступила "к точному учету всех членов антисоветских партий", к числу которых были отнесены партии: эсеров (правых, левых и центра), меньшевиков, народных социалистов, объединенной еврейской социалистической партии, мелкобуржуазных народнических партий, все члены евангелическо-христианских и толстовских обществ, а также анархисты всех направлений. Кроме того, социальное происхождение (бывшие дворяне) и активная антиправительственная деятельность многих представителей старой интеллигенции не оставляли им шансов избежать политических репрессий не только в 20-х, но и в будущем.

Следует отметить, что противодействие активному инакомыслию было не одномоментным действием, а серией последовательных акций, направленных на изменение ситуации в разных социально-политических "сегментах" республики Советов.

Либеральные историки выделяют следующие ее основные этапы:
1) аресты и административные ссылки врачей, участников 2-го Всероссийского съезда врачебных секций и секции врачей Всемедикосантруда - 27-28 июня;
2) репрессии вузовской профессуры - 16-18 августа и,
3) "профилактические" мероприятия в отношении "буржуазного" студенчества - с 31 августа на 1 сентября 1922 года.

В этот же период проходили и аресты руководителей политических партий, организующих противодействие мероприятиям Советской власти, возглавляемой большевиками.
Первыми за границу, в июне 1922 года, были отправлены известные общественные деятели послефевральского периода, бывшие руководители Помгола - С.Н.Прокопович и Е.Д.Кускова.
Вслед за ними, 19 сентября на пароходе из Одессы в Константинополь прибыли украинские историк А.В.Флоровский, физиолог Б.П.Бабкин и некоторые другие. Однако, немедленное подключение высылаемой за границу украинской интеллигенции к украинскому эмигрантскому националистическому движению, привело к тому, что многие оппозиционные интеллигенты из так называемого «Украинского списка» были вместо заграницы отправлены в отдаленные губернии РСФСР.

23 сентября, поездом Москва-Рига, отправилась еще одна партия "инакомыслящих", в числе которых были известные философы П.А.Сорокин и Ф.А.Степун.

29 сентября из Петрограда в Штеттин отплыл пароход "Обербургомистр Хакен" пассажирами которого были философы Н.А.Бердяев, С.Л.Франк, С.Е.Трубецкой.
16 ноября на пароходе "Пруссия"из СССР были высланы Н.О.Лосский, Л.П.Карсавин, И.И.Лапшин и некоторые другие, менее известные лица.

В начале 1923 года за рубеж были высланы известный философ и религиозный деятель С.Н.Булгаков и заведующий Толстовским домом-музеем В.Ф.Булгаков.

Философских пароходов на самом деле было не менее пяти.

Среди 224 человек, высланных летом-осенью 1922 года, педагогов было 68, литераторов - 29, экономистов, агрономов, кооператоров - 22; юристов - 7, итого гуманитариев - 126.

Анализируя высылки, проведенные в 1922 году в отношении гуманитариев, Стюарт Финкель фиксирует, что: "высылка из страны профессоров гуманитарных и социальных наук не облегчила полную коммунизацию высшего образования из-за сохранявшейся малочисленности ученых-коммунистов… но большевистское руководство достигло главной цели - вырвало образование из рук коллективной профессуры и подчинило его общегосударственной политике".

Об истории "философского парохода" написано много, но до настоящего времени судьбы многих его "пассажиров" остаются неизвестными. Было бы очень правильно отвлечься от проклятий в адрес большевиков и попробовать разобраться в том, почему не состоялся в далеких 20-х диалог интеллектуалов и Советской власти. Попытаться ответить на вопрос, почему подверглись высылке за границу и ссылке в отдаленные районы страны около 200 известных ученых, политиков, инженеров, литераторов? Что это были за люди, какова их дальнейшая судьба?

Крупнейший специалист по истории русской философии Л.А.Коган справедливо отмечает: "Нет надобности идеализировать старых русских философов, во всем с ними соглашаться. Они и сами нередко спорили между собой. Но в одном они были едины: в своей беззаветной любви к Родине, в заботе о ее духовном возрождении, о нравственном здоровье общества". Обстановка в СССР в начале 20-х годов прошлого века была такова, что даже и таким неординарным людям оказалось не под силу правильно оценить открывающиеся перед Россией новые возможности на новом этапе ее исторического развития.

А может быть и так, что как раз именно в ошибках обоих сторон, совершенных ими в далеком 1922 году и кроются корни сегодняшних бед России?

Примечание: Использована работа В.Г.Макаров, B.C.Христофоров, «Судьбы интеллигенции, репрессированной летом-осенью 1922 года»

Об этом драматическом событии в нашей истории напоминает сегодня скромный гранитный обелиск, установленный возле Благовещенского моста в Санкт-Петербурге. На нем лаконичная надпись: «С этой набережной осенью 1922 года...

Об этом драматическом событии в нашей истории напоминает сегодня скромный гранитный обелиск, установленный возле Благовещенского моста в Санкт-Петербурге. На нем лаконичная надпись: «С этой набережной осенью 1922 года отправились в вынужденную эмиграцию выдающиеся деятели отечественной философии, культуры и науки».

В этом самом месте и стоял пароход «Обер-бургомистр Хаген», который потом назовут «философским».

Точнее, таких пароходов было два: «Обер-бургомистр Хаген» покинул Петроград в конце сентября 1922 года, второй – «Пруссия» – в ноябре того же года. Они доставили в Германию более 160 человек – профессоров, преподавателей, писателей, врачей, инженеров. Среди них были такие блестящие умы и таланты, как Бердяев, Ильин, Трубецкой, Вышеславцев, Зворыкин, Франк, Лосский, Карсавин и многие другие, цвет нации. Высылали еще и поездами, пароходами из Одессы и Севастополя. «Очистим Россию надолго!» – довольно потирал руки Ильич, по личному распоряжению которого и была предпринята эта небывалая акция.

Высылка носила грубый, демонстративно унизительный характер: разрешалось взять с собой лишь две пары кальсон, две пары носков, пиджак, брюки, пальто, шляпу и две пары обуви на человека; все деньги и остальное имущество, а самое главное книги и архивы высылаемых подвергались конфискации. Художник Юрий Анненков вспоминал: «Провожающих было человек десять, не больше… На пароход нас не допустили. Мы стояли на набережной. Когда пароход отчаливал, уезжающие уже невидимо сидели в каютах. Проститься не удалось…»

На корабле – он был германским – изгнанникам дали «Золотую книгу», которая на нем хранилась, – для памятных записей именитых пассажиров. Её украшал рисунок Федора Шаляпина, покинувшего Россию чуть раньше: великий певец изобразил себя голым, со спины, переходящим море вброд. Надпись гласила, что весь мир ему – дом.

Участники первого рейса вспоминали, что все время плавания на мачте сидела какая-то птица. Капитан показал на нее изгнанникам и заявил: «Не помню такого. Это необыкновенный знак!»

Такого в истории и в самом деле никогда не было – чтобы государство само выдворяло не террористов, уголовников или опасных политических противников режима, а свои лучшие умы.

Операция по высылке была поручена ГПУ, которое составляло списки изгнанников.

Троцкий с присущим ему цинизмом объяснил это так: «Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно». Главная цель большевиков состояла в том, чтобы запугать интеллигенцию, заставить ее замолчать. Но надо признать, что уехавшим еще повезло. Позднее всех несогласных, в том числе самых известных людей России, стали безжалостно расстреливать или отправлять в лагеря.

Русская интеллигенция в своем большинстве не приняла революцию, так как осознавала, что насильственный переворот обернется для страны трагедией. Именно поэтому она и составляла угрозу для большевиков, захвативших власть насилием. По этой причине Лениным было принято решение о ликвидации интеллигентов посредством, сначала высылок, а потом беспощадных репрессий и чисток. М. Горький – «буревестник революции» был жестоко разочарован. Он писал в «Новой жизни»: «С сегодняшнего дня даже для самого наивного простеца становится ясно, что не только о каком-нибудь мужестве и революционном достоинстве, но даже о самой элементарной честности применительно к политике народных комиссаров говорить не приходится. Перед нами компания авантюристов, которые ради собственных интересов, ради промедления ещё на несколько недель, агонии своего гибнущего самодержавия, готовы на самые постыдные предательства интересов родины и революции, интересов российского пролетариата, именем которого они бесчинствуют на вакантном троне Романовых».

