Послание «сокровенного человека. От Платонова до Катаева: лучшие книги о войне

Книги о Великой Отечественной войне, написанные фронтовиками, - это истории о любви к Родине, о самопожертвовании во имя жизни, о мужестве, о героизме, о дружбе и, наконец, о людях. Эти книги о том, какой ценой добывалась Победа и какой на самом деле была эта война.

"Возвращение". Андрей Платонов

Рассказ Андрея Платонова "Возвращение" можно считать одним из самых сильных произведений о Великой Отечественной войне. Пронзительное, актуальное, многогранное. В свое время его не признали и запретили. Прошло не одно десятилетие, прежде чем советские писатели осознали, что тема адаптации "возвращенцев" к мирной жизни куда важнее, чем тема героизма советского воина. Ведь "возвращенцам" нужно было жить здесь и сейчас, тогда как война осталась в прошлом.

Возвращение с войны в мирную жизнь весьма мучительно, уверен Платонов. Люди отвыкают от мирной жизни, домом для них становится казарма, окоп, ежедневные бои, кровь. Чтобы перестроиться на "мирный лад", необходима тяжелая работа над собой. Жена - это не боевой товарищ. Любая медсестра в этом смысле куда ближе солдату. Она, как и солдат, видит ежедневные страдания и смерть. Героизм жены состоит в другом - сохранить детей и домашний очаг.

Кто такой Петр Иванов, сын вернувшегося с фронта Алексея Иванова? Это "дитя войны" в рассказе становится противовесом своему отцу. Обладая сознанием взрослого человека, он заменил мужчину в доме, когда Алексей Иванов был на фронте. И отношения между ним и отцом - пожалуй, самое интересное, что есть в произведении. Ведь они оба не умеют жить обычной мирной жизнью. Капитан Иванов забыл, каково это, а его сын этому не научился.

"Возвращение" можно перечитывать много раз, и рассказ всегда оставляет неизгладимое впечатление. Платоновский стиль письма - "язык наизнанку" - как никак хорошо отражает суть рассказа - "жизни наизнанку". Каждый день, проведенный на войне, человек мечтает вернуться домой. Но проходит четыре долгих года, и ты уже перестаешь понимать, что такое дом. Солдат возвращается и не может найти свое место в этом "новом-старом" мире.

Большинство из нас читали этот рассказ в школе или институте. В преддверии Дня Победы его обязательно стоит перечитать. Хотя бы для того, чтобы снова понять, почему капитан Алексей Иванов так и не смог уехать к своей случайной попутчице Маше, а спрыгнул с поезда, увидев бегущих детей. "Обнажившееся сердце" не позволило это сделать, страх, любовь или привычка - решать читателю.

"В списках не значился". Борис Васильев

Действие повести разворачивается в самом начале Великой Отечественной войны в Брестской крепости, которая одной из первых приняла на себя удар немецкой армии. Главный герой — 19-летний лейтенант Николай Плужников, только что закончивший военное училище, прибыл в крепость в ночь на 22 июня. Его еще не успели внести в войсковые списки и, наверное, он мог бы уехать подальше от войны, но без колебаний он становится на защиту крепости, а значит, Родины и … своей невесты.

Эта книга по праву считается одним из лучших произведений о войне. Борис Васильев, сам участник боевых действий, писал о том, что ему близко — о любви, мужестве, героизме, и, в первую очередь, о человеке. О тех, кто жил и отчаянно сражался вопреки всему - голоду, холоду, одиночеству, отсутствию помощи, кто верил в победу, несмотря ни на что, о тех, кого "убить можно, а победить нельзя".

В неравном бою с врагом Плужников до последнего защищает крепость. И в этих сложных условиях сил ему придает любовь. Любовь заставляет надеяться, верить и не дает опустить руки. Он не узнал о гибели любимой и, наверное, именно уверенность в том, что она спаслась, дала ему сил продержаться в крепости до весны 1942 года, когда стало известно, что немцы не вошли в Москву.

За этот год вчерашний выпускник военного училища превратился в опытного бойца. Повзрослевший и утративший юношеские иллюзии, он стал последним защитником крепости, героем, которому даже немецкие солдаты и офицеры отдавали воинские почести. "Брестская крепость не сдалась, она истекала кровью", — так написал Борис Васильев о тех, самых страшных, первых днях войны. Сколько их, неизвестных, безымянных солдат, погибших на этой войне. О них эта книга - "Не так уж важно, где лежат наши сыновья. Важно только то, за что они погибли".

"Живи и помни". Валентин Распутин

1945 год. В родное село Атамановка после ранения и лечения в госпитале возвращается Андрей Гуськов. Но возвращение это совсем не героическое — он дезертир, из-за минутной слабости сбежавший с фронта в родные места. Неплохой человек, честно отвоевавший три с половиной года, теперь живет в тайге, как дикий зверь. О своем поступке он смог рассказать только одному человеку — своей жене Настене, которая вынуждена скрывать его даже от родных. Для нее их тайные, украдкой, редкие свидания, сродни греху. А когда выясняется, что она беременна, а по селу поползли слухи, что муж ее не погиб и скрывается поблизости, Настена буквально оказывается в тупике и находит лишь один выход…

"Живи и помни" — повесть о том, как война перевернула жизни двух людей, вырвав их из привычного уклада, о тех нравственных вопросах, которые война поставила перед людьми, о духовном перерождении, которое приходится пережить героям.

"Момент истины". Владимир Богомолов

1944 год. Белоруссия. В прифронтовой зоне действует группа немецких агентов, которые передают врагу информацию о советских войсках. Найти отряд лазутчиков поручают небольшой группе разведчиков СМЕРШ под руководством капитана Алехина.

Роман интересен в первую очередь тем, что он рассказывает о деятельности советской контрразведки в годы войны и основан на реальных событиях, в нем много фактов, подтвержденных документами.

История о том, как люди, каждый со своей судьбой и переживаниями, собирают информацию буквально по крупицам, как они ее анализируют, и на основе этого делают выводы, чтобы найти и обезвредить противника, захватывает - в середине XX века не было ни компьютеров, ни камер видеонаблюдения, ни спутников, по которым можно было выяснить местонахождение любого человека на Земле…

Автор показывает работу СМЕРШевцев с разных сторон, рассказывает с позиции разных героев. Владимир Богомолов — фронтовик, которому довелось служить в СМЕРШ, что позволило с такой точностью описать самые мелкие детали работы контрразведки. В 1974 году, когда книга впервые была опубликована в журнале "Новый мир", она стала, как сказали бы сейчас, настоящим бестселлером. С тех пор книга была переведена на несколько языков и выдержала уже более 100 переизданий.

"Сын полка". Валентин Катаев

Историю Вани Солнцева, который несмотря на свой юный возраст, уже видел много горя и смертей, знает, наверное, каждый. Эта повесть входит в школьную программу, и, пожалуй, лучшего произведения для подрастающего поколения о войне найти трудно. Тяжелая судьба умного и опытного в военном деле ребенка, которому все же нужна и любовь, и забота, и ласка, не может не тронуть. Как любой мальчишка, Ваня может не слушать взрослых, не думая о том, какой может быть расплата за это. Его новая семья — солдаты-артиллеристы, как могут, стараются его беречь и, в меру сил, ласкать и баловать мальчонку. Но война беспощадна. Капитан, названный отец мальчишки, погибая просит однополчан позаботиться о ребенке. Командир артиллерийского полка отправляет Ваню в суворовское училище — сцена расставания самая трогательная в книге: солдаты собирают своего сына в дорогу, складывая немудреные его пожитки, отдавая буханку хлеба и погоны погибшего капитана…

"Сын полка" стал первым произведением, когда автор показывает войну через восприятие ребенка. История этой повести началась в 1943 году, когда Катаев в одном из воинских подразделений повстречал мальчонку в солдатской форме, перешитой специально для него. Солдаты нашли ребенка в блиндаже и забрали с собой. Мальчик постепенно привык и стал им настоящим сыном. Писатель, работавший в годы войны фронтовым корреспондентом, рассказывал, что, выезжая на передовую, часто сталкивался с сиротами, жившими при воинских подразделениях. Именно поэтому ему удалось так пронзительно рассказать историю Вани Солнцева.

Екатерина ТИТОВА

МЕТАФИЗИКА ВОЕННЫХ РАССКАЗОВ АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА

Рассказы Андрея Платонова 1941-1946 годов, благодаря разнообразию подробностей судеб его героев и в то же время событийной, эпохальной целостности, дали объёмную картину русской жизни периода Великой Отечественной войны; картина эта интересна современникам, часто рассказы исполняются хорошими чтецами по радио «Звезда» и «Россия».

Все они объединяются в целое эпическое полотно, и связывает их в единое целое не только тематика и личность автора, замолчанного, полузабытого современниками, но внимательно читаемого сегодня даже в Америке.

Когда Константин Симонов был у нобелевского лауреата Эрнеста Хемингуэя с писательской делегацией, он спросил: что подвигло его, писателя войны, испанских страстей и охотника, на «Старика и море»? Это ведь так нетипично для автора «Фиесты»… Хемингуэй ответил: «Ваш гениальный Платонов». И Симонов, по его словам, покраснел.

Платонов обратился к сердцу человека. Да не простого, русского. Он ставит перед собой задачу разобраться в непостижимой человеческой сути, проявляющей себя так или иначе в минуты нравственного выбора. Для этого Платонов помещает своих героев в такие условия, где люди становятся либо мучениками и пророками, либо палачами и предателями. А звери, птицы, трава и деревья обретают высший смысл бытия, вовлекаясь в круговорот вечной идеи боговоплощения, надмирной правды, одухотворяющей собой всё живое, и в первую очередь человека.

Этой цели служат не только специфические методы художественного изображения, но и особая философия. Антропоморфизм, натуроморфизм и теоморфизм, на которых строятся произведения писателя, взаимозаменяются, и ломается привычная ценностная система взглядов, клишированность образной системы читателя-обывателя.

Платонов учит смотреть на мир по-новому, своими глазами. Религиозная идея, христианская по сути, но без называния имени Христа, во многом определяет платоновскую поэтику. Он победил прозаиков своей эпохи, просто и понятно обслуживающих насущные цели только физической выживаемости.

Читая Платонова, заражаешься его философией. Платоновский язык, нечто большее, чем просто синтаксические построения на заданную тему ради реалистического описания людей и явлений, поэтому Платонов - это рассказчик-пророк, берущий на себя подвиг спокойно и уверенно говорить о божественной сущности человека. И в эпоху идеологического безверия, нигилизма и разнузданной пропаганды строительства рая на земле без Бога писатель нашел метод и силы в себе работать во имя спасения человека в человеке и человечности в человечестве.

В художественном метатексте Платонова работает христианская, и даже дохристианская религиозность, основа и причина жизни на земле. Автор фокусируется на образах Матери-земли, Древа Мира, Мира-Храма, России-Храма. (Вспоминается гумилёвское: «Но людская кровь не святее /Изумрудного сока трав…» .) Это ярко просвечивает в рассказах военного периода. Что ведёт его героев? Чем он сам ведом? Но как Платонову не страшна цензура, так не пугает мука и смерть бойцов из его рассказов. Сок жизни, душа народа. Кровь. Это его герои, они живут в одном хронотопе его произведений и, как земля, как сталь, участвуют в движении сюжета в целом. То есть, неодушевлённое у Платонова становится живым, это равноправные герои его произведений, духовные, родные, которые воюют вместе с Красной Армией за свободу своего родного народа.

Герой рассказа «Броня» - старый, хромоногий моряк, молчун и созерцатель Саввин, по крови - курский крестьянин. Так любил русскую землю Саввин, что сызмальства думал о её защите. И вот, когда фашист напал на его родную землю, - жизнь его крови в погребённых в ней предков, родичей, - он изобрел способ перерождения металла в наипрочнейший.

Эта броня была до 1943 года наиважнейшей проблемой Сталина: танковая броня немцев была прочнее… Но не об этой броне в рассказе пойдёт речь. Броня - это метафора. Крепче любого металла - любовь к земле, к родине.

Рассказчик-боец и Саввин отправляются за тетрадками с расчётами, спрятанными под печкой в доме моряка. Прячась в огородах и хлебах, они стали свидетелями угона русских баб и девушек в рабство. Одна из них не могла уйти с родной земли, припала к ней и завыла. Потом развернулась и пошла назад. Немец выстрелил в неё, но она продолжала идти, так была сильна в ней русская свободная душа. Она погибла. Но Саввин застрелил обоих немцев-конвоиров, и женщины убежали в лес. Продолжив путь к своей уже горящей деревне, Саввин написал и передал бумажку с адресом бойцу-рассказчику, на случай, если его убьют. Чтобы был спасен рецепт чудо-брони, его расчёты.

«- Одних кораблей мало, - сказал я моряку. - Нужны ещё танки, авиация, артиллерия...

Мало, - согласился Саввин. - Но всё произошло от кораблей: танк - это сухопутное судно, а самолёт - воздушная лодка. Я понимаю, что корабль не всё, но я теперь понимаю, что нужно, - нам нужна броня, такая броня, какой не имеют наши враги. В эту броню мы оденем корабли и танки, мы обрядим в неё все военные машины. Этот металл должен быть почти идеальным по стойкости, по прочности, почти вечным, благодаря своему особому и естественному строению... Броня - ведь это мускулы и кости войны!».

Мускулы и кости войны на самом деле - мускулы и кости детей земли, из которой всё: и металлы, и трава и деревья, и дети.

«Броня» - первый прошедший в печать рассказ, принесший известность писателю. Он был опубликован осенью 1942 года в журнале «Знамя» вместе с публикацией финала поэмы Александра Твардовского «Василий Тёркин». Это помогло закрепиться его имени в литературе, после забытом на годы, но именно это соседство с обожаемым всеми Тёркиным заложило, как закладку, имя прозаика Платонова в память читателя.

Земля - помощница, земля - герой рассказа. Это прослеживается во многих других произведениях Платонова.

Вот рассказ «Неодушевлённый враг». Это рассказ от первого лица. «Недавно смерть приблизилась ко мне на войне: воздушной волной от разрыва фугасного снаряда я был приподнят в воздух, последнее дыхание подавлено было во мне, и мир замер для меня, как умолкший, удалённый крик. Затем я был брошен обратно на землю и погребен сверху её разрушенным прахом. Но жизнь сохранилась во мне; она ушла из сердца и оставила тёмным моё сознание, однако она укрылась в некоем тайном, может быть последнем, убежище в моём теле и оттуда робко и медленно снова распространилась во мне теплом и чувством привычного счастья существования».

Но не один он оказался погребённым, земля завалила и немца. Безоружные, они сцепились в рукопашной, и давят друг друга, заваленные землей. Между ними идёт диалог, и через этот диалог Платонов выразил суть фашизма.

«Тогда я стал разговаривать с немцем, чтобы слышать его.

Ты зачем сюда пришел? - спросил я у Рудольфа Вальца. - Зачем лежишь в нашей земле?

Теперь это наша земля. Мы, немцы, организуем здесь вечное счастье, довольство, порядок, пищу и тепло для германского народа, - с отчётливой точностью и скоростью ответил Вальц .

А мы где будем? - спросил я.

Вальц сейчас же ответил мне:

Русский народ будет убит, - убежденно сказал он. - А кто останется, того мы прогоним в Сибирь, в снега и в лёд, а кто смирный будет и признает в Гитлере божьего сына, тот пусть работает на нас всю жизнь и молит себе прощение на могилах германских солдат, пока не умрёт, а после смерти мы утилизируем его труп в промышленности и простим его, потому что больше его не будет».

Русский солдат в рассказе всегда говорит о земле, а немец о сибирском снеге, льде. Русскому в пещере из земли, и даже в могиле отрадно: «Пока мы ворочались в борьбе, мы обмяли вокруг себя сырую землю, и у нас получилась небольшая удобная пещера, похожая и на жилище и на могилу, и я лежал теперь рядом с неприятелем».

В разговоре с немцем солдат приходит к выводу, что души у врага нет, это смертоносная машина, которую нужно сломать. И русский солдат сжал тело Рудольфа Вальца в смертельных объятиях. Сжала его русская земля, вся её кровь, все корни и травы, все хлеба, политые потом русских жниц, все русские ратники, рубившие татар и тевтонцев на этих полях.

«Но я, русский советский солдат, был первой и решающей силой, которая остановила движение смерти в мире; я сам стал смертью для своего неодушевлённого врага и обратил его в труп, чтобы силы живой природы размололи его тело в прах, чтобы едкий гной его существа пропитался в землю, очистился там, осветился и стал обычной влагой, орошающей корни травы».

Рассказ «Одухотворённые люди», написанный в том же 1942 году, -считается центральным произведением Платонова военных лет. Это описание сражения под Севастополем. Политрук Фильченко и четыре краснофлотца стоят насмерть: приближаются танки…

Художественное пространство рассказа вбирает в себя фронт и тыл, реальность и мечты, физическое и духовное, прошлое и настоящее, миг и вечность. Оно написано до такой степени поэтичным и непостижимым уму языком, что и рассказом это не назовёшь в обычном смысле слова. В нём есть черты песни, сказа, он поэтичен, он почти плакат и почти фотографическая документальность, ведь в основу положен действительный факт - подвиг моряков-севастопольцев, бросившихся с гранатами под танки, чтобы ценою своей жизни остановить врага. Платонов писал: «Это, по-моему, самый великий эпизод войны, и мне поручено сделать из него достойное памяти этих моряков произведение».

И снова земля - действующее лицо, смысл и причина драмы разворачивающихся на ней судеб. По земле бегут, в неё падают, в ней роются окопы, земляные щели забиваются бойцами. Земля везде: в сапогах, за шиворотом, во рту. Земля - это то, что в последний раз видит раненый смертельно боец. Вот облики земли: блиндаж, насыпь, поле, могила.

«В полночь в окоп пришли из блиндажа политрук Николай Фильченко и краснофлотец Юрий Паршин. Фильченко передал приказ командования: нужно занять рубеж на Дуванкойском шоссе, потому что там насыпь, там преграда прочнее, чем этот голый скат высоты, и там нужно держаться до погибели врага; кроме того, до рассвета следует проверить своё вооружение, сменить его на новое, если старое не по руке или неисправно, и получить боепитание.

Краснофлотцы, отходя через полынное поле, нашли тело комиссара Поликарпова и унесли его, чтобы предать земле и спасти его от поругания врагом. Чем ещё можно выразить любовь к мёртвому, безмолвному товарищу?».

В рассказе несколько героев, со своей довоенной жизнью, неповторимыми, но такими узнаваемыми особенностями, что каждый из читателей в своей памяти без труда отыщет прототипы. Я не буду поимённо перечислять их, хоть это и стоило бы сделать, так выпуклы, так хороши эти герои-образы… Все они гибнут. Потому что гибнут лучшие, бессмертные избранники Божии, положившие души свои за ближнего своего.

В рассказе дети играют в похороны на окраине города. Они роют могилы и предают земле глиняных человечков. Платонов часто обращается к теме детства, этот народец прочно сидит в его сердце и памяти. Дети и подростки - духовный отсчёт от невинности, чистоты. Это - лакмус: «Юшка» и «Волчек», «Котлован» и «Корова», «Июльская гроза» и «Маленький солдат»…

«Маленький солдат» - рассказ о сиротстве, вернее, о прочности с трудом восстановленных семейных (условно) связей, так необходимых детям войны. Таким протезным папой стал для мальчика, сына полка, майор, с которым пареньку пришлось прожить важный отрезок пути. Возникла привязанность, любовь. Этой любви суждено испытание, разлука. И чувство мальчика, его горе разрыва, разлуки быть может навек, и описал Платонов.

«Второй майор привлекал ребёнка за руку к себе и ласкал его, утешая, но мальчик, не отымая своей руки, оставался к нему равнодушным. Первый майор тоже был опечален, и он шептал ребенку, что скоро возьмёт его к себе и они снова встретятся для неразлучной жизни, а сейчас они расстаются на недолгое время. Мальчик верил ему, однако и сама правда не могла утешить его сердца, привязанного лишь к одному человеку и желавшего быть с ним постоянно и вблизи, а не вдалеке. Ребёнок знал уже, что такое даль расстояния и время войны, - людям оттуда трудно вернуться друг к другу, поэтому он не хотел разлуки, а сердце его не могло быть в одиночестве, оно боялось, что, оставшись одно, умрёт. И в последней своей просьбе и надежде мальчик смотрел на майора, который должен оставить его с чужим человеком».

Сколько обречённости и покорности судьбе. Эта покорность свойственна всем побеждённым, согласным с решением победителя. За исключением некоторых, редких людей. Такой была женщина, не пошедшая в плен, а расстрелянная на пути домой в «Броне». Смерть или разлука? Или новая привязанность?.. Этот вопрос встаёт перед каждым в жизни и не только на войне.

И вот мальчик, Серёжа, не смог. Он остался верен этой привязанности, ушёл ночью неизвестно куда.

«Майор Бахичев задремал и уснул. Серёжа Лабков всхрапывал во сне, как взрослый, поживший человек, и лицо его, отошедши теперь от горести и воспоминаний, стало спокойным и невинно счастливым, являя образ святого детства, откуда увела его война. Я тоже уснул, пользуясь ненужным временем, чтобы оно не проходило зря.

Проснулись мы в сумерки, в самом конце долгого июньского дня. Нас теперь было двое на трёх кроватях - майор Бахичев и я, а Серёжи Лабкова не было. Майор обеспокоился, но потом решил, что мальчик ушёл куда-нибудь на малое время. Позже мы прошли с ним на вокзал и посетили военного коменданта, однако маленького солдата никто не заметил в тыловом многолюдстве войны.

Наутро Серёжа Лабков тоже не вернулся к нам, и бог весть, куда он ушёл, томимый чувством своего детского сердца к покинувшему его человеку, - может быть, вослед ему, может быть, обратно в отцовский полк, где были могилы его отца и матери».

Проза Андрея Платонова архетипична. Мысль - земля, животные и растения на ней, как и люди и камни, соучастники и свидетели истории. Все равны, все работает на историческую правду и справедливость, никакого хаоса нет с момента возникновения Бога - Я, Личности во Вселенной. В острейшие мгновения жизни человека все незначительные песчинки-образы сознания и памяти складываются в цельную и чёткую программу действия, карту стратегии войны с небытием, всемирным злом хаоса и лжи.

Однако человек, который сам для себя проблема и загадка, не может до конца понять и объяснить своё существование и предназначение. Лишь перед лицом смерти ему многое открывается. Так было с героем рассказа «Древо Родины».