Интеллигенты, не принявшие большевистский режим, в 1920-е годы попали под тяжкий пресс цензуры, были закрыты все оппозиционные газеты. Не подлежали изданию философские статьи, написанные с немарксистских или религиозных позиций. Основной удар пришелся на художественную литературу, по приказам властей книги не просто не издавались, а изымались из библиотек. С полок пропали Бунин, Лесков, Лев Толстой, Достоевский…

Интеллигенция России стала очень малочисленна уже к 1923 году, она составляла около 5 % городского населения, поэтому интеллектуальные возможности и потенциал государства ослабились. Детей интеллигенции не принимали в вузы, для рабочих были созданы рабфаки. Россия лишилась огромного количества мыслящих и образованных людей. О. Н. Михайлов писал: «Революция оторвала от России, от русской почвы, вырвала из сердца России наиболее крупных писателей, обескровила, обеднила русскую интеллигенцию»…

Русская Атлантида

В результате высылки лучших русских умов и талантов заграница, и прежде всего США, получили в «подарок» от России целую когорту блестящих специалистов, позволивших им далеко продвинуть вперед свою науку и технику, развивать культуру.

Игорь Сикорский, выпускник Петербургского политехнического института, построил в США первый в мире вертолет, русские инженеры Михаил Струков, Александр Картвели, Александр Прокофьев-Северский фактически создали американскую военную авиацию, инженер Владимир Зворыкин изобрел в США телевидение, химик Владимир Ипатьев создал высокооктановый бензин, благодаря чему во время войны американские и немецкие самолеты летали быстрее немецких, Александр Понятов придумал первый в мире видеомагнитофон, Владимир Юркевич спроектировал во Франции самый больший в мире пассажирский лайнер «Нормандия», профессор Питирим Сорокин стал за океаном создателем американской социологии, гениальный актер МХАТа Михаил Чехов – основоположником американского психологического театра, Владимир Набоков – знаменитым писателем, а русского композитора Игоря Стравинского в США считают американским гением музыки. Имена всех утраченных Россией гениев и талантов просто невозможно перечислить.

Из-за катастрофы 1917 года и драматических событий последующих лет за рубежом оказалось в общей сложности, около 10 миллионов русских людей.

Одних выслали, другие бежали, спасаясь от тюрем и расстрелов. Цвет нации, гордость России, целая утраченная Атлантида. Имена этих русских гениев и талантов, наш невольный «подарок» другим странам и континентам, от нас долгие годы в СССР скрывали, называли их «отщепенцами», а о некоторых мало кто у нас знает и до сих пор.

К этой страшной трагедии утраты лучших умов и талантов добавилась еще и другая, последствия которой мы ощущаем до сих пор. В нашей стране произошел разгром, «геноцид умов», сознательное уничтожение русской интеллигенции, ее места в университетах, научных институтах, в конструкторских бюро, в искусстве заняли другие люди. Произошло разрушение сложившейся в России веками преемственности традиций чести, благородства, высоких идеалов верного служения Отечеству и народу, что всегда было отличительным признаком русской творческой интеллигенции.

Может, именно по этой причине и смогла сформироваться у нас сейчас эта русофобская либеральная тусовка – потомки «комиссаров в пыльных шлемах», – которая из себя сегодня интеллигенцию лишь изображает.

А на самом деле Россию не любит, открыто презирает нашу историю и народ, при первой же возможности стремится уехать на Запад.

Русская интеллигенция в своем большинстве не приняла антидемократического большевистского переворота 1917 г., и поэтому она стала одной из главных жертв красного террора. По сведениям, собранным русским историком и политическим деятелем С. П. Мельгуновым, из 5004 расстрелянных во второй половине 1918 г. интеллигенты составляли 1286 – много больше представителей других слоев населения.

С началом нэпа появилась надежда, что коммунистический режим будет эволюционировать к большей свободе не только в экономической, но и в идеологической и даже политической сферах. В частных издательствах и журналах, в различных общественных и культурно-просветительских организациях, в философских кружках находили себе приют мыслители и публицисты, далекие от марксистского официоза. Порой представители интеллигенции пытались прямо оппонировать новой власти. Например, в мае 1922 г. на I Всероссийском съезде геологов была принята следу­ющая резолюция: «Русские ученые остро чувствуют гражданское бесправие, в котором пребывает сейчас весь народ, и полагают, что уже наступило время для обеспечения в стране элементарных прав человека и гражданина, без чего никакая общеполезная ра­бота, и научная прежде всего, не может протекать нормально». Однако большевики очень быстро показали, что не намерены отказываться от идеологической и политической монополии. Длань красного самодержавия оказалась куда тяжелей, чем самодержавия романовского.

8 июня 1922 г. было принято Постановление Политбюро «Об антисоветских группировках среди интеллигенции», гласившее, что отныне «ни один съезд или всероссийское совещание спецов (врачей, агрономов, инженеров, адвокатов и проч.) не может созываться без соответствующего на то разрешения НКВД РСФСР. Местные съезды или совещания спецов разрешаются губисполкомами с предварительным запросом заключения местных отделов ГПУ (губотделов)». Главному политическому управлению предписывалось «произвести… перерегистрацию всех обществ и союзов (научных, религиозных, академических и проч.) и не допускать открытия новых обществ и союзов без соответствующей регистрации ГПУ. Незарегистрированные общества и союзы объявить нелегальными и подлежащими немедленной ликвидации». Политотделу Госиздата совместно с ГПУ надлежало «произвести тщательную проверку всех печатных органов, издаваемых частными обществами, секциями спецов при профсоюзах и отдельными наркоматами…», а также строжайше предписывалось следить за политическими настроениями профессуры и студенчества. В ноябре вышел циркуляр ГПУ своим органам в вузах о том, что на каждого профессора и политически активного студента должен составляться формуляр, куда бы систематически заносился осведомительский материал. Это был конец (пусть и очень относительной) автономии интеллигенции от коммунистического государства.

Одним из наиболее ярких эпизодов антиинтеллигентской кампании стала массовая высылка выдающихся представителей русской интеллектуальной элиты за границу, известная под не совсем точным названием «Философский пароход». Главным инициатором этой высылки был сам «вождь мирового пролетариата» В. И. Ленин (Ульянов), бдительно следивший за немарксистской гуманитарной литературой, все еще издававшейся в «стране победившего социализма». Например, в марте 1922 г. его внимание привлек, в сущности, невинный сборник статей Н. А. Бердяева, Я. М. Букшпана, Ф. А. Степуна и С. Л. Франка «Освальд Шпенглер и Закат Европы», который он «отрецензировал» в письме секретарю Совнаркома Н. И. Горбунову следующим образом: «Секретно. Т. Горбунов! О прилагаемой книге я хотел поговорить с Уншлихтом [зампред ГПУ. – С. Сергеев. ]. По-моему, похоже на “литературное прикрытие белогвардейской организации”. Поговорите с Уншлихтом не по телефону, и пусть он мне напишет секретно, а книгу вернет».

12 марта 1922 г. в журнале «Под знаменем марксизма» была опубликована программная статья Ленина «О значении воинствующего материализма», в которой об авторах журнала «Экономист», и прежде всего о знаменитом социологе П. А. Сорокине, было недвусмысленно заявлено: «Рабочий класс в России сумел завоевать власть, но пользоваться ею пока еще не научился, ибо в противном случае он бы подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной “демократии”. Там подобным крепостникам самое настоящее место». 19 мая 1922 г. в письме к Ф. Э. Дзержинскому Владимир Ильич поставил вопрос об авторах «Экономиста» на практическую почву: «Это [«Экономист». – С. С. ], по-моему, явный центр белогвардейцев. В № 3… напечатан на обложке список сотрудников. Это, я думаю, почти все – законнейшие кандидаты на высылку за границу. Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих “военных шпионов” изловить, и излавливать постоянно и систематически, и высылать за границу. Прошу показать это секретно, не размножая, членам Политбюро, с возвратом Вам и мне, и сообщить мне их отзывы и Ваше заключение».

И вновь по инициативе Ленина в Уголовный кодекс РСФСР в июне 1922 г. была включена статья 70, гласившая: «Пропаганда и агитация в направлении помощи международной буржуазии… карается изгнанием из пределов РСФСР или лишением свободы на срок не ниже трех лет». Ее хорошо дополняла статья 71: «Самовольное возвращение в пределы РСФСР… карается высшей мерой наказания». 10 августа 1922 г. был принят декрет ВЦИК об административной высылке за границу или «в определенные местности» страны с целью «изоляции лиц, причастных к контрреволюционным выступлениям». Так было создано «юридическое обеспечение» высылки. Тогда же, в августе, компетентные органы принялись «излавливать и высылать» неугодных рабоче-крестьянской власти инакомыслящих, список которых утверждался на уровне Политбюро.

Операцию лично курировали высшие чины ГПУ: Ф. Э. Дзержинский, В. Р. Менжинский, И. С. Уншлихт, Г. Г. Ягода (Иегуда) и др. 18 августа Уншлихт рапортовал Ленину: «Согласно вашему распоряжению направляю списки интеллигенции по Москве, Питеру и Украине, утвержденные Политбюро. Операция произведена в Москве и Питере с 16-го на 17-е с. г., по Украине с 17-го на 18-е. Московской публике сегодня объявлено постановление о высылке за границу и [арестованные. – С. С .] предупреждены, что самовольный въезд в РСФСР карается расстрелом… Ежедневно буду вам посылать сводку о ходе высылки». Кроме указанных Уншлихтом мест, аресты проводились также в Казани. Сохранилось немало документальных свидетельств о том, как происходил процесс высылки.