«Мать с ним попрощалась на околице; дальше Степан Трофимов пошёл один. Там, при выходе из деревни, у края проселочной дороги, которая, зачавшись во ржи, уходила отсюда на весь свет, - там росло одинокое старое дерево, покрытое синими листьями, влажными и блестящими от молодой своей силы. Старые люди на деревне давно прозвали это дерево «божьим», потому что оно было не похоже на другие деревья, растущие в русской равнине, потому что его не однажды на его стариковском веку убивала молния с неба, но дерево, занемогши немного, потом опять оживало и ещё гуще прежнего одевалось листьями, и потому ещё, что это дерево любили птицы, они пели там и жили, и дерево это в летнюю сушь не сбрасывало на землю своих детей - лишние увядшие листья, а замирало всё целиком, ничем не жертвуя, ни с кем не расставаясь, что выросло на нём и было живым.

Степан сорвал один лист с этого божьего дерева, положил за пазуху и пошёл на войну. Лист был мал и влажен, но на теле человека он отогрелся, прижался и стал неощутимым, и Степан Трофимов вскоре забыл про него».

Боец воевал, попал в плен. Был посажен в цементный карцер. И тут нашёл на груди тот листок. Он прилепил его на стену перед собой. И перед тем, как умереть, вцепившись в горло любому, кто войдёт, он присел отдохнуть у стены. Этот листок для него граница его личного пространства. Его родина. Его хата, мать и дерево на краю села. Тут его рубежи. И он умрёт за них.

«Он встал и снова загляделся на лист с божьего дерева. Мать этого листика была жива и росла на краю деревни, у начала ржаного поля. Пусть то дерево родины растет вечно и сохранно, а Трофимов и здесь, в плену врага, в каменной щели, будет думать и заботиться о нём. Он решил задушить руками любого врага, который заглянет к нему в камеру, потому что если одним неприятелем будет меньше, то и Красной Армии станет легче.

Трофимов не хотел зря жить и томиться; он любил, чтоб от его жизни был смысл, равно как от доброй земли бывает урожай. Он сел на холодный пол и затих против железной двери в ожидании врага».

Опять живая земля противопоставлена железу и мёртвому цементу. Земля - герой платоновских рассказов. Как молитва, как заклинание из рассказа в рассказ кочует образ Матери Земли, Древа жизни…

Рассказ написан в том же 1942 году. И это не громкие слава, а истина - платоновские рассказы о войне написаны кровью.

Ещё один рассказ этого периода «Мать» («Взыскание погибших»).

В прозе военных лет возникает, крепнет и обретает плоть образ народа как большой семьи. Воин - сын, мать воина, ставшего братом или сыном другому воину, - эти герои были реальностью военной литературы.

В платоновских сюжетах важную роль играет миг надреалистического озарения, когда человек и мир около него божественно преображаются. Тайна человека в художественном мире писателя остаётся в его текстах не наречённой именем Бога, сокрытой фигурой умолчания, - и всё-таки иносказательно обозначенной.

Андрей Платонов - это мало изученный, ни на кого не похожий писатель-мистик, писатель-гуманист. Сколько ещё счастливых открытий вместе с ним совершит новое поколение читателей, филологов, литературоведов, уставших от вседозволенности постмодернистской ломки привычных норм и моральных установок.

В годы Великой Отечественной войны в качестве корреспондента газеты «Красная звезда» Платонов побывал подо Ржевом, на Курской дуге, на Украине и в Белоруссии. Его первый военный рассказ был напечатан в сентябре 1942 года. Он назывался «Броня» и рассказывал о моряке, занятом изобретением состава сверхпрочной брони. После его гибели становится ясно, что броня, «новый металл», «твёрдый и вязкий, упругий и жёсткий» - это характер народа. Главный редактор «Красной звезды» Д. Ортенберг вспоминал: «Его увлекали не столько оперативные дела армии и флота, сколько люди. Он впитывал всё, что видел и слышал, глазами художника».

Основными жанрами прозы Платонова в годы войны были очерк и рассказ, что, как вы помните, вообще характерно для литературы тех лет. В «Красной звезде» были опубликованы «Труженик войны», «Прорыв на Запад», «Дорога на Могилёв», «В Могилёве» и др. Темы военных произведений Платонова - ратный труд и подвиг русского солдата, изображение античеловеческой сущности фашизма. Эти темы составляют основное содержание сборников прозы - «Под небесами Родины» (1942), «Рассказы о Родине» (1943), «Броня» (1943), «В сторону заката солнца» (1945), «Солдатское сердце» (1946). Платонова прежде всего интересовала природа солдатского подвига, внутреннее состояние, мгновение мысли и чувства героя перед самим подвигом. В рассказе «Одухотворённые люди» (1942) - о героизме морских пехотинцев в сражении под Севастополем - автор пишет о врагах: «Они могли биться с любым, даже самым страшным противником. Но боя со всемогущими людьми, взрывающими самих себя, чтобы погубить своего врага, они принять не умели».

Размышления о жизни и смерти, которые всегда волновали Платонова, в годы войны стали ещё более глубокими. Он писал: «Что такое подвиг - смерть на войне, как не высшее проявление любви к своему народу, завещанной нам в духовное наследство?» Примечателен рассказ «Неодушевлённый враг» (1943). Его идея выражена в размышлениях о смерти и победе над ней: «Смерть победима, потому что живое существо, защищаясь, само становится смертью для той враждебной силы, которая несёт ему гибель. И это высшее мгновение жизни, когда она соединяется со смертью, чтобы преодолеть её...»

В 1946 году в журнале «Новый мир» был опубликован рассказ А. Платонова «Семья Иванова» (более позднее название - «Возвращение») - о солдате, пришедшем с войны. В нём писатель поведал о трагедии народа, о тех семьях, которые после войны переживали драму, потому что вчерашние солдаты приходили ожесточёнными, изменившимися, с трудом возвращались к нормальной жизни. Правду жизни, по мнению Платонова, видели дети, которые одни понимали истинную цену семьи.

Этот рассказ был жестоко осуждён критиками. Автора обвиняли в клевете на действительность, в искажении образа воина, советского человека. Критик В. Ермилов так и назвал свою рецензию - «Клеветнический рассказ А. Платонова» (в 1964 году он признал в печати, что ошибся в оценке «Семьи Иванова»), После уничтожающей критики Платонова окончательно перестали печатать.

Писатель вернулся с войны с тяжёлой формой туберкулёза. В последние годы жизни он был прикован к постели. И всё же в конце 1940-х годов он готовит переложения народных сказок, пишет пьесу о Пушкине. Выходят в свет три сборника обработанных писателем народных сказок: «Финист - ясный сокол», «Башкирские народные сказки», «Волшебное кольцо» (под редакцией М.А. Шолохова). В 1950 году он начал писать новое произведение - пьесу «Ноев ковчег», но работа осталась незавершённой. Умер Андрей Платонович Платонов 5 января 1951 года и был похоронен на Армянском кладбище в Москве.

Я всегда читаю военные рассказы Платонова в разных аудиториях - на университетских лекциях и семинарах, уроках литературы в школе, дружеских семейных вечерах, в библиотеках... Только подлинная проза выдерживает испытание чтением вслух. Но не об этом даже речь. Рассказы Платонова, написанные им в «действующей армии» (именно так подписаны сохранившиеся рукописи 1942-1945 годов), - это уникальное явление духовной прозы в советской литературе.

О подвиге советского воина писали многие, но, как точно заметил Валентин Распутин, Платонов делал это по-другому: «Откуда-то опять же издалека, глазами корневого человека, посланника всех времён видел он происходящее. И воевавший получил у Платонова иной, не начертательный, а самовыражающийся образ».

Такой «корневой человек» со своим космосом отечества появился уже в первом рассказе Платонова военных лет «Божье дерево». Уходя из дома на дорогу войны, Степан Трофимов как утешение, силу и защиту берёт с собой лист с «божьего дерева родины». Это надо читать вслух:

«Мать с ним попрощалась на околице; дальше Степан Трофимов пошёл один. Там, при выходе из деревни, у края просёлочной дороги, которая, зачавшись во ржи, уходила отсюда на весь свет, - там росло одинокое старое дерево, покрытое синими листьями, влажными и блестящими от молодой своей силы. Старые люди на деревне давно прозвали это дерево «божьим», потому что оно было не похоже на другие деревья, растущие в русской равнине, потому что его не однажды на его стариковском веку убивала молния с неба, но дерево, занемогши немного, потом опять оживало и ещё гуще прежнего одевалось листьями и потому ещё, что это дерево любили птицы. Они пели там и жили, и дерево это в летнюю сушь не сбрасывало на землю своих детей - лишние увядшие листья, а замирало всё целиком, ничем не жертвуя, ни с кем не расставаясь, что выросло на нём и было живым.

Степан сорвал один лист с этого божьего дерева, положил его за пазуху и пошёл на вой-ну».

Тайна «одушевлённой родины» остаётся главной темой, нет, не темой, а пафосом платоновской прозы военных лет. Ему не надо было в первый год войны срочно менять идеологические вехи (а многим советским писателям пришлось эти вехи менять - очень даже не простая тема). Он восстанавливал в правах и правде свою запрещённую страну - крестьянскую и пролетарскую Россию «Чевенгура», «Котлована», «Ювенильного моря» и «Высокого напряжения»: «душевных бедняков» и крамольное в советском языке слово «душа» («Пустодушие»), сомневающихся мастеровых («Неодушевлённый враг»), народный взгляд на войну как тяжкий труд («Иван Толокно - труженик войны»), язык притчи, легенды и сказания («Божье дерево», «Сампо»), былины и сказки («Дед-солдат», «Рассказ о мёртвом старике»), плача и русской песни («Броня», «Одухотворённые люди»).

Один из шедевров военной прозы Платонова - рассказ «Одухотворённые люди (Рассказ о небольшом сражении под Севастополем)». В письме жене от 10 августа 1942 года Платонов сообщал: «Самая важная моя работа сейчас: пишу повесть о пяти моряках-севастопольцах. Помнишь - о тех, которые, обвязав себя гранатами, бросились под танки врага. Это, по-моему, самый великий эпизод войны, и мне поручено сделать из него достойное памяти этих моряков произведение. Я пишу о них со всей энергией духа, какая только есть во мне.

И это произведение, если оно удастся, самого меня хоть отдалённо приблизит к душам погибших героев. Мне кажется, что мне кое-что удаётся, потому что мною руководит воодушевление их подвига, и я работаю, обливая иногда слезами рукопись, но это не слёзы слабости. <...> У меня получается нечто вроде Реквиема в прозе».

Из многочисленных откликов современников на платоновский «Реквием» (одно из первых названий рассказа в рукописи) составляется целый свод якобы допущенных писателем идеологических ошибок. Здесь и христианский гуманизм, и особое внимание к страданию, и излишний трагизм, и крайний индивидуализм, и отрыв человека от общества. Как отражение этих пороков и апофеоз смерти был прочитан ключевой эпизод рассказа - изображение смерти краснофлотцев.

Прочитаем этот эпизод рассказа 1942 года, вызвавший гнев современников Платонова, рядом с внутренне близким эпизодом другого платоновского «реквиема в прозе» - повести «Котлован» (1930).

«Одухотворённые люди» :

«Цибулько подошёл к Фильченко и поцеловал его. И все, каждый с каждым, поцеловали друг друга и посмотрели на вечную память друг другу в лицо.

С успокоенным, удовлетворённым сердцем осмотрел себя, приготовился к бою и стал на своё место каждый краснофлотец. У них было сейчас мирно и хорошо на душе; они благословили друг друга на самое великое, неизвестное и страшное в жизни - на то, что разрушает и что созидает её, - на смерть и победу, и страх их оставил, потому что совесть перед товарищем, который обречён той же участи, превозмогла страх. Тело их наполнилось силой, они почувствовали себя способными к большому труду, и они поняли, что родились на свет не для того, чтобы истратить, уничтожить свою жизнь в пустом наслаждении ею, но для того, чтобы отдать её обратно правде, земле и народу, - отдать больше, чем они получили от рождения, чтобы увеличился смысл существования людей...

Даниил! - тихо произнёс Паршин.

Юра! - ответил Одинцов.

Они словно брали к себе в сердце друг друга, чтобы не забыть и не разлучиться в смерти.

Эх, вечная нам память! - сказал, успокаиваясь и веселея, Паршин».

«Котлован» :

«- Готовы, что ль? - спросил активист.

Подожди, - сказал Чиклин активисту. - Пусть они попрощаются до будущей жизни...

И, сказав последние слова, мужик обнял соседа, поцеловал его трижды и попрощался с ним.

Прощай, Егор Семёныч!

Не в чем, Никанор Петрович: ты меня тоже прости.

Каждый начал целоваться со всей очередью людей, обнимая чужое доселе тело, и все уста грустно и дружелюбно целовали каждого...

Многие, прикоснувшись взаимными губами, стояли в таком чувстве некоторое время, чтобы навсегда запомнить новую родню, потому что до этой поры они жили без памяти и без жалости».

Защитники идеологической чистоты советской литературы увидели в этом эпизоде апофеоз смерти, но Платонов пишет смертный час краснофлотцев как апофеоз подлинного бессмертия русского солдата, залогом которого оставалась его вечная душа - «способность чувствовать и мучиться» («Джан»). Не раз в годы войны он скажет о том, что народ, перенёсший страдания исторических «котлованов», непобедим. Морские пехотинцы Платонова - из его советской России (мирное прошлое героев восходит к «Котловану», «Фро», «Первому Ивану», «Высокому напряжению»), и потому они приуготовляются к смерти с такой же серьёзностью и духовной сосредоточенностью, как крестьяне в «Котловане» и старые чевенгурцы, они ведают о языке «вечной памяти», о «памяти смерти» в «чувстве сердца».

Каждый из военных рассказов добавляет и уточняет что-то очень важное в открытии - прежде всего для нас! - может быть, главного духовного знания о базовом источнике победы народа в этой страшной войне, о законе любви:

«Они жмут потому, что детей своих любят больше, чем ненавидят Гитлера» (из черновых записей 1943 г.);

«Тайна родины была ясна ему; она открывается в локоне волос с головы дочери-ребёнка, что хранит красноармеец у себя в вещевом мешке и носит за плечами тысячи вёрст, она в дружбе к товарищу, которого нельзя оставить в битве одного, она в печали по жене; вся тайна родины заключается в верности, оживляющей душу человека, в сердце солдата, проросшем своими корнями в глубину могил отцов и повторившемся в дыхании ребёнка, в родственной связанности его на смерть с плотью и осмысленной судьбою своего народа» (первая редакция рассказа «Афродита», 1943).

Он был свидетелем Курской битвы, форсирования Днепра, освобождения Украины и Белоруссии. Написанные по горячим следам военных операций очерки и рассказы печатаются в «Красной звезде», с неизменной пометой в конце текста: «Действующая армия». В письмах жене (они сегодня наконец-то опубликованы без купюр) проговариваются главные темы личной, военной и литературной жизни: «Наши бойцы действуют изумительно. Велик, добр и отважен наш народ!» (письмо от 27 июля 1942 г.); «Здесь я ближе к нашему сыну; вот почему между другими причинами я люблю быть на фронте. <...> Здесь для меня люди ближе, и я, склонный к привязанности, люблю здесь людей. Русский солдат для меня святыня, и здесь я вижу его непосредственно. Только позже, если буду жив, я опишу его» (письмо от 3 октября 1943 г.).

Платонов потерял в годы войны единственного сына, мальчика, прошедшего сталинские лагеря... Платон умер 4 января 1943 года. 15 февраля 1943 года осведомитель НКВД докладывал о настроении Платонова: «Советская власть отняла у меня сына - советская власть упорно хотела многие годы отнять у меня и звание писателя. Но моего творчества никто у меня не отнимет. Они и теперь-то печатают меня, скрипя зубами. <...> Я со своих позиций не сойду никуда и никогда. Все думают, что я против коммунистов. Нет, я против тех, кто губит нашу страну. Кто хочет затоптать наше русское, дорогое моему сердцу. А сердце моё болит. Ах, как болит! <...> вот сейчас я на фронте много вижу, наблюдаю (Брянский фронт). Моё сердце разрывается от горя, крови и человеческих страданий. Я много напишу. Война меня многому научила». Платонов действительно много пишет, однако после партийной критики рассказа «Оборона Семидворья», герои которого сражаются с врагом, имея в себе, как и толстовский Тушин, свой особый «фантастический мир», всё чаще его произведения философско-психологического плана не проходят в печать или же подвергаются чудовищному искажению... Но он продолжает вести и создавать свою художественную летопись военных лет, соединяя историческую реальность с реальностью духовного знания, любви и вечной памяти о погибших.

С 1942 года в прозу Платонова входит открытая дорогами войны тема нечеловеческих страданий и жертв народа, оказавшегося в немецкой оккупации. Он много видел сам, двигаясь вместе с армией по разорённым сёлам и городам. С 1943 года все центральные газеты постоянно печатали сообщения Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков на освобождённых Красной армией территориях: акты раскопок захоронений убитых и замученных, данные по концлагерям, свидетельские показания, фотографии изуродованных тел детей и стариков, изнасилованных женщин, дотла сожжённых сёл и разрушенных городов.

28 октября 1943 года в «Красной звезде» печатается рассказ Платонова «Мать» . Его нужно читать всем, в каждой семье, он должен звучать в исполнении лучших деятелей культуры... Я не представляю человека, который после прочтения этого великого скорбного текста-плача может произнести нечто, оскорбляющее память русского советского солдата, память погибших. Его основное название, которое не прошло в прижизненных изданиях, само говорит о многом: «Взыскание погибших» , имя одной из икон Божией Матери. Тема «взыскания погибших» как наиважнейшая тема военной литературы формулируется Платоновым в записной книжке 1942 года: «Оч<ень> важно . Смерть. Кладбище убитых на войне. И встаёт к жизни то, что должно быть, но не свершено: творчество, работа, подвиги, любовь, вся картина жизни несбывшейся, и что было бы, если бы она сбылась. Изображается то, что в сущности убито - не одни тела . Великая картина жизни и погибающих душ и возможностей...» С общенародным горем войны соединяется смерть единственного сына Платона; читаем в письмах к жене с фронта 1943 года: «Для меня мёртвый Тотик - всё равно вечно живой» (письмо от 24 мая); «Поцелуй за меня могилу в изголовье нашего святого сына» (письмо от 28 мая); «Ты, наверно, часто ходишь на могилу к сыну. Как пойдёшь, отслужи от меня панихиду в его вечную святую память» (письмо от 10 июня); «Моя новая повесть, которую я тут обдумал, будет посвящена поклонению умершим и погибшим, а именно посвящение будет моему сыну. Я задумал сделать героем жизни мёртвого человека, на смерти которого держится жизнь. Кратко трудно сказать, как это получится, но думаю, эта вещь выйдет у меня: у меня хватит сердца и горя» (письмо от 1 июля)...

Ему хватило личного и народного горя, чтобы написать этот великий плач русской матери по разорённой родине, погибшим и замученным её детям. Обжигающий текст - каждым предложением:

«Пройдя сквозь войну, старая мать вернулась домой. Но родное место её теперь было пустым. Маленький бедный дом на одно семейство, обмазанный глиной, выкрашенный жёлтой краской, с кирпичною печной трубой, похожей на задумавшуюся голову человека, давно погорел от немецкого огня и оставил после себя угли, уже порастающие травой могильного погребения.

Она села посреди остывшего пожарища и стала перебирать руками прах своего жилища. Она знала свою долю, что ей пора умирать, но душа её не смирялась с этой долей, потому что если она умрёт, то где сохранится память о её детях и кто их сбережёт в своей любви, когда её сердце тоже перестанет дышать?

Мария Васильевна отняла лицо от земли; ей послышалось, что её позвала дочь Наташа; она позвала её, не промолвив слова, будто произнесла что-то одним своим слабым вздохом. Мать огляделась вокруг, желая увидеть, откуда взывает к ней дочь, откуда прозвучал её кроткий голос - из тихого поля, из земляной глубины или с высоты неба, с той ясной звезды. Где она сейчас, её погибшая дочь?..»

Судя по записным книжкам, Платонов пишет «Взыскание погибших», находясь в частях Воронежского фронта, которые после освобождения родного города писателя приняли участие в переправе через Днепр (конец сентября 1943 года, время действия в рассказе также отмечено именинами погибшей дочери Наталии, 8 сентября) и в освобождении Киева (6 ноября). Именно в духовном видении умирающей матери возникает образ освобождённого Киева, образ потрясающей глубины и силы - имя Киева не менее важно для русской литературы, чем имя Москвы и Петербурга (в прижизненных изданиях этот образ сохранился только в публикации «Красной звезды», из других изданий рассказа, как прижизненных, так и посмертных, он был изъят):

«Из посада уходил в равнину Митрофаньевский тракт. По обочине тракта в прежнее время росли вётлы, теперь их война обглодала до самых пней, и скучна была сейчас безлюдная дорога, словно уже близко находился конец света и редко кто доходил сюда.

Но для сильных молодых глаз и в лунные ночи вдалеке можно было увидеть древние башни святого города Киева, матери всех городов русских. Он стоял на высоком берегу вечно стремящегося, поющего Днепра, - онемевший, с ослепшими очами, изнемогший в гробовом склепе врага, но чающий, как вся поникшая перед ним земля, воскрешения и жизни в победе, и поднявший свои башни в высоту звёзд, как завет бессмертия народа, в смерти врага ищущего своей силы и исцеления».

Так Платонов в видении матери соединил дорогу в Киев, по которой веками шли туда его русские крестьяне для укреплении веры, с дорогой Красной армии 1943 года.

Без этого знания матери о вечной правде «взыскания погибших» нам не понять и путь Платонова-писателя... Жесточайшая критика, обрушившаяся на его военные рассказы уже в 1943 году, не могла сломить писателя. Да и новой сама ситуация погромной критики для него не была. Читаем в рассказе «Афродита» - написан в 1943 году, впервые опубликован только в 1962-м:

«Много раз обстоятельства превращали Фомина в жертву, подводили на край гибели, но его дух уже не мог истощиться в безнадёжности или в унынии. Он жил, думал и работал, словно постоянно чувствуя большую руку, ведущую его нежно и жёстко вперёд - в судьбу героев. И та же рука, что вела его жёстко вперёд, та же большая рука согревала его, и тепло её проникало ему до сердца».

Это и есть язык великой духовной прозы Платонова. Прочитаем её в майские дни 2014 года.

Прим. редакции: военные рассказы цитируются по изданию: Платонов А. Смерти нет! - М.: Время, 2010; письма, записные книжки - по другим изданиям («Архив А.П. Платонова», «Записные книжки. Материалы к биографии»).