Н. А. Бердяев был задержан 16 августа 1922 г., это был уже второй его арест (первый произошел в 1920 г.). Обыск, начавшийся в 1 час ночи, закончился в 5 часов 10 минут утра. Был проведен тщательно запротоколированный допрос, на котором арестованному задавали вопросы об отношении к советской власти, забастовкам профессоров; о взглядах на задачи интеллигенции; о перспективах эмиграции и т. д.

19 августа следователь Бахвалов подписал постановление, решившее судьбу подследственного: «1922 года, августа 19 дня, я, сотрудник 4-го отделения СО ГПУ Бахвалов, рассмотрел дело № 15564 о гр-не Бердяеве Николае Александровиче, постановил: привлечь его в качестве обвиняемого и предъявить ему обвинение в том, что он с Октябрьского переворота и до настоящего времени не только не примирился с существующей в России Рабоче-крестьянской властью, но ни на один момент не прекращал своей антисоветской деятельности, причем в моменты внешних затруднений для РСФСР свою контрреволюционную деятельность усиливал, т. е. в преступлении, предусмотренном ст. 57-й Уголовного кодекса РСФСР. Как меру пресечения уклонения от суда и следствия гр-на Бердяева избрать содержание под стражей».

В тот же день это постановление было предъявлено Бердяеву. Он отверг его основные пункты: «От 19 августа 1922 г. постановление о привлечении меня в качестве обвиняемого по 57-й статье Уголовного кодекса РСФСР прочел и не признаю себя виновным в том, что занимался антисоветской деятельностью, и особенно не считаю себя виновным в том, что в моменты внешних затруднений для РСФСР занимался контрреволюционной деятельностью». Разумеется, это несогласие не повлияло на решение ГПУ «в целях пресечения дальнейшей антисоветской деятельности Бердяева Николая Александровича… выслать из пределов РСФСР за границу бессрочно». Вот так, без всяких судебных формальностей!

Философа и писателя И. А. Ильина 4 сентября 1922 г. арестовывали уже в шестой (!) раз. На допросе ему были заданы те же вопросы, что и Бердяеву, на которые он отвечал чрезвычайно смело: «Считаю советскую власть исторически неизбежным оформлением великого общественно-духовного недуга, назревавшего в России в течение нескольких сот лет. ˂…> Политическая партия строит государство только тогда, и только постольку, поскольку она искренно служит сверхклассовой солидарности; я глубоко убежден в том, что РКП, пренебрегая этим началом, вредит себе, своему делу, своей власти в России. ˂…> Считаю так называемую забастовку профессуры мерою борьбы, вытекающей из начал здорового правосознания… ˂…> Высшая школа прошла при советской власти через целый ряд реформ; боюсь, что в результате всех этих сломов от высшей школы останется одно название. На высшие учебные заведения советская власть смотрела все время не как на научную лабораторию, а как на политического врага».

Выезжать за границу изгнанники должны были за свой счет. Подавляющее большинство высылаемых вовсе не хотели покидать Родину, несмотря на ненавистную им большевистскую диктатуру. «…Что касается эмиграции, то я против нее: не надо быть врагом, чтобы не покидать постели своей больной матери. Оставаться у этой постели – естественный долг всякого сына. Если бы я был за эмиграцию, то меня уже давно не было в России», – сказал на допросе другой русский философ – Ф. А. Степун. Но людей буквально поставили перед выбором: высылка или расстрел. Об этом говорят те подписки, которые они были вынуждены дать ГПУ: «Подписка. Дана сия мною, гр-ном Бердяевым, Государственному политическому управлению в том, что обязуюсь не возвращаться на территорию РСФСР без разрешения органов Советской власти. Статья 71 Уголовного кодекса РСФСР, карающая за самовольное возвращение в пределы РСФСР высшей мерой наказания, мне объявлена, в чем и подписуюсь».

«Дана сия мною, гражданином Иваном Александровичем Ильиным, СО ГПУ в том, что обязуюсь: 1) выехать за границу согласно решению Коллегии ГПУ за свой счет; 2) в течение 7 дней после освобождения ликвидировать все свои личные и служебные дела и получить необходимые для выезда за границу документы; 3) по истечении 7 дней обязуюсь явиться в СО ГПУ к нач. [альнику] IV отделения тов. Решетову. Мне объявлено, что неявка в указанный срок будет рассматриваться как побег из-под стражи со всеми вытекающими последствиями, в чем и подписуюсь».

Точное количество высланных осенью 1922 – зимой 1923 г. до сих пор уточняется исследователями. По последним данным, всего в чекистские списки попали 270 представителей интеллигенции. Из них 81 человек был вынужден покинуть родину, остальные либо подверглись административной ссылке в отдаленные районы России, либо вовсе не пострадали. Что же касается «философского парохода», то это, конечно, некий обобщенный образ. В реальности высылали не одних лишь философов и не одним пароходом, а несколькими; наконец, не только по морю, но и по суше.

19 сентября 1922 г. пароходом из Одессы в Константинополь прибыла небольшая «украинская» группа. 23 сентября поездами Москва – Рига и Москва – Берлин отправилась большая партия москвичей. 29 сентября из Петрограда в Штеттин отплыл пароход «Обербургомистр Хакен», пассажирами которого были более 30 инакомыслящих. 16 ноября пароход «Пруссия» увез еще 17 человек. В конце 1922 – начале 1923 г. продолжались высылки из Севастополя, Одессы и Петрограда.

Перечислим наиболее значительных изгнанников. Это философы: Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, И. А. Ильин, Л. П. Карсавин, И. И. Лапшин, Н. О. Лосский, Ф. А. Степун, С. Л. Франк; социолог П. А. Сорокин; историки: А. А. Кизеветтер, С. П. Мельгунов, В. А. Мякотин, А. В. Флоровский; общественно-политические деятели и публицисты: А. С. Изгоев (Ланде), А. В. Пешехонов, С. Е. Трубецкой; физиолог Б. П. Бабкин; зоолог М. М. Новиков; математик Д. Ф. Селиванов; астрофизик В. В. Стратонов; инженер-технолог В. И. Ясинский; литераторы Ю. И. Айхенвальд и М. А. Осоргин (Ильин); бывший личный секретарь Л. Н. Толстого, заведующий Толстовским домом-музеем В. Ф. Булгаков… Это была своего рода верхушка айсберга, основной корпус которого включал много менее известных специалистов, среди которых, кроме научных работников, были врачи, агрономы, бухгалтеры.

Н. О. Лосский, отбывший на «Пруссии», вспоминал: «На пароходе ехал с нами сначала отряд чекистов. Поэтому мы были осторожны и не выражали своих чувств и мыслей. Только после Кронштадта пароход остановился, чекисты сели в лодку и уехали. Тогда мы почувствовали себя более свободными. Однако угнетение от пятилетней жизни под бесчеловечным режимом большевиков было так велико, что месяца два, живя за границею, мы еще рассказывали об этом режиме и выражали свои чувства, оглядываясь по сторонам, как будто чего-то опасаясь».

Судьбы наиболее именитых изгнанников на Западе сложились, в общем, достаточно благополучно. Бердяев, живя во Франции, как философ приобрел европейскую известность, был 7 раз номинирован на Нобелевскую премию по литературе; умер в собственном доме в пригороде Парижа Кламаре. Сорокин стал одним из столпов американской социологии, профессором Гарварда, президентом Американской социологической ассоциации. Степун успешно вписался в немецкое академическое сообщество (за исключением периода нацистского правления). С. Булгаков, Ильин, Лапшин, Лосский и Франк пользовались известностью в кругах русской эмиграции и свои главные труды создали именно в это время. Все они умерли своей смертью, надолго пережив большинство своих гонителей.

Единственное исключение – Карсавин, с конца 1920-х гг. живший и преподававший в Литве. Там в конце 1940-х его настигла карающая рука советского правосудия – и свои дни он окончил в ГУЛАГе. Его судьба, как и судьбы философов П. А. Флоренского и Г. Г. Шпета, не подвергшихся высылке и сгинувших в 1930-х гг. в лагерях, показывает, какой участи избежали пассажиры «философских» пароходов и поездов. Так что для их личной биографии высылку, пожалуй, стоит оценить как благо. Однако для развития русской культуры в России она имела самые прискорбные последствия, – прежде всего для культуры философской мысли, которая в СССР была практически уничтожена и заменена примитивным агитпропом марксизма-ленинизма.