I. Отношение к фашизму в довоенной прозе А. Платонова. Война –

трагедия народа.

II. Русский народ в годы войны.

1. 1. Семен Саввин – герой рассказа «Броня».

2. Образы крестьян, прежде мирных тружеников, ставших

защитниками Отечества.

3. 3. Душевное состояние человека во время боя.

4. Народный характер Великой Отечественной войны в прозе А.

Платонова.

5. Смерть – «необходимое творчество жизни». «Смерть победима… Живое

существо, защищаясь, само становится смертью для враждебной силы,

которая несет ему гибель».

6. Образы гитлеровских воинов в рассказах А. Платонова. Отношение

русского народа к завоевателям.

7. Тема добра и зла в военной прозе А. Платонова.

8. Рассказ «Сержант Шадрин» – история судьбы русского солдата.

9. Возвращение солдата-победителя. Жизнь после войны.

III. Произведения А. Платонова – размышления о главных вопросах

человеческого бытия.

Я бы хотел,

чтобы некоторые мыли,

рожденные войной и долгим

опытом жизни и, может

быть, имеющие общую

важность, не обратились в

забвение вместе с моим

прахом и послужили,

как особого рода

оружие, тому же делу,

которому служил и я. А я

служил и служу делу защиты

нашего общего отчего

крова, называемого

Отчизной, я работаю

всем своим духом… на

оборону живой целости

нашей земли,

которую я полюбил еще

в детстве наивным

чувством, а позже -

осмысленно, как

солдат, который

согласен отдать обратно

жизнь за эту землю,

потому что солдат

понимает: жизнь ему

одолжается Родиной лишь

временно. Вся честь

солдата заключается в

этом понимании; жизнь

человека есть дар,

полученный им от Родины,

и при нужде

следует уметь возвратить

этот дар обратно.

А. Платонов. «Размышления офицера»

Интерес, появившийся сейчас к судьбе и социально-нравственным

исканиям Андрея Платонова, вызван к действительности духовным

состоянием современного общества, переживающего перелом, связанный с

переоценкой нашей истории и преодолением различных деформаций.

Вопросы, которыми мы сегодня задаёмся, задачи, которые мы решаем,

воспоминания, которые нас тревожат, ориентиры, по которым мы стремимся

прогнозировать и строить наше будущее - все это имеет большое значение для

возрождения нашего народа.

Проза А. Платонова проникнута страстным, глубоко сокровенным поиском

«смысла отдельного и общего человеческого существования» в эпоху

интенсивной ломки жизненного уклада и представлений о мире и человеке.

«Как бы человек ни хотел применить свою жизнь, прежде всего ему

необходимо обладание собственной жизнью; если же ею, его жизнью, владеют

другие люди, то есть человек несвободен, то он бессилен не только применить

свои силы с благородной целью, как личность, но и вообще не существует… В

будущем человеке элемент свободы осуществится как высшая и самая

несомненная реальность. Больше того, эта личная свобода будет служить

объединению человечества, ибо свобода – это общественное чувство и она не

может быть применима в эгоистических целях» (А. Платонов. «Карагёз»).

При чтении произведений А. Платонова нельзя не заметить, что он

охватывает весь воссоздаваемый им противоречивый мир прежде всего своим

пониманием, и в этом всепроникающем понимании заключается универсальная и

мудрая человечность художника.

В силу этого обстоятельства создается впечатление, что исторический

процесс в его искусстве носит фатальный характер, однако это ошибочное,

иллюзорное представление. На примере многих его произведений видно, сколь

велика роль человека в текущих делах действительности. С особенной силой

эта роль проявляется в тяжелое и трагическое время, каким является период

Великой Отечественной Войны 1941 – 1945 годов. Как писал Л.Н. Толстой в

своем произведении «Война и мир» о другой Отечественной Войне нашего

война, то есть совершилось противное человеческому разуму и всей

человеческой природе событие. Миллионы людей совершали друг против друга

такое бесчисленное количество злодеяний, обманов, измен, воровства,

подделок и выпуска фальшивых ассигнаций, грабежей, поджогов и убийств,

которого в целые века не соберет летопись всех судов мира и на которые, в

этот период времени, люди, совершавшие их, не смотрели как на

преступления».

Движущей силой этой агрессии против нашего народа являлся германский

фашизм. А.П. Платонов предчувствовал надвигающуюся угрозу и задолго до

начала Великой Отечественной войны думал о большой антифашистской

литературе, которая обладала бы в своем источнике очень сильным светом,

могущим проникнуть до самого «адова дна» фашистской души, где таятся во

мгле ее будущие дела и намерения. Как художник и мыслитель, он увидел в

европейском фашизме чудовищное извращение смысла жизни, отступление вспять

от идеалов, выработанных многовековыми усилиями мировой культуры.

Цивилизация, какой она предстала в обобщенных картинах рассказа «Мусорный

ветер», являла пример превращения человека в робота с однолинейной

программой на умерщвление действительности, на обрыв творческих социальных

и нравственных связей в обществе и истории: миллионы людей в гитлеровской

империи «могли теперь не работать, а лишь приветствовать: кроме них были

еще сонмы и племена, которые сидели в канцеляриях и письменно, оптически,

музыкально, мысленно, психически утверждали владычество гения-спасителя,

оставаясь сами безмолвными и безымянными». Гармонический человек с его

верой в разум и добро, грезившийся передовым умам XIX века, исчез - процесс

духовного распада порождал усовершенствованных уродов, увлекаемых «мусорным

ветром» милитаризма на суету перед немой силой исторического рока, «смысла

которого суетящиеся не понимают».

«Фашизм… кончится», писал А. Платонов в 30-е годы, «уничтожение…

злодеев является естественным жизненным делом», гитлеровская бездушная

военная машина будет остановлена и уничтожена советским народом, ибо «нигде

нет большего ощущения связи и родства людей между собою, как у нас».

Во время войны, ожидая мобилизации в действующую армию, А.

Платонов несколько месяцев провел в Уфе с семьей, пока не пришел

вызов из Союза писателей на службу в армейской печати. А. Платонов, не

теряя времени, исподволь изучает и накапливает военный материал, встречаясь

с прибывшими с фронта ранеными. Именно здесь, в одном из госпиталей,

писатель знакомится с будущим героем своего первого военного рассказа

«Броня» – обыкновенным моряком Семёном Саввиным, постоянно занятым мыслью

о том, как уберечь родной народ от гибели, а его землю от огня и разорения.

Движимый любовью и состраданием к Отчизне, Саввин, не долечившись,

отправляется с рассказчиком на поиски бумаг с расчетами сверхпрочной брони,

но погибает в неравной схватке с врагом. «Я поцеловал его, - заключает

завещание о несокрушимой броне. Но самое прочное вещество, оберегающее

Россию от смерти, сохраняющее русский народ бессмертным, осталось в умершем

сердце этого человека». Так был открыт художником «новый металл» в

характере сражающегося народа: «твердый и вязкий, упругий и жесткий, чуткий

и вечный, возрождающий сам себя против усилия его разрушить».

Люди, знавшие А. Платонова в то время, вспоминали впоследствии, что во

внешности писателя было что-то от мастерового, рабочего человека, в силу

необходимости ставшего солдатом, чтобы защитить свою родину. Был он мягок и

прост в обращении, умел найти свое слово для каждого – будь то солдат,

генерал, старуха крестьянка или ребенок. Говорил глуховатым, низким

нетерпим к фальши и хвастовству. Цепкий, острый взгляд его насквозь видел

собеседника. Особенно душевно умел Платонов разговаривать с солдатами –

тружениками войны.

Духом крестьянской основательности и домовитости существования и

поведения нашего народа на войне проникнуты и многие рассказы А.

Платонова, герои которых не утратили житейского интереса к обыденному, к

мелочам, к повседневности, ко всему тому, из чего складываются заботы

мирного труженика. Внутри немецкого танка Прохоров («О советском солдате»)

нашел мешочек с семенами сладкого клевера и «решил взять его на родину в

хозяйство»; он же «мог, склонившись на дороге, поднять комок земли и

кинуть его на поле, - чтоб и этот комок тоже мог рожать зерно, а не

растаптываться без пользы в прах ногами». Старослужащий-красноармеец,

расположившийся на ночлег в крестьянских сенях, слышит, как за перегородкой

«тяжко вздыхает, кашляет и чешется боком о сучок в стене» корова –

последняя надежда хозяйки-вдовы, оставшейся с четырьмя детьми («без коровы

ей с детьми погибель» понимает солдат).

В основе такого отношения к «житейской прозе» лежит и вековой труд,

нужда, хозяйский интерес, и особый порядок чувств, бескорыстная великая

любовь к жизни, к созидательным началам в ней. Тяжко вздыхающая в закутке

корова невидимыми узами родства соединяет красноармейца с вдовой-

крестьянкой и её четырьмя детьми; дума об их судьбе будет согревать солдата

в жестоком бою, где его ранит «в грудь насквозь», затем и в госпитале,

выписавшись из которого он на пути в часть зайдёт к вдовице: «Корова её

телушкой отелилась, дети живы и здоровы, сама хозяйка тоже ничего живёт и

видом подобрела… Я поговорил с вдовицей по душам… дети её при мне сиротами

не будут».

Встреча с сухоруким парнишкой («Ветер – хлебопашец»),

приспособившим плуг к мельнице, с тем чтобы ветер помог ему вспахать

хлебную ниву, а потом поднять на ноги немощных деревенских стариков и

малолетних детей, также вселяет в солдата чувство братства нашего

народа: «Он был хлебопашец, а я солдат. Он кормит мир, я берегу его от

смертного врага. Мы с пахарем живем одним делом».

Народ очень скоро обживается на войне, привыкает к ней, и

житейские, обыкновенные интересы совершенно вытесняют в нем чувство

страха: в прифронтовой полосе «крестьянин обкашивает траву на зимний

корм скотине вокруг подбитого «тигра», а его хозяйка вешает на буксирный

крюк «фердинанда» рядно для просушки. Солдат А. Платонова – открывает ли

окоп, расчищает ли реку от валунов для прохода танков – делает все с

таким тщанием и основательностью, как если бы он ставил избу или

корчевал кустарник под новое поле. Война в сознании народа - прежде

всего необходимый труд. Старшина Сычов («Оборона Семидворья») «вел

войну экономически и бережливо», он смотрел на нее как «на хозяйство и

аккуратно считал и записывал труд своей роты по накоплению павшего

врага». «Нам надо и работать и воевать к спеху: небось минута

времени войны народу целый миллион стоит, не считая того,

что и в людях потеря, и на душе тоска…» - говорит

ординарец Лука Семенович из рассказа «На Горынь-реке».

Наряду с трудным освоением жизни, вырабатывающим в людях

терпение, глубокое чувство сообщества и родства, чадолюбие,

уверенность во всепобеждающей силе работы, житейский талант,

глубокое понимание природы, в русском человеке, по А. Платонову,

уживается странная и неразумная любовь к убыточным стихиям -

пожарам, наводнениям, бурям, грозам. Притягательную силу этих

стихий для человека писатель объясняет тайной надеждой людей на

перемену в жизни, их стремлением к свободе и разнообразию, к

полному самовыражению характеров: «Россия обильна людьми, а не

числом их… разнохарактерностью и своеобразием каждого человека… Фома

и Ерема, по сказке, братья, но вся их жизнь занята заботой,

чтобы ни в чем не походить один на другого».