29 сентября 1922 года от Петроградского причала отошел пароход "Обербургомистр Хакен", 16 ноября - "Пруссия", 19 сентября - отшвартовался пароход из Одессы, 18 декабря - итальянский пароход "Жанна" из Севастополя. Морские суда, как и отправлявшиеся за границу поезда, с легкой руки известного физика и философа Сергея Хоружего вошли в Историю под собирательным образом философского парохода.

Статья Л.Д. Троцкого "Диктатура, где твой хлыст?", опубликованная в газете "Правда" N121 за 1922 год, стала одним из сигналов к высылке инакомыслящих.

Он увозил на чужбину будущее России.

Эта спецоперация советской власти проходила под личным контролем и по указанию ее вождя, отдавшего роковое распоряжение 19 мая 1922 года. За три дня до того, как перенес первый инсульт.

т. Дзержинский!

К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим...
Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих "военных шпионов" изловить, и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу.
Прошу показать это секретно, не размножая, членам Политбюро, с возвратом Вам и мне, и сообщить мне их отзывы и Ваше заключение.
Ленин".

Что потеряла Россия, выдав билет в один конец всего лишь нескольким десяткам пассажиров? "Родина" напомнит о некоторых из них...

БИЛЕТ В ОДИН КОНЕЦ

Надо поставить дело так, чтобы этих "военных шпионов" изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу".

В.И. Ленин

Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно".

Л. Д. Троцкий

Пароходные рейсы из Петрограда были не единственными: высылки осуществлялись также на пароходах из Одессы и Севастополя и поездами из Москвы в Латвию и Германию

Разрешалось взять на человека:

• две пары кальсон
• две пары носков
• две пары обуви
• пиджак
• брюки
• пальто
• шляпа

Запрещалось брать с собой:

• деньги
• драгоценности
• ценные бумаги

197 человек включал список высылаемых (67 из Москвы, 53 из Петрограда, 77 с Украины). В том числе:

• 69 научно-педагогических работников
• 43 врача
• 34 студента
• 29 писателей и журналистов
• 22 экономиста, агронома и кооператора
• 47 политических деятелей, ученых, писателей, инженеров, а также члены их семей (всего не менее 114 человек) были высланы из Советской России осенью 1922 года на пароходах "Обербургомистр Хакен" и "Пруссия"

75 человек в общей сложности были реально высланы из страны в 1922-1923 годах (35 ученых и педагогов, 19 писателей и журналистов, 12 экономистов, агрономов и кооператоров, 4 инженера, 2 студента, политический деятель, служащий и священник). Более трети из них ранее состояли в небольшевистских партиях.

Пароходы:

из Петрограда в Штеттин (Германия):

Поезда:

Религиозный и политический философ, семь раз номинировался на Нобелевскую премию по литературе

Чем занимался до 1922 года

Будучи студентом естественного факультета в киевском Университете Святого Владимира, арестован за участие в "Союзе борьбы за освобождение рабочего класса" и выслан в Вологду. Здесь, как он позже напишет, "вернулся я от социальных учений, которыми одно время увлекался, на свою духовную родину, к философии, религии, искусству".

Активно участвует в общественной жизни Серебряного века, став завсегдатаем литературных объединений Петербурга, печатается в журналах и сборниках вместе с А. Блоком, А. Белым, Д. Мережковским, В. Ивановым, Л. Шестовым, В. Брюсовым. Сам издает журналы, собирает по вторникам единомышленников на домашние "мировоззренческие вечера".

Уже в то время его философские взгляды привлекают внимание выдающихся современников. Только В. Розанов напишет об одной из его книг 14 статей.

В первые годы Советской власти, пользуясь покровительством Льва Каменева, делает неожиданную карьеру: входит в руководство Московского Союза писателей и даже некоторое время руководит им, основывает Вольную Академию философской культуры, избирается профессором Московского университета.

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Эпохи, столь наполненные событиями и изменениями, принято считать интересными и значительными, но это же эпохи несчастные и страдальческие для отдельных людей, для целых поколений. История не щадит человеческой личности и даже не замечает ее...

Для философа было слишком много событий: я сидел четыре раза в тюрьме, два раза в старом режиме и два раза в новом, был на три года сослан на север, имел процесс, грозивший мне вечным поселением в Сибири, был выслан из своей Родины и, вероятно, закончу свою жизнь в изгнании.

Причины изгнания

Получив от большевиков охранную грамоту на квартиру, библиотеку и собственную жизнь, тем не менее, не желал иметь с ними ничего общего: "Большевизм есть рационалистическое безумие, мания окончательного регулирования жизни, опирающаяся на иррациональную народную стихию".

Дважды попадал в тюрьму, о чем рассказал в автобиографических записках "Самопознание":

"Первый раз я был арестован в 1920 году в связи с делом так называемого Тактического центра, к которому никакого прямого отношения не имел. Но было арестовано много моих хороших знакомых. В результате был большой процесс, но я к нему привлечён не был".

Бердяев отметил особо, что во время этого ареста его допрашивали лично Феликс Дзержинский и Вацлав Менжинский. И далее:

"Некоторое время я жил сравнительно спокойно. Положение начало меняться с весны 22 года. Образовался антирелигиозный фронт, начались антирелигиозные преследования. Лето 22 года мы провели в Звенигородском уезде, в Барвихе, в очаровательном месте на берегу Москвы-реки, около Архангельского Юсуповых, где в то время жил Троцкий... Однажды я поехал на один день в Москву. И именно в эту ночь, единственную за всё лето, когда я ночевал в нашей московской квартире, явились с обыском и арестовали меня. Я опять был отвезён в тюрьму Чека, переименованную в Гепеу. Я просидел около недели. Меня пригласили к следователю и заявили, что я высылаюсь из советской России за границу. С меня взяли подписку, что в случае моего появления на границе СССР я буду расстрелян...

Когда мне сказали, что меня высылают, у меня сделалась тоска. Я не хотел эмигрировать, и у меня было отталкивание от эмиграции, с которой я не хотел слиться. Но вместе с тем было чувство, что я попаду в более свободный мир и смогу дышать более свободным воздухом. Я не думал, что изгнание моё продлится 25 лет. В отъезде было для меня много мучительного...".

Чем занимался за границей

Приобрел невероятную популярность за книгу "Новое средневековье. Размышление о судьбе России и Европы", мгновенно переведенную на множество языков. Создал журнал "Путь", выходивший до 1940 года и печатавший самых видных представителей европейской философии.

В своей лучшей книге "Русская идея" (1946) сформулировал надежду, ставшую его завещанием и опорой последних дней. Бердяев надеялся, что в постсоветской России будет создан более справедливый строй, и она сможет выполнить предназначенную ей миссию - стать объединительницей восточного (религиозного) и западного (гуманистического) начал истории.

В 1947 году в Кембридже получил почетное звание доктора honoris causa, присуждаемое без защиты диссертации на основании значительных заслуг перед мировой наукой и культурой.

О своей популярности высказывался с горечью:

"Я постоянно слышу, что у меня "мировое имя"... Я очень известен в Европе и Америке, даже в Азии и Австралии, переведен на много языков, обо мне много писали. Есть только одна страна, в которой меня почти не знают, - это моя Родина..."

Умер в Кламаре, под Парижем, от разрыва сердца. За две недели до смерти завершил книгу "Царство Духа и Царство Кесаря". Похоронен в Кламаре, на городском кладбище Буа-Тардье.

Режиссер-реформатор, драматург, музыкант, художник

Чем занимался до 1922 года

"Евреинов, можно сказать, родился с мечтой, перешедшей у него в магию, в идеологическую одержимость о театре, преобразующем жизнь в нечто гораздо более выпуклое и яркое, чем жизнь", - говорил о нем поэт Сергей Маковский.

К этой мечте шел он недолго. По окончании привилегированного Императорского училища правоведения в Санкт-Петербурге стал чиновником Канцелярии Министерства путей сообщения с блестящими карьерными перспективами. Но решил посвятить жизнь творчеству. В 1908 году выходит трехтомник его драматических сочинений. А годом раньше Евреинов создал и возглавил театр, какого в России еще не было, - Старинный театр.

Задача была поставлена необычайная: "Надо изучить все <...> театральные эпохи, когда театр был в расцвете, и практически их осуществить: тогда составится богатый набор сценических приемов, навыков, действенность которых будет проверена и которые лягут в основу нового искусства театра".

Творческие искания Евреинова были удивительно созвучны эпохе Серебряного века. Василий Каменский не посчитал преувеличением назвать его "пламенным философом-режиссером-музыкантом, избалованным толпой театральным Колумбом". А еще один яркий представитель своего времени, профессор-лингвист и знаток театра Б.В. Казанский считал, что именно к теоретическим исследованиям и творческим экспериментам Евреинова "восходит вся идеология нового театра".

Осенью 1920 года Евреинов поставил к третьей годовщине Октября массовое революционное действо "Взятие Зимнего дворца". Оно стало самым крупным "массовым зрелищем" века. В нем участвовали более восьми тысяч статистов, несколько сот солдат и матросов действующей армии, многие из которых принимали участие в революционных событиях.

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Когда я думаю о себе, о своей жизни, мне представляется оторванное облако и его одинокий путь. Оно далеко от земли, от людей, и вместе с этим так близко и земле, и людям, ведь они его создали! И правда, часто, когда оно оранжево-знойное, красное, кажется, что испарения крови людской, пота и слез людских образовали эту страшную массу! - что насыщенная раздражением, усталостью и горем, она должна сломить кого-то, уничтожить, сделать ужасное. В другое же время - напротив! - оно как будто из опалов, перламутра, из лунных камней, легкомысленное, красивое, немножко смешное...

Причины бегства

Евреинов не был интернирован. Он просто отказался поддерживать творческие отношения с идеологами советского искусства. И воспользовался тем, что власть разрешила - ненадолго - своим врагам уезжать из страны по собственной воле. В последней, написанной незадолго до смерти статье "Нас было четверо", Евреинов объяснил свой выбор:

"Потому что все, что радовало раньше в нашем новом театре и заражало своими замыслами передовые театры Европы и Америки, стало в СССР гонимым, как нечто чуждое - по мнению "начальства" - советской общественности и искажающее революционную действительность, а также непонятное своими "упадочными течениями" массовому зрителю".

Чем занимался за границей

В Париже ставил оперные спектакли в знаменитой Русской частной опере М.Н. Кузнецовой, создал Театр русской драмы, ставил спектакли в театре Ж. Копо "Вьё-Коломбье", организовал "Объединение русских артистов". Режиссировал оперные и драматические спектакли в Пражском национальном театре, участвовал в подготовке программ эмигрантских театров миниатюр - "Летучая мышь" и "Бродячие комедианты", учил студентов Сорбонны реконструированию спектаклей средневекового театра. Театральные идеи Евреинова предвосхитили теорию и практику европейского театра XX века, оказали большое воздействие на творчество нобелевского лауреата Луиджи Пиранделло и Бертольда Брехта.

Умер в Нью-Йорке. Похоронен под Парижем на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа.

Пассажиры Философского парохода: Валентин БУЛГАКОВ (1886-1966)

писатель, просветитель, последний секретарь Л.Н. Толстого

Чем занимался до 1922 года

24-летний Булгаков провел рядом со Львом Толстым самый трудный, пожалуй, год его жизни. В ежедневных записях секретаря, вчерашнего студента, подробно и осмысленно отражен внутренний мир великого писателя, терзания, которые привели к трагической развязке. На выход первого издания дневников отликнулся Александр Куприн: "Книга по-настоящему прекрасная. Ее будут читать и перечитывать еще много лет: в ней беспристрастно и любовно отразились последние дни нашего незабвенного Старика".

Причастность к Толстому изменила цель жизни самого Булгакова.

После смерти писателя он становится одним из вдохновителей "Общества Истинной свободы в духе Л. Толстого". Этот выбор и стал для него роковым.

Причины изгнания

ГПУ обратило внимание на деятельность "Общества...", когда с фронтов Гражданской войны дезертировали около трех миллионов красных бойцов, бывших крестьян. Многие из них исповедовали толстовство в доступнейшем его понимании: нельзя использовать силу и оружие против братьев своих. Советская пропаганда оперативно создала устрашающий образ толстовца-подрывника, классового врага.

Вот лишь несколько выдержек из донесений некоего Е.А. Тучкова, сотрудника "органов": "Выступая в августе 1920 года в Политехническом музее с докладом "Лев Толстой и Карл Маркс", В.Ф. Булгаков сказал, что всякий социализм, который обещает рай на земле, есть лишенная всякого смысла фантазия"; "На собрании толстовцев 25 декабря 1920 года, говоря о диспуте с Луначарским, сказал, что сейчас все очевиднее становится тяготение народа к учению Льва Толстого, а потому можно думать, что теперешняя насильственная власть будет свергнута, так как народ начинает просыпаться и видит, на какую дорогу он попал"; "19 августа сего года на собрании толстовцев (Газетный переулок, 12) выступил В.Ф. Булгаков на тему: "Долой войну и пролитие братской крови"...

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Бывают случаи, когда молчать грех, когда вся несправедливость, весь ужас, все безумие жизни мира достигают крайних, непостижимых размеров, разрушающих всякую возможность молчаливого наблюдения и терпения, когда к горлу подступает удушье от страшного кошмара и - хочется громко крикнуть! Тогда не надо молчать. И искренний человек всегда скажет, что молчание в подобный момент - это измена долгу человека и христианина. Надо крикнуть: человек чувствует, что в противном случае он потеряет самоуважение. Надо крикнуть, не размышляя даже о последствиях этого крика: сначала - долг, а потом все остальное...

Чем занимался за границей

Открыл в Збраславе, пригороде Праги, Русский культурно-исторический музей. Это событие всколыхнуло всю русскую эмиграцию. Булгакову присылали ценнейшие материалы из Франции и Германии, Югославии и Китая, США и других стран, куда судьба забросила изгнанников из России.

Результатом его поездок во Францию, Италию, Прибалтику стало пополнение коллекции музея бесценными работами Бенуа, Гончаровой, Коровина, Григорьева, Виноградова и других русских художников, скульпторов, архитекторов.

В 1937 году Булгаков получил Континентальную премию общества "Новая история в США" за размышления "Как достичь всеобщего разоружения". В 1938 г. по предложению Н.К. Рериха был избран почетным членом лиги поощрения культуры "Фламма" (штат Индиана, США).

После вторжения фашистских войск на территорию СССР германские оккупационные власти арестовали Булгакова и поместили сначала в пражскую тюрьму Панкрац, а затем в концлагерь для интернированных в Баварии. Но и здесь он упорно работал над рукописью, очередная книга будет называться "Друзья Толстого".

В 1948 году, как значится в записной книжке Булгакова, он отправил "домой", в Советский Союз, "25 ящиков с книгами, рукописями, предметами русской старины и более 150 работ русских художников: картины Репина, 15 картин Рериха, работы Билибина, Добужинского".

Осенью 1948 года возвратился с семьей на Родину, где до конца жизни работал главным хранителем музея-усадьбы в Ясной Поляне. Там последний секретарь ее хозяина и умер в возрасте восьмидесяти лет.

Философ, писатель и публицист, враг марксизма и большевизма

Чем занимался до 1922 года

Окончил гимназию с золотой медалью, что давало возможность поступить в любой вуз России. Выбрал юридический фаультет Московского университета, получил блестящее знание права, которое изучал под руководством выдающегося философа-правоведа П.И. Новгородцева.

В 1918 году защитил диссертацию на тему "Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека" и одновременно стал профессором правоведения.

"Уходят ли от постели больной матери? Да еще с чувством виновности в ее болезни? Да, уходят - разве только за врачом и лекарством. Но, уходя за лекарством и врачом, оставляют кого-нибудь у ее изголовья. И вот - у этого изголовья мы и остались. Мы считали, что каждый, кто не идет к белым и кому не грозит прямая казнь, должен оставаться на месте".

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Грядущая Россия будет нуждаться в новом, предметном питании русского духовного характера, не просто в "образовании" (ныне обозначаемом в Советии пошлым и постылым словом "учеба"), ибо образование, само по себе, есть дело памяти, смекалки и практических умений в отрыве от духа, совести, веры и характера. Образование без воспитания не формирует человека, а разнуздывает и портит его, ибо оно дает в его распоряжение жизненно выгодные возможности, технические умения, которыми он, - бездуховный, бессовестный, безверный и бесхарактерный, - и начинает злоупотреблять. Надо раз навсегда установить и признать, что безграмотный, но добросовестный простолюдин есть лучший человек и лучший гражданин, чем бессовестный грамотей; и что формальная "образованность" вне веры, чести и совести создает не национальную культуру, а разврат пошлой цивилизации.

Причины изгнания

В списке высылаемых из России интеллигентов, утвержденном Постановлением Политбюро ЦК РКП(б) от 10 августа 1922 года, значится под N 16: "Весною 1920 г. был арестован по делу Тактического центра в связи с происходившими у него на квартире собраниями членов Нац[ионального] центра. Настроен определенно антисоветски. Весною сего года посещал нелегальные собрания на квартире профессора Авинова, где читались рефераты и доклады контрреволюционного характера. Арестовать, выслать за границу. Главпрофобр за высылку".

Ильина шесть раз арестовывали, дважды судили (30 ноября 1918 года на Президиуме Коллегии Отдела по борьбе с контрреволюцией и 28 декабря 1918 года в Московском Революционном Трибунале). При последнем аресте 4 сентября 1922 года был обвинен в том, что "с момента октябрьского переворота до настоящего времени не только не примирился с существующей в России Рабоче-Крестьянской властью, но ни на один момент не прекращал своей антисоветской деятельности".