Из природных стихий А. Платонов любил ливневую грозу,

кинжально сверкающие во мраке молнии, сопровождаемые мощными раскатами

грома. Классические образцы мятежной пейзажной живописи представил он

в рассказах «Июльская гроза» и «В прекрасном и

яростном мире». После очистительно действующей ливневой грозы, в

ярости смывающей бесплодный прах пыли с деревьев, трав, дорог и

церковных куполов, мир представал обновленным, торжественным и

величественным, словно заново возвращалось в него лучшее из

утраченного от сотворения света. По образной пластике и эмоциональному

накалу в прозе А. Платонова трудно найти другие картины природы,

которые превосходили бы его же описание грозы. Жалящие мрак лезвия

молний с наплывающими на темноту громовыми разломами - состояние,

отвечающее внутреннему укладу писателя, его пониманию исторического

процесса, очищающегося от скверны в яростных мгновениях

действительности, в которых истребляется зло и увеличивается накопление

добра в мире: «…неправедно погубленное и погибшее обязательно вновь

возникнет на свете и возникнет в более совершенной и прекрасной

форме, чем существовало прежде» («Житель родного города»).

«Природа встревожилась до ярости, и теперь она метала

молнии сверху вниз и параллельно земле, словно ища себе исхода и

не находя его. Канонаду нашей артиллерии умножало небо громом

грозы, и общее их грохотанье повторялось откликами волнообразной

родины. Свет молний и пушечного огня, скрежещущий и раскатывающийся

рев канонады и грома, и мрак ливня, озаряемый лишь магическими

вспышками человеческой и небесной ярости, создавали впечатление, что за

гранью нашей победы нас ожидает волшебная судьба, возвышенная и мощная

в материальной силе» («Бой в грозу»).

Разнообразие характеров, составляющих нацию, воспитывает в

народе отношение к отдельному человеку как к тайне, чуду, к

единственности и неповторимости его личности, отношение опять же

терпеливое, понимающее, незлобивое, умеющее прощать, уживаться с

непохожим, обращать эту непохожесть в строительный материал для

собственной души. К прелести человека, как и к тайне природной

стихии, свободной в своем движении, нельзя привыкнуть или стать

равнодушным, а живое чувство сопричастности действительности всегда

сопровождается созиданием человеческого в человеке. «К войне, раз уж

она случилась, русский человек относится не со страхом, а тоже со

страстным чувством заинтересованности, стремясь обратить ее

катастрофическую силу в творческую энергию для преобразования своей

мучительной судьбы, как было в прошлую войну или для сокрушения

всемирно-исторического зла фашизма, как происходит дело в нынешнюю

А. Платонов понимал: советский человек не сразу сделался

воином, и солдат, защитник Отечества, родился в нем не тогда, когда

он взял в руки оружие, а значительно раньше.

Более того: война в прозе А. Платонова - непосредственная,

прямая выработка социально-нравственной истины для всего

человечества, а подвиг и смерть во имя народа и его идеалов -

прозрение тайны и смысла человеческого существования, высшее

творчество счастья и жизни.

В рассказе «Одухотворённые люди» А. Платонов очень точно показал

душевное состояние человека во время боя. Это и подсознательное чувство

опасности, и воспоминание о матери, в то время когда смерть ходит рядом.

«Он пал вниз лицом, послушный мгновенному побуждению, тому острому

чувству опасности, от которого глаз смежается прежде, чем в него попала

игла. Он и сам не понял вначале, отчего он вдруг приник к земле, но, когда

смерть стала напевать над ним долгою очередью пуль, он вспомнил мать,

родившую его. Это она, полюбив своего сына, вместе с жизнью подарила ему

тайное свойство хранить себя от смерти, действующее быстрее помышления,

потому что она любила его и готовила его в своем чреве для вечной жизни,

так велика была ее любовь».

Так устроен человек, что без мыслей о будущем ему трудно жить в

настоящем.

«Наутро снова будет бой. Одинцов ожидал его с желанием: всё равно нет

жизни сейчас на свете и надо защитить добрую правду русского народа

нерушимой силой солдата. «Правда у нас, - размышлял краснофлотец над

спящими товарищами. – Нам трудно, у нас болит душа…Правда есть, и она

записана у нас в книгах, она останется, хотя бы мы все умерли. А этот

бледный огонь врага на небе и вся фашистская сила – это наш страшный сон. В

нём многие помрут, не очнувшись, но человечество проснётся, и будет опять

облаками на небе, будут города и деревни, люди будут опять простыми, и душа

их станет полной…»

И Одинцову представилась вдруг пустая душа в живом, движущемся

мертвяке, и этот мертвяк сначала убивает всех живущих, а потом теряет

самого себя, потому что ему нет смысла для существования и он не понимает,

что это такое, он пребывает в постоянном ожесточенном беспокойстве».

Война и смерть идут рядом. Никто не хочет умирать, но уж если этого не

миновать, нужно встретить смерть достойно.

«Фильченко представлял себе родину как поле, где растут люди, похожие

на разноцветные цветы, и нет среди них ни одного, в точности похожего на

другой; поэтому он не мог ни понять смерти, ни примириться с ней. Смерть

всегда уничтожает то, что лишь однажды существует, чего не было никогда и

не повторится во веки веков. И скорбь о погибшем человеке не может быть

утешена. Ради того он и стоял здесь – ради того, чтобы остановить смерть,

чтобы люди не узнали неутешимого горя. Но он не знал еще, он не испытал,

как нужно встретить и пережить смерть самому, как нужно умереть, чтобы сама

смерть обессилела, встретив его…»

И вот для оставшихся в строю краснофлотцев Паршина, Одинцова и их

командира Фильченко настал тот момент боя, когда человек во имя великой

цели переходит в своей душе границу восприятия мира.

В рассказе «Одухотворенные люди» события происходят под Севастополем,

в горький начальный период войны, когда враг силен, у него много техники.

Современники А. Платонова, грудью защитившие нашу страну от врага, поняли

«одухотворенный» человек, в невыносимо трудных ситуациях боя отключает свой

инстинкт самосохранения и силой своего духа побеждает врага.

А. Дейнека "Оборона Севастополя"

«…Танк уже сполз с насыпи, и Фильченко близко от себя

увидел живое, жаркое тело сокрушающего мучителя, и так мало нужно

было сделать, чтобы его не было, чтобы смести с лица земли в

смерть это унылое железо, давящее душу и кости людей. Здесь одним

движением можно было решить, чему быть на земле - смыслу и счастью

жизни или вечному отчаянию. Разлуке и погибели.

И тогда в своей свободной силе и в яростном восторге

дрогнуло сердце Николая Фильченко. Перед ним, возле него было его

счастье и его высшая жизнь, и он ее сейчас жадно и страстно

переживает, припав к земле в слезах радости, потому что сама гнетущая

смерть сейчас остановится на его теле и падет в бессилии на землю

по воле одного его сердца. И с него, быть может, начнется освобождение

мирного человечества, чувство к которому в нем рождено любовью

матери… Перед ним была его жизненная простая судьба, и Николаю

Фильченко было хорошо, что она столь легко ложится на его душу,

согласную умереть и требующую смерти, как жизни» («Одухотворенные

Книга А. Платонова «Одухотворенные люди», оказавшаяся в

солдатском эшелоне, пошла по рукам - к минометчикам, артиллеристам,

хозвзводу, саперам, санитарам. Замасленная, зачитанная до дыр, с

подпаленными страницами, она не скоро вернулась к своему хозяину.

Сержант, принесший книгу ее законному владельцу, поражался: «…Откуда

он все это так доподлинно знает…»

именно так, а не иначе.

Народный характер Отечественной войны определяется

в прозе А. Платонова главным образом естественным

восстанием всей русской истории, союза многих поколений

против фашизма - в великой битве с врагом защищались от

уничтожения исконное русское правдоискательство, традиционный

национальный дух, который «имеет интегральное

значение», потому что он «объединяет каждого человека с его

народом напрямую, объединяет с живыми и умершими

поколениями его Родины» («Размышления офицера»).

В военных рассказах дума о сражающемся народе как о

кровном сообществе живых с павшими и отошедшими в

прошлое поколениями с особенной силой владеет душой и

сердцем писателя. А. Платонов выражает эту думу не только

публицистически, что само по себе нетрудно, но стремится воплотить

ее в образах, сделать реальной, осязаемо силой в борьбе с

фашизмом. В этом неповторимое своеобразие прозы А.

Платонова военных лет, объясняющее ее странность, ее высокие

достоинства и вместе с тем необходимые издержки: в попытках

пробиться сквозь очевидное, временное и подверженное смерти, к

духовному и вечному, к непобедимой субстанции народного существования

художник порой «интегрировал» конкретных людей до вечного русского

человека, до чистого духа, до того главного, что уже не является

индивидуальным, а составляет нацию в ее стремлении к правде, красоте

и истине.

Задача, которую поставил перед собой А. Платонов,

Показать характер советского человека в Отечественной

войне как итог многовековой работы народа и в то же время

укоренить его в истории - не из легких. Ее выполнение требовало

мирного, спокойного времени и неторопливого эпоса. Но А. Платонов

не оставил решения «на потом», он ясно понимал: победа в войне

обеспечивается не только прочным металлом и истребительной

мощью оружия, но и духовным состоянием солдата, его

ощущением кровной связи поколений, доверивших ему свое будущее.

Фраза «человек отдает себя народу» для А. Платонова не

метафора, а точная, конкретная мысль, которая несет в себе еще и

ту истину, что отданное народу хранится тем свято и бережно. Умирающий

от ран подполковник («Размышления офицера») спрашивает своего

ординарца: «А еще что вышло из меня? Кровь - пустяк, еще

что вышло из меня, изнутри?» - «Боле ничего, товарищ

подполковник, что может быть такого, что из человека выходит…» -

«Нет, врешь… из меня важное вышло, главное… вышло: чем я жил, чем

держался, а теперь я весь пустой, дешевый стал…»

Дедушка Тишка («Рассказ о мертвом старике»), маленький и

сердитый, в одиночку «окоротил» всего немца у деревни

Отцовы Вершки, потому что «тут, на деревне, прошла вся его

жизнь, тут, на погосте, лежали в земле его родители, и тут же

он сам схоронил когда-то своих умерших детей, и младенцев и

взрослых». Почувствовав, что жизнь покидает его,

Тишка опустился на колени, повернулся лицом к деревенским

избам, поклонился им до земли на прощание: «Ну, теперь ты без

меня один живи, добрый и умный! Я тебе больше не помощник! -

вслух сказал дедушка Тишка, обращаясь к тому человеку, которого

он любил и которого никогда не видел».

А. Платонову важно показать историю на примере отдельного

человека, отобразить отдельную судьбу, выпадающую из жизненного

обращения и вновь возрождающуюся к действительности в другом, новом

человеческом существе, ради которого, продолжая дело своих

предков, и хотел принять смерть от врага то же старик Тишка,

поклонившийся напоследок всему прошедшему, что взрастило и воспитало

его, и благословивший на жизнь далекого человека, «доброго и

умного», которого он любил в своем сердце постоянно, но которого

«никогда не видел».

А. Платонов стремился раскрыть в образах сам процесс

духовного обмена между поколениями и движение истории; и то и

другое входило в его понимание народа как постоянно

саморазвивающейся и самосохраняющейся целостности, схваченной кровным

родством и общностью идеалов через матерей, отцов, дедов, детей,

внуков, правнуков… И то обстоятельство, что девятилетний карапуз из

рассказа «Дед солдат» легкой железной тяпкой разрушает мощную

плотину водоема, чтобы преградить путь вражеским танкам, а его дед

в это время, зайдя с тылу, «пополам перешибает немца», является

для А. Платонова высшей гарантией ненапрасности и осмысленности

исторического существования народа. В «Обороне Семидворья» шестеро

погибших солдат, не преданных земле по приказу лейтенанта Агеева,

стоят в полный рост в узкой траншее вместе с живыми воинами и

«продолжают бой» с противником. Прошлое и будущее, «живое» и

«мертвое» активно участвуют в жизненном процессе, образуя, через

самовосстановление обрываемых войной связей, «поле» истории. А.

Платонов необычайно чутко чувствует ситуацию необходимого обрыва в

созидании действительности, момент равностояния между жизнью и смертью,

«ничейную территорию» будущего, на которой должен решиться вопрос,

чему существовать на земле - смыслу и счастью или хаосу и отчаянию.

В рассказе «Штурм лабиринта» артиллерийский полк

готовится к взятию небольшого немецкого городка. Городок старый,

со сложными подземными коммуникациями, в которых укрылись

гитлеровские подразделения с танками, пушками, минометами, - совершенно

нельзя понять, где проходит линия обороны противника, какими

средствами враг располагает, как он может маневрировать в ходе

операции, сколько у него выходов из подземного, мощно укрепленного

лабиринта. Бакланов, командир артиллерийского полка, наводит справки

об истории немецкого города, о плане его глубинных сообщений и т.п.

Идет целое историко-архитектурное научное изыскание. Время от

времени Бакланов отрывается от документов, схем, карт и, для

умственной разрядки, обращается к своему ординарцу Елисею Копцову,

самодеятельному поэту, который на всякий расчет из цифири, не

теряясь, находит с виду шутейный, но очень глубокий и

серьезный ответ. Числовые образы Копцова распространились среди

бойцов под именем «Слово Елисея»: «Что есть два?… Два есть

семья: боец Елисей, да жена его Дарья, Дарья

Матвеевна любезная моя»; «один есть я, боец Копцов, и солнце одно,

и в полку один - полковой командир»; «сто есть жизнь, век

человека! Сто годов деды наши живали и нам завещали». В

побасенках ординарца много народной мудрости, они тоже участвуют в

выработке плана операции по захвату городка, постоянно корректируя

расчеты живыми образами Родины.

Артиллерийский полковник Кузьмин, сбитый с толку блуждающим

огнем противника и его маневренностью под землей, войдя в блиндаж,

« - Елисей, что есть сорок и что есть ничто?

Сорок, товарищ гвардии полковник, есть сумма от

сложения ручьев, протоков и речек, что перешел с боем, а

также и спокойно наш полк в прусской земле, - сообщил

Точно, - вспомнил полковник Бакланов.

А ничто есть пространство меж нами и противником.

Вот что ничто.

В этом ничто вся сумма – то и содержится, где вычитают

нашего брата солдата, - улыбнулся полковник Кузьмин».

Конечно, пройденный полком путь больше, чем «ничто», но

именно на «нулевой полосе» должна сомкнуться разорванная «цепь»

жизненного развития, схлестнуться жизнь со смертью. Подобно тому

как прошлое и будущее сопутствуют народу в его исторической судьбе,

так и смерть с жизнью сопровождают отдельного человека на его

пути. Человек даже в мирное время много раз находится близко к

смерти, солдат постоянно служит при ней, но и тот и другой, порой

не сознавая этого, отводят смерть от себя на будущее. И поэтому

смерти, показывал Платонов, если ею окуплено праведное дело - в

высшем понимании и последнем выводе, - не существует; она есть

необходимое творчество жизни, самая жизнь в ее естественно

понятом стремлении, такая же неизбежная, как возрожденческое падение

достигнувшего абсолютной зрелости плода или отмирание зерна в

почве, «почувствовавшего способность» дальнейшей жизни. «Смерть

победима, - писал А. Платонов, - потому что живое существо,

защищаясь, само становится смертью для той враждебной силы, которая

несет ему гибель. И это высшее мгновение жизни, когда оно

соединяется со смертью, чтобы преодолеть ее, обычно не запоминается,

хотя этот миг является чистой, одухотворенной радостью»; «принять

на себя удар смерти, направленный в народ, - этого

достаточно, чтобы быть счастливым и в огне».

Народ в целом, считал Платонов, также не однажды

подстерегает участь рабства или опасность стать исключительным

достоянием книжной истории - строительство социальной истины народом

не может питаться ни бесхребетным, парализующим общество добром,

ни жестокой волей, вытравляющей из общества душу; народ должен

созидать себя по исторической необходимости, складывающейся из его

жизни в человечестве. Кирей («Сампо»), возвратившись в деревню

Добрая Пожва, не застал в ней ни одного жителя, его встретили

«одно водяное колесо… и мертвое железное тело электрической

машины», и тогда он подумал, что одного добра мало для жизни:

«добрая жизнь податлива на смерть, как видно стало на войне», и

решил «сработать своими руками самое важное и неизвестное: добрую

силу, размалывающую сразу в прах всякое зло».

Рассказы А. Платонова не дают представления о

событийной хронике войны, но по ним можно судить наверное о том, что

происходило «внутри» врага и «внутри» советского народа; почему один

солдат сражался после ожесточеннейших боев под Москвой с постоянно

обновляющейся духовной свежестью, а другой, поработив пол-Европы и

легко дойдя до столицы чужой страны, повел войну «с прогрессирующим

истощением физических и моральных сил».

Война, как сшибка огня и металла, мало интересовала А.

Платонова. Его увлекали не столько оперативные дела армии и

фронта, сколько люди. Он впитывал все, что видел и слышал, глазами

художника. Война для А. Платонова, даже с ее профессиональной

стороны, связанной с планированием операций, использованием техники -

свободная реализация народного таланта, все та же крестьянская и

рабочая умелость делать все своими руками. «Во всякой работе для

солдата есть воспоминание о мирной жизни, и поэтому он трудится со

старанием и чувством любви, словно пишет домой письмо» («На Горынь-

Гитлеровского воина А. Платонов знал не понаслышке – писатель

участвовал в наступательных боях наших войск, попадал под бомбежки,

присутствовал на допросах перебежчиков, пленных солдат и офицеров,

постоянно интересовался народным мнением о завоевателе. Мать

(«Пустодушие») на вопрос малолетнего сына: «…А какие фашисты?»-

отвечает: «Немцы… они пустодушные… Они за свои грехи чужую кровь

проливают, оттого и пустодушные». – «А мы какие?» – узнавал ребенок. «А

мы – нет. Мы сами свою кровь проливаем и сами свое горе терпим.

Мы, когда грешны, свой грех на другого не валим».

Что стоит за поступками врага? - значение этих «данных»

писатель ценил наравне с донесениями разведки о тактических и

оперативных намерениях противника. Он живо интересовался семейной

перепиской немцев, если таковая попадала в наши руки, в письмах ему

открывались и «самочувствие» немецкого фронта и тыла, и житейские планы

и желания немецких матерей, жен, детей на «после окончания войны», и

другие обыкновенные мелочи, которыми так богато мирное время. Но самое

важное, конечно, - как сами немцы понимают собственное положение и главным

образом - мирные, тыловые, особенно после ощутимых ударов по захватчику на

Восточном фронте зимой 1944 года. Гитлеровский солдат еще пытается

сохранять внешнюю «форму», он еще сильный, как говорят советские бойцы в

рассказе «Три солдата», но уже не в состоянии держать фронта.

« - Веры у них не стало. А без веры солдат как

былинка, - он умереть еще может, а одолеть ему неприятеля уже трудно

бывает... А что смерть без дела?

Была же у них вера...

Была, конечно. А теперь об нас истерлась...

Теперь томиться немцы стали».

Анализируя подлинные письма из Германии («Внутри

немца»), адресованные гитлеровским солдатам на Восточный фронт и полные

недоуменных вопросов: почему фронт сломлен, отчего все лучшее от нас

уходит, А. Платонов не без основания замечает, что в самих вопросах,

поставленных таким образом, содержится и ответ на них, что эти вопросы

свидетельствуют уже о психологической глубине заблуждения мирного немца, у

которого настоящая историческая вера и реальное понимание социальной истины

методически вытравлены и подменены привычкой жить отвлеченной жизнью. «Это

имеет для немцев огромные, трагические последствия», - пишет А.

Платонов. Без правильно понятого будущего «не только нельзя спастись, но

даже невозможно перед смертью придумать в утешение какой-либо «сон

золотой», последний эффектный обман уцелевших еще остатков народа».

В исследование психологии фашизма, а ею писатель

занимается прямо или косвенно во всех военных произведениях, А. Платонов

вложил многое из своего духовного опыта.

Творческий путь художника в своей психологической

основе, в вопросах, которыми он всю жизнь занимался, в характерах, к

которым он тяготел, в столкновениях и коллизиях, которые его привлекали,

как бы заново был повторен в прозе военных лет во всей своей

протяженности.

В рассказе «Пустодушие» прозаик называет «чистый разум» и

его «критику» интеллектуальным идиотизмом, в публицистической статье-

обзоре «Среди немца» он сравнивает гитлеровскую властвующую клику

со средневековыми алхимиками, пытавшимися добыть золото и эликсир

жизни из дешевых подручных средств или освободить солнце из огурца.

В идее «фюрера» о подчинении западной культуры организующей воле

техники А. Платонов видит верх безумия и самоуничтожения – это все

равно, отвечает он, что палить из винтовки, стреляющей себе в затвор.

« Ясно… - говорит А. Платонов, тут мы имеем дело с новым

средством обмана своего народа (мы, дескать, скоро откуем такой

меч, которым нам удастся все же обезглавить мир и завоевать его, -

потерпите только, немцы, еще немного), но, кроме того», это само по себе

«является доказательством идиотизма фашистских идеологических деятелей и

выражением их презрения к немцам, как народу дураков». Наука и техника,

по А. Платонову, могут свершить «чудо», но только в сотрудничестве

со всем прогрессивным миром, а не вопреки ему, не в одиночестве и не

«впереди прогресса».

Фашизм, по А. Платонову, обречен с самого начала именно потому,

что пренебрег мудростью истории, которая начала уничтожать его с

тыла, и, уже смертельно раненный, он начал кое о чем догадываться: все

лучшее от немцев уходит.

Проза А. Платонова затрагивала самые сокровенные чувства и

мысли человека на войне, те, до которых человек неминуемо доходит

самостоятельно в грозных обстоятельствах и которые служат ему

одновременно и утешением в судьбе, и надеждой, и правом поступать

именно так, а не иначе.

А. Платонов действительно странен, фантастичен, как угодно

можно сказать, но он жертвует реальным ради безукоризненно точной

правды нравственной и психологической.

В самом деле, в рассказе «Неодушевленный враг» советский

солдат и гитлеровец оказывается рядом, засыпанные толстым слоем

земли. Безоружные противники обживаются там, словно в землянке, мало

того: еще и ведут длинный разговор на русском языке. Рудольф Вальц,

в частности, владеет не просто русским литературным языком, но говорит

на особом платоновском наречии. Для писателя в данном случае не

существует ни языковой преграды, ни вопроса о том, каким образом можно

под неслежалой, сыпучей землей сделать изнутри нечто вроде

микропространства, чтобы видеть всего немца и оценить его физические

возможности, вдобавок ко всему, не напрягаясь, говорить там, где

открывать рот уже проблематично. Но то, что знает каждый, - не дело

искусства. А. Платонову важно показать - без оружия и элементарного

применения физической силы – нравственный поединок двух миров. И эта

словесная схватка телесно тщедушного и изнуренного бойца с упитанным

фашистом совершенно уничтожает, деморализует последнего. Исход борьбы

(рассказ ведется от первого лица) выявлен чисто по-платоновски: «Немец

вдруг обнял меня и попросил, чтоб я умер».

В военной прозе А. Платонова изменилось качество добра, не в

том, конечно, примитивном смысле, что добро должно быть «с кулаками», а в

новом, более точном понимании писателем «элементов» терпения и страдания

как огромной внутренней силы и нравственного достоинства человека. А.

Платонов очень близко подошел к психологической сердцевине

подвижничества, подвига, бесстрашно сняв с этих явлений покров ложно -

героического пустословия.

В годы войны он особенно много размышлял о страдании и смерти

– к этому предрасполагало и народное горе, и обстоятельства личной судьбы.

А. Платонов с женой и сыном. 1942 г.

На войне А. Платонов несколько раз попадал в трудные фронтовые

переделки, похоронил сына, тестя (тот умер в блокадном Ленинграде), потерял

из поля зрения отца (семидесятидвухлетнего старика оккупанты увели из

Воронежа в неволю, он отыскался уже после войны в Бессарабии).

А. Платонов с женой.

Факсимиле

письма А. Платонова

«…Я сделал здесь на войне столь

важные выводы из… смерти»… «Любовь, смерть и душа – явления совершенно

торжественные…» Что же такое подвиг – смерть на войне, как не высшее

проявление любви к своему народу, завещанной нам в духовное наследство?

Какой смысл в подвижничестве без терпения и страдания? Мужество тем

выше, чем глубже горе – одного без другого не бывает…

Крестьянка развешивает детские пеленки на стволе пушки подбитого

«фердинанда»; старик, словно бессмертный, деловито косит рожь на

заминированном поле. Это ведь не случайно А. Платонов заметил –

здесь не упоение и наслаждение страданием, обессиливающим человека, здесь

нечто другое: обыденное - на уровне естества – мужество, умение жить

всякой жизнью как обыкновенной. Случаются катастрофы, которые нельзя

победить сразу, но которые можно превозмочь терпением и страданием…

Терпение и труд все перетрут, народом не праздно сказано.

Именно присутствием таких качеств в доброй душе народа -

трудолюбия и терпения, помноженных на чувство народной правды, и

объясняет А. Платонов нашу победу в Великой Отечественной войне.

В рассказе «Сержант Шадрин» А. Платонов, по его словам, изложил

историю лишь одного нашего молодого человека, нашего воина, - не одного из

самых лучших, но среднего из сотен тысяч таких же прекрасных молодых наших

воинов. «Он и до войны уже был тружеником и принял войну как высший и самый

необходимый труд, превратив его в непрерывный, почти четырехлетний

подвиг…Сейчас уже не может вспомнить Шадрин, сколько тысяч верст прошли его

молодые ноги, и как в сновидении встают в его воображении сотни деревень,

поселков и городов, малых, больших и великих, за каждый из которых был бой,

за каждый из которых пали, уснув вечным сном, близкие товарищи. И сколько

горя пришлось пережить Шадрину, навсегда расставаясь с погибшими друзьями,

сколько раз дрожало его сердце, когда он всматривался в последнюю минуту в

дорогое утихшее лицо друга перед вечной разлукой с ним! Он не знал, как

могло вместиться столь много чувства и памяти в одно солдатское сердце…

снова был бой. Сутки непрерывно дрался Шадрин на Эльбе, но это был уже

последний бой войны. После боя Шадрин умылся в Эльбе, лег на землю и

посмотрел на небо. Ясность неба и его бесконечность были родственны его

душе. «Все! – сказал вслух Шадрин. – Свети теперь солнце, а ночью –

звезды!» - и уснул». Текст и стиль повествования в этом рассказе напоминают

старые русские былины о чудо-богатырях, спасших родину от врага. Этот

молодой солдат «совершил то, чего никто еще не совершал; велика его душа;

благородно его дело и прекрасна его молодость, вся исполненная подвига». В

конце рассказа А. Платонов делает обобщающий вывод о неразрывной связи

нашей армии с народом: «Но пожизненно останется в душе Шадрина чувство

вечной, кровной связи с армией, ставшей для него семьей, домом и школой за

годы войны. Пожизненно долг и честь останутся законом его сердца и

поведения, и пожизненно он будет тружеником – на хлебной ли ниве, в

мастерской завода или в солдатском строю, - потому что он воспитан в

подвиге, а подвиг есть высший труд, тот труд, который оберегает народ от

смерти. И этот новый труд солдата подобен жертве матери, рождающей народ. И

так же у нас священно существо солдата, как священна мать».

Одна из самых излюбленных тем А. Платонова – «возвращение». Она

всегда насыщена большим психологическим содержанием: это не столько

возвращение к исходной точке жизни (дому, родине, детству), сколько к себе,

своей подлинной сущности, с которой вдруг снимаются наслоения прожитых лет,

но сохраняется опыт человеческой зрелости.

Один из рассказов недаром так и назван – «Возвращение». В нем

господствуют два мотива, которым суждено было стать очень популярными в

литературе о войне: «дом» и «дорога». С «домом» и «дорогой» связаны

жизненные ощущения героя, каждый из мотивов освещен женским образом.

Тревожная жизнь живет в душе Иванова, вернувшегося к семье, им забыто

давнее, довоенное, а недавнее не изжито, существует как «норма», как мерило

сегодняшнего. Уже поэтому его возвращение чревато драмой.

Капитан Иванов устыдится своего равнодушия к

двенадцатилетнему сыну Петрушке «от сознания того, что Петрушка

нуждался в любви и заботе сильнее других», а у него не находилось

любви и заботы на такого человека, угрюмого в деловитости и серьезности,

даже наводящего подспудный страх своим умением держать в черном теле и

мать, и сестренку. Какая-то внутренняя преграда мешает Иванову не

только понять Петрушку, но и жену, Любовь Васильевну, и неожиданно

заплакавшую на его руках дочку.

А. П. и С. П. Ткачевы. Снова жизнь. Фрагмент. 1983 – 1985 гг.

Иванов, отвыкший на фронте ото всего, что не относилось к

его непосредственному воинскому долгу, не может осознать, какая большая

жизнь прожита Петрушкой, - ведь за его характером скрывается целая

законченная человеческая судьба, пройденная за четыре года.

В упоении победным боем Иванов как-то уж слишком оторвался от

тыла, перестал его ощущать в безостановочном наступлении за

ненадобностью, обособился в своей «непогрешимости», уверился в мысли,

что именно его дело и было всей жизнью. Маленькая частица жизни,

Иванов присваивает себе исключительное право судить о жизни, лишая

этого права других. И сколь несостоятельным вдруг оказывается он в

своих завышенных притязаниях после слов Петрушки: «У нас дело есть,

жить надо, а вы ругаетесь, как глупые какие…»

В нравственном непрямом споре с Петрушкой Иванов очень

проигрывает – сын заботится о целостности семьи, отец настаивает на

своей мнимой непогрешимости и своем ложном праве, и он знает это,

чувствует также и превосходство Петрушки, и оттого с новой силой на него

накатывает гордыня, граничащая уже с капризом. И внезапное решение

порвать с семьей – Платонов здесь удивительно проницательный психолог –

если прикинуть, поостыв, на разум, эта невольная выходка должна ему

самому, Иванову, сказать, что и он, тертый солдат, не лишен внезапной

минутной слабости. Но полное прозрение поразит Иванова в вагоне поезда,

когда он увидит бегущих за ним детей – совесть, страх и сознание вины за

дальнейшую судьбу семьи заговорят в нем одновременно: «Он увидел

вдруг все, что знал прежде, гораздо точнее и действительней. Прежде он

чувствовал жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а

теперь коснулся ее обнажившимся сердцем».

Платонов сталкивает два возвращения Иванова: в начале рассказа и в конце

его. Сердечная оглушенность – следствие войны изживается героем в

результате сильного душевного потрясения, изживается навсегда.

Война, как со всей очевидностью прояснились размеры этого горя

после ее окончания, не только воедино собирала народ в борьбе с

врагом, но и бестрепетно, жестоко разрушала «достоверное счастье»,

порождая в большом количестве сирот, вдов, мужчин-одиночек, - будущее

народа, судьба детей в послевоенном мире становилась естественной

проблемой, такой же жгучей и необходимой, как восстановление крова над

головой, возрождение запущенного поля и пуск разрушенного завода.

За три года и два месяца спецкорства на фронтах А. Платонов

написал большое количество очерков и рассказов.

А. Платонов. «Рассказы о родине». 1943 г.

Он активно печатался, кроме газет «Красная звезда» и «Труд», в

журналах «Новый мир», «Октябрь», «Знамя», «Дружные ребята»,

«Красноармеец», «Краснофлотец», «30 дней».

Несколько раз выходили отдельными книжками его рассказы

«Одухотворенные люди» и «Броня», в войну увидели свет сборники

рассказов «Под небесами Родины» (1942), «Рассказы о Родине» (1943),

«Броня» (1943), «В сторону заката солнца» (1945). Это было трудно

добытое количество, цельное и неделимое по качественному образованию,

потому что писатель руководствовался в постижении войны не географией,

не эффектным случаем или событием, а извлекал «философию» народного

существования на войне из обыденного, бросового и для иного журналиста

невыигрышного и неинтересного материала – из тяжкой повседневности

фронта и тыла, которая под пером художника обретала возвышенный, священный

характер.

Написанное А. Платоновым во время войны - прежде всего

свидетельство этического поведения художника в ситуации смертельной

схватки двух непримиримых миров – своей прозой он работал исключительно и

только на победу, пренебрегая сермяжной бытовой правдой, неизбежно

сопутствующей крупным общественным потрясением, и всем тем, что

расслабляюще действует на человека, уводит его от главного, лишает

крепкой нравственной основы. Он работал на победу так же (в смысле

понимания и чувствования общенациональной и общечеловеческой задачи), как

это делал испокон веку народный героический эпос, интегрирующий русский

люд до бессмертного богатыря, тяжелая поступь коня которого эхом

отдавалась и в прошлом, и в будущем.

Предельно экономя на слове, А. Платонов достигал необычайной

глубины в мыслях, непрерывно питая душу и сознание сражающегося

советского человека той простой, древней и великой истиной, что его

дело правое – к нему взывает грядущее и взыскует прошедшее: жизнь –

закон, и смерть его только подтверждает, а не отрицает; дух вечен, и

бренность тела это доказывает; народ неуничтожим, если во имя него

сознательно погибает отдельный человек; зло бессильно, ибо ему

приходится прибегать к уничтожению добра…

А. Платонов стремился материализировать в

рассказах духовные понятия, спасительная ценность которых никогда не

подвергалась сомнению, самую форму художественных произведений он

использовал для проповеди немногих, основных, бесспорных истин, издревле

сопутствующих человеку в его нелегком историческом пути