Чем занимался за границей

Стал одним из организаторов, профессором и деканом Русского Научного института. Избран членом-корреспондентом Славянского института при Лондонском университете. Организовал журнал "Русский Колокол" в продолжение традиций "Колокола", издаваемого Герценым, читал лекции по русской культуре, стал главным идеологом Белого движения.

В политическом смысле стоял на правых позициях, не всегда умеренного характера. Открыто симпатизировал фашизму. "Что сделал Гитлер? Он остановил процесс большевизации в Германии и оказал этим величайшую услугу всей Европе".

До конца своих дней не оставлял надежды на крах коммунистической идеологии в России, мечтал о восстановлении национального государства. Этим объясняется обилие его работ о будущем государственном обустройстве России. "Всё, что я уже написал и ещё пишу, и ещё напишу, - всё посвящено возрождению России, её обновлению и её расцвету", - признавался в 1950 году. Назначение будущей власти связывал с ее способностью защищать русские интересы. "Мы не знаем, - писал Ильин, - как сложится государственная власть в России после большевиков. Но знаем, что если она будет антинациональной и противогосударственной, угодливой по отношению к иностранцам, расчленяющей страну и патриотически безыдейной, то революция не прекратится, а вступит в фазу новой гибели".

Творческое наследие насчитывает более четырех десятков книг и брошюр, несколько сот статей и огромное количество писем.

Умер в Швейцарии. В октябре 2005 года прах И.А. Ильина и его жены был перезахоронен в некрополе Донского монастыря в Москве, рядом с могилой А.И. Деникина.

Пассажиры Философского парохода: Михаил НОВИКОВ (1876-1965)

Выдающийся зоолог, общественный и государственный деятель, ректор Московского университета

Чем занимался до 1922 года

Окончил курс на естественном факультете Гейдельбергского университета в Германии, где специализировался у А. Косселя (будущего лауреата Нобелевской премии). По окончании курса получил степень доктора натурфилософии с оценкой summa cum laude ("с высшим отличием"). Тема диссертации, которую Новиков защитил уже в Московском университете, сразу прославила его имя. Он открыл у некоторых животных... третий "теменной" глаз.

Знаменитый ученый преуспевал и в общественной жизни. В течение десяти лет избирался гласным в Московскую Городскую думу. Воспринял Февральскую революцию как процесс освобождения жизни и науки. В июле 1917 года был выдвинут кандидатом в депутаты Учредительного собрания от Съезда кадетской партии. Занимался вопросами народного образования, по инициативе Новикова были открыты новые вузы - Киевский и Харьковский коммерческие институты, Тифлисский университет.

В 1918 году становится деканом физико-математического факультета, а в марте следующего года избирается ректором Московского университета.

Причины изгнания

Уже на склоне лет Новиков в мемуарах "От Москвы до Нью-Йорка: Моя жизнь в науке и политике" напишет:

"Я добровольно не ушел в эмиграцию, а дождался того, что сама Советская власть принудила меня покинуть родину. Но к этому присоединились еще два важных момента. Во-первых, я не чувствовал себя вправе покинуть Родину-мать, когда она находилась в жестоко болезненном состоянии и когда мне казалось, что я, хоть в малой мере, могу облегчить ее страдания. А во-вторых, мы, члены оппозиции по отношению к прежнему правительственному режиму, видели, что новая власть усвоила себе те методы произвола, с которыми мы были знакомы и прежде, но которые она вознесла на гораздо более высокую ступень".

"Слушали: Дело N 15600 Новикова Михаила Михайловича, обвиненного в антисоветской деятельности. Арестован 16 августа с.г. Содержится во внутренней тюрьме ГПУ. Постановили. На основании п. 2 лит. Е положения о ГПУ от 6/11 с.г. выслать из пределов РСФСР за границу".

"Моя жизнь на родине, посвященная науке и России, кончилась, - писал он об этих днях. - Начиналась новая жизнь на чужбине, которая часто омрачалась всевозможными беженскими скорбями и трудностями. Но и ее я старался наполнить и оживить научной работой и служением русскому народу".

Чем занимался за границей

В Берлине принял активное участие в организации Русского научного института, объединившего талантливых ученых-эмигрантов. Оказавшись в Праге, 16 лет возглавлял Русский народный университет. Продолжал ощущать себя частью великой русской культуры, а свои научные достижения рассматривал как успех "ради русского имени". Это выражение Д.И. Менделеева он повторял часто.

В августе 1949 года вместе с семьей переехал в США, где руководил Русской академической группой, участвовал в деятельности Пироговского общества, выступал с публичными лекциями. В конце 1954 года профессор Новиков возглавил Организационный комитет по празднованию в Нью-Йорке 200-летнего юбилея Московского университета. Тогда же Гейдельбергский университет наградил его "золотым докторским дипломом".

В 1957 году Новиков был избран действительным членом американской Академии искусств и наук.

Он автор 120 книг и статей естественнонаучного и публицистического характера, изданных на многих европейских языках. В том числе книги ценнейших мемуаров "От Москвы до Нью-Йорка: моя жизнь в науке и политике".

Скончался на 89-м году жизни в Нэйаке, под Нью-Йорком. Похоронен на кладбище православного Новодивеевского монастыря

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Преподаватели, студенты и служащие университета постоянно находились под дамокловым мечом обыска и ареста. И надо сказать, что этот меч нередко обрушивался на членов нашей академической семьи, и особенно часто, конечно, на профессоров. Хлопоты об освобождении их и являлись обычным поводом моих посещений Наркомпроса. Помню, в одно из таких посещений я упрекнул М.Н. Покровского (заместитель Луначарского по Министерству народного просвещения. - Авт.) в несправедливости и излишней жестокости по отношению к лояльным гражданам. На это он мне ответил: "Вы, как биолог, должны знать, сколько крови и грязи бывает при рождении человека. А мы рождаем целый мир".

Ученый, просветитель, классик социологии

Чем занимался до 1922 года

Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета. За время учебы опубликовал около 50 работ и был оставлен на факультете для подготовки к профессорскому званию.

В 1917 году редактирует эсеровскую газету "Воля народа", избирается делегатом I Всероссийского съезда крестьянских депутатов, трудится секретарем председателя Временного правительства А.Ф. Керенского.

Большевистский переворот воспринял как контрреволюцию, считая, что к власти пришли "преторианцы". 2 января 1918 года впервые арестован большевистским правительством. Заявляет об отходе от политики и возвращении к "настоящему делу своей жизни" - культурному просвещению народа. Тем не менее ввязывается в так называемую "архангельскую авантюру" (попытка созыва нового Учредительного собрания для свержения власти большевиков Северного края). Попав в застенки великоустюжского ЧК, приговорен к расстрелу. От смерти спасли энергичные усилия друзей и статья Ленина "Ценные признания Питирима Сорокина", где вождь с удовлетворением оценил факт "отречения" Сорокина от политической деятельности.

В 1919 году становится одним из организаторов кафедры социологии Санкт-Петербургского университета, профессором социологии Сельскохозяйственной академии и Института народного хозяйства. В 1920 году вместе с академиком И.П. Павловым организует "Общество объективных исследований человеческого поведения". С 1921 года работает в Институте мозга, в Историческом и Социологическом институтах.

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Что бы ни приключилось в будущем, я твердо знаю, что извлек три урока... Жизнь, даже если она трудна, самое прекрасное, чудесное и восхитительное сокровище мира. Следовать долгу столь прекрасно, что жизнь становится счастливой, душа же обретает непоколебимую силу отстаивать идеалы, - вот мой второй урок. А третий - насилие, ненависть и несправедливость никогда не смогут сотворить ни умственного, ни нравственного и ни даже материального царствия на Земле.

Причины изгнания

Написал разгромную рецензию на книгу Н.И. Бухарина "Теория исторического материализма".

В первом списке врагов советской власти, подлежащих высылке (составлен 22 июля 1922 года заместителем Председателя ВЧК-ГПУ Иосифом Уншлихтом для Ленина), получил следующую характеристику:

"Фигура, несомненно, антисоветская. Учит студентов ориентировать свою жизнь на преподобного Сергия. Последняя книга была враждебна и содержит целый ряд инсинуаций против Соввласти".

Чем занимался за границей

Летом 1924 года приступил к чтению лекций в Миннесотском университете. В 1931 году основал социологический факультет в Гарвардском университете и руководил им до 1942 года. В числе его студентов были будущие президент Джон Ф. Кеннеди, госсекретарь Дин Раек, консультанты президента У. Ростоу и А. Шлезингер. На Западе признан классиком социологии XX столетия, в одном ряду с О. Контом, Г. Спенсером, М. Вебером.

В 1941 году издает книгу "Кризис нашего общества", которая сразу стала бестселлером (и спустя семь десятилетий не утратила актуальности). Заканчивает работу над фундаментальным четырехтомником "Социальная и культурная динамика" (1937-1941 гг.), который ныне ставят в один ряд с "Капиталом" К. Маркса. Американские ученики и коллеги в знак признания научных достижений наставника провели в 1963 году беспримерную в истории науки кампанию по избранию Сорокина президентом Американской социологической ассоциации.

У "читающей Америки", особенно у студенчества 60-х, идеи Сорокина пользовались огромной популярностью.

Опубликованная после его смерти переписка (среди корреспондентов ученого Эйнштейн и Швейцер, Гувер и Дж. Кеннеди) неоспоримо свидетельствует: Питирим Сорокин был центром интеллектуальной и общественно-политической жизни Запада середины прошлого столетия. За помощью к нему обращались русские эмигранты, его советы принимали известнейшие американские политики, его учениками стали исследователи, внесшие огромный вклад в развитие мировой науки.

Умер в возрасте 79 лет, после тяжелой болезни.

Федор СТЕПУН (1884-1965)

Религиозный философ, историк культуры, писатель

Чем занимался до 1922 года

После окончания частного реального училища в Москве изучал философию в Гейдельбергском университете, защитил докторскую диссертацию. Воевал в чине прапорщика на фронтах Первой мировой войны. Награжден орденами Анны и Станислава, был представлен к Георгиевскому оружию. Написал об этом книгу "Записки прапорщика-артиллериста", изданную в 1918 году.

Февральскую революцию встретил восторженно, считал ее "всенародной мистериальной трагедией", которая вознесла русскую жизнь "к неведомым вершинам". Политическая ориентация была близкой к эсерам. От этой партии был избран армейским представителем во Всероссийский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, в дальнейшем назначен начальником политического управления в Военном министерстве правительства Керенского.

После Октября призван в Красную армию, был ранен.

Состоял литературным и художественным руководителем "Показательного театра Революции" в Москве. Не принял концепцию классовой (пролетарской) культуры и был снят с должности. Сотрудничал с созданной Н.А. Бердяевым "Вольной академией духовной культуры", издавал литературный сборник "Шиповник", публиковался в журналах "Искусство театра", "Театральное обозрение", преподавал в театральных училищах.

В голодные годы военного коммунизма уехал в деревню, занимался натуральным хозяйством. Создал театр, в котором актерами стали крестьяне окрестных деревень.

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Одного из последних русских эмигрантов спросили о его политической программе, он ответил, что, в конце концов, она сводится к одному пункту, к требованию "права на молчание". Помимо своего внешнего смысла, советский человек "молчит - значит, контра, диверсант, троцкист", это требование таит и другую, более глубокую мысль. Посягательство на свободу молчания означает, потому, топор под самые корни человеческого я. Вряд ли будет устойчив государственный порядок, при котором, в период острых кризисов, гражданам разрешалась бы свобода слова вплоть до проповеди революционного низвержения власти; но запрет молчания представляет собою явление совершенно особого, и в истории человечества до некоторой степени нового порядка. В нем с одинаковою силою сказывается и метафизический характер большевизма, и изуверство его метафизики, в корне отрицающей личность и свободу.

Причины изгнания

Степуну прислали только что вышедшую в Германии книгу Освальда Шпенглера "Закат Европы". Книга произвела на Федора Августовича сильное впечатление, по его инциативе выходит вполне просветительский сборник "Освальд Шпенглер и закат Европы" с заглавной статьей самого Степуна. Однако Ленин увидел в сборнике "литературное прикрытие белогвардейской организации".

Тогда же Зинаида Гиппиус ввела в оборот мрачную присказку "Степун тебе на язык!".

В списке высылаемых из России интеллигентов Степун характеризовался следующим образом: "Философ, мистически и эсеровски настроенный. В дни керенщины был нашим ярым, активным врагом, работая в газете правых с[оциалистов]-р[еволюционеров] "Воля народа". Керенский это отличал и сделал его своим политическим секретарем. Сейчас живет под Москвой в трудовой интеллигентской коммуне. За границей он чувствовал бы себя очень хорошо и в среде нашей эмиграции может оказаться очень вредным... Характеристика дана литературной комиссией. Тов. Середа за высылку. Тт. Богданов и Семашко против".

"День нашего отъезда, - писал о последнем дне на Родине, - был ветреный, сырой и мозглый. Поезд уходил под вечер. На мокрой платформе грустно горели два тусклых керосиновых фонаря. Перед не освещенным еще вагоном второго класса уже стояли друзья и знакомые...".

Чем занимался за границей

В 1926 году получил место профессора социологии в Дрезденском техническом университете. Выступал с публичными лекциями в городах Германии, Швейцарии и Франции. Возглавил "Общество имени Вл. Соловьева" в Дрездене, ставшее одним из центров духовной жизни русских изгнанников в Европе.

В 1937 году нацисты лишили Степуна права преподавать - "за жидофильство и русофильство". В этом он видит перст Божий, пишет друзьям:

"Мы живем хорошею и внутренне сосредоточенною жизнью. Приезжавший к нам отец Иоанн Шаховской упорно подсказывал мне мысль, что это Бог послал мне времена тишины и молчания, дабы обременить меня долгом высказать то, что мне высказать надлежит, и не разбрасываться по всем направлениям в лекциях и статьях... Я затеял большую и очень сложную работу литературного порядка и очень счастлив, что живу сейчас в своем прошлом и скорее в искусстве, чем в науке". Так появилась двухтомная книга мемуаров Федора Степуна "Бывшее и несбывшееся", ставшая выдающимся памятником русской культуры XX века.

В 1947 году возглавил созданную специально для него кафедру истории русской культуры в Мюнхенском университете, где вел уникальный предмет - историю русской мысли. Лекции Степуна проходили в переполненных аудиториях. Популярность его была столь высока, что порой после лекций студенты несли Федора Августовича до дома на руках.

Был отмечен высшим знаком отличия ФРГ за вклад в развитие русской и европейской культуры. Его называли "мостом между Россией и Германией".

Дружил с Иваном Буниным, который считал, что лучшие статьи о его творчестве написаны именно Степуном.

Восьмидесятилетний юбилей Федора Степуна отмечался в Германии с фантастическим размахом. Через год он скончался, умер легко.

Астрофизик, декан физико-математического факультета МГУ, первооткрыватель звездных облаков

Чем занимался до 1922 года

В 1886 году Всеволод Стратонов окончил Одесскую гимназию с золотой медалью. Год проучился на юридическом факультете Новороссийского университета, разочаровался "многоглаголанием по вопросам, которые казались и без того ясными". Перешел на физико-математический факультет.

Видно, не случайно в его фамилии оказался корень "страто", ясно указывающий в небо...

Наставником студента стал заведующий кафедрой астрономии профессор Александр Кононович - один из первых астрофизиков в России. А стажировался Владимир в Пулковской обсерватории под руководством крупнейшего астронома академика Ф. Бредихина. В результате в 1894 году Стратонов получил назначение на должность астрофизика Ташкентской обсерватории, в которой проработал десять лет. Тут были сделаны все его важнейшие наблюдения, обработка которых займет оставшуюся жизнь.

На специально заказанной иностранной фотографической технике он сделал 400 фотографий звездного неба, Млечного пути, звездных скоплений и туманностей, переменных звезд, малой планеты Эрот в период ее сближения с Землей, солнечной поверхности. Он изучил характер вращения Солнца, связь рассеянных звездных скоплений с окружающими их туманностями, открыл звездные облака в нашей Галактике. О колоссальной его неутомимости говорит тот факт, что он определил для звездного атласа положение почти миллиона небесных тел!

В 1897 году Стратонов опубликовал "мемуар" о вращении Солнца, в котором делал вывод: не существует единого закона вращения Солнца, а каждый широтный пояс имеет свою скорость вращения. "Мемуар" был отмечен премией императора Николая II. В 1914 году за свою лучшую книгу "Солнце" Всеволод Викторович получил премию Русского астрономического общества. Тремя изданиями выходит его учебник "Космография", специально для детских гимназий и духовных семинарий Стратонов выпускает "Сокращенный курс космографии".

В 1921 году В. Стратонов входит в состав Организационного комитета и Астрофизического совещания при нем по постройке Главной Российской астрофизической обсерватории. Позже она будет преобразована в Российский астрофизический институт (РАФИ) и Стратонов станет его первым директором.

А еще он - профессор Московского университета и любимец студентов.

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Отдохнув душою на пароходе, после пережитых испытаний, мы поблагодарили любезного капитана за отношение к изгнанникам адресом, в котором было сказано:

"Потерпев житейское крушение на материке, в Москве, мы нашли, наконец, тихую пристань среди волн Балтийского моря, на вашем пароходе. Мы лично нашли тихую пристань, хотя ее и не искали. И возвращение на родину для нас закрыто, под угрозою расстрела".

Причины изгнания

В феврале 1921 года обстановка в университете резко осложнилась. Новый устав вузов, принятый Наркомпросом, низкие ставки профессоров, необеспеченность лабораторий приборами вызвали волну профессорских забастовок в московских вузах. Организатором забастовки в МГУ выступил именно Стратонов. Сам он так вспоминал об этом в автобиографических записках:

"Объявить забастовку! Положение - ужасно непривычное. Прекратить по своей воле самое дорогое для профессора дело его жизни... Но мотивы - слишком веские! Математики полагали, что только подобной демонстрацией можно привлечь внимание на бедственное положение, в которое коммунистическая власть поставила ученых. Суждения факультета шли при очень серьезном настроении. Сознавалась вся тяжесть и ответственность предпринимаемого шага... Наконец, я поставил на голосование:

Объявлять забастовку или нет?

Забастовка была принята почти единогласно..."

В октябре 1922 года Стратонов был включен в число тех, кто подлежал высылке из Советского Союза "за их контрреволюционные взгляды". Астроному не простили голосование за земные права ученых:

"Один из главарей и руководителей февральской (1922 г.) забастовки в университете. При приеме студентов проводил буржуазию и белогвардейцев. Определенный антисемит. Одно время работал консультантом в академическом центре и считался своим, на самом деле является злостным противником Соввласти. Как научная величина ценности собой не представляет. Произвести обыск, арест и выслать за границу. Комиссия с участием тт. Богданова, Середы, Хинчука и Лихачева высказалась за высылку. Главпрофобр за высылку".

Чем занимался за границей

Читал лекции по астрономии в городах Чехословакии, Литвы, Латвии и Эстонии, сотрудничал с пражским Русским национальным университетом. Некоторое время работал консультантом в дирекции крупного чешского банка. Занимался обработкой результатов своих ташкентских наблюдений.

В возрасте 69 лет застрелился.

Похоронен в Праге, на Ольшанском кладбище.

Инженер-технолог, конструктор паровых турбин, профессор МВТУ

Чем занимался до 1922 года

Сведений сохранилось немного. Известно, что до Первой мировой войны Ясинский преподавал в Императорском Московском техническом училище, теперешнем МВТУ им. Баумана. В годы войны был интернирован немцами и насильно удерживался в Германии в качестве "гражданского пленного" - конструкторы паровых турбин в то время ценились как теперешние разработчики ракетных двигателей. После возвращения в Россию продолжил работать в ИМТУ, достигшем при Ясинском международной известности.

Об этом свидетельствует такой факт. Президент Массачусетского технологического института Дж. Рункль, получив сделанную специально по просьбе американцев методику для обучения инженеров по русскому методу, в восторге писал ректору ИМТУ В.К. Делла-Воссу:

"За Россией признан полный успех в решении столь важной задачи технического образования... В Америке после этого никакая иная система не будет употребляться".

После прихода к власти большевиков Ясинский был назначен председателем правления Дома ученых в Москве, членом Совета редакции журнала "Вестник инженеров". В 1921 году по приглашению А.М. Горького принимал участие в работе Всероссийского комитета помощи голодающим.

Причины изгнания

В 1922 году Главпрофобр поставил ректором в бывшее Императорское училище своего назначенца. Училище объявило забастовку. Скандал докатился до высших руководителей государства. 21 февраля 1922 года Ленин в записке Л.Б. Каменеву и И.В. Сталину требует "...уволить 20-40 профессоров обязательно. Они нас дурачат. Обдумать, подготовить и ударить сильно".

В "Списке активной антисоветской интеллигенции г. Москвы" от 31 июля 1922 года Ясинский числится под N 4. Следователь ВЧК высказывается без обиняков:

"Опрос гр[ажданина] Ясинского и просмотр материала к его делу привел меня к следующему: проф. Ясинский принадлежит, несомненно, к числу граждан, совершенно чуждых советской власти, советскому строительству, не могущий хоть в малой мере таковому сочувствовать и "нейтрализм" и аполитичность которых подвергается самым большим сомнениям".

В "списке Уншлихта", который лег на стол Ленина, Ясинский числится среди профессоров уже под N 3: "3. Ясинский Всеволод Иванович. Проживает по Большому Харитоньевскому пер., д. 1/12, кв. 28, вход в квартиру с Мышковского пер. Лидер правой части профессуры. Всегда выступает с антисоветской агитацией, как на собраниях преподавательской коллегии, так и в беседах со студентами. Бывш.[ий] член Всероссийского комитета помощи голодающим. Руководитель забастовки профессоров. Благодаря главенству в КУБУ (распределение продуктов и прочих благ профессорско-преподавательскому составу. - Авт.) держит в своих руках экономическую власть над беспартийной частью профессуры и использует это свое влияние для сведения счетов с теми, кто сочувствует Сов[етской] власти. В научном отношении ничего серьезного из себя не представляет. Произвести обыск, арест и выслать за границу. Комиссия с участием тт. Богданова, Середы, Хинчука и Лихачева высказалась за высылку. Главпрофобр за высылку".

ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Те элементы, которые мы высылаем или будем высылать, сами по себе политически ничтожны. Но они - потенциальные орудия в руках наших возможных врагов. В случае новых военных осложнений все эти непримиримые и неисправимые элементы окажутся военно-политической агентурой врага. И мы будем вынуждены расстреливать их по законам войны. Вот почему мы предпочли сейчас, в спокойный период, выслать их заблаговременно.

Лев Троцкий

Чем занимался за границей

В Берлине был избран председателем, "старостой" объединенного бюро интеллигенции, высланной из России. Стал первым ректором Русского Научного института, открытие которого состоялось в Берлине 17 февраля 1923 года. На отделении духовной культуры института предусматривалось изучение русской истории (В.А. Мякотин, А.А. Кизеветтер); читались лекции и проводились семинарские занятия по русской литературе (Ю.И. Айхенвальд); истории русской философской мысли (Н.А. Бердяев).

Умер в Берлине, погребен на Тегельском православном кладбище.

Студент

Чем занимался до 1922 года

Известно только, что Рубен был из дворян Тифлисской губернии и учился на "подготовительном факультете к научной деятельности по изучению антропологии и материальных культур". Московский археологический институт, в котором учился, не закончил.

Причины изгнания

Чем мог быть неугоден Советской власти 22-летний студент?

10 августа 1922 года по инициативе Иосифа Уншлихта, одного из руководителей ГПУ, на заседании Политбюро ЦК РКП(б) был поставлен вопрос о высылке за границу вместе с "контрреволюционной интеллигенцией" и "контрреволюционных элементов студенчества". Сам Уншлихт выступил и докладчиком по вопросу "О враждебных группировках среди студенчества":

"Как студенчество, так и антисоветская профессура в высших учебных заведениях ведут контрреволюционную работу главным образом в двух направлениях: а) борьба за "автономию" высшей школы и б) за улучшение материального положения профессуры и студенчества..."

Предложение докладчика было единогласно одобрено. Постановлением заседания Коллегии ГПУ от 6 сентября 1922 года Рубен Леонович Херумян был отправлен за границу в числе еще 33 студентов из учебных заведений России.

Об общем количестве студенческой молодежи, оказавшейся за пределами страны, можно судить по такой цифре: только в Праге в 1920х - начале 30х годов обучалось около 7000 русских студентов. Это было то будущее России, которого она себя лишила.

Чем мог заниматься в России

Мы вряд ли когда-нибудь узнаем, как сложилась на чужбине судьба безвестного студента Рубена Херумяна и его одногодков. Мы можем только предположить, как могли бы они, оставшись, усилить свою Родину. О ней они думали, когда грузились на пароходы, уезжали поездами, исчезали одиночками, не возвращались из заграничных командировок.

Один из их наставников, профессор МВТУ Василий Игнатьевич Гриневецкий, не уехал, умер от сыпного тифа в 1919 году. Но успел оставить свое завещание будущим поколениям студентов:

"Выводы относительно экономического будущего представляются, однако, далеко не в столь мрачном свете, как это можно было бы заключить по современному состоянию России. Естественные природные богатства России, ее пространства, труд ее населения, быстрая исправимость культурным и духовным творчеством дефектов невежества и неорганизованности масс представляют такие реальные возможности, которые могут быстро восстановить наши производительные силы, поднять нашу экономику, а с ней постепенно и утраченную политическую мощь. Для этого нужна твердая экономическая политика, оперирующая реальными возможностями, а не социальными устремлениями, для этого с идеологических высот нужно спуститься в гущу жизни и брать ее такой, какова она есть в действительности, а не такой, какой ее желает видеть воображение. Для этого нужно дело, а не лозунги, хотя бы и очень высокого содержания.

Если русская интеллигенция сумеет взяться за дело, сумеет понять и оценить действительность, не ослабляя и не отвлекая себя в сторону мечтами, то этим она хоть отчасти искупит свой грех перед Родиной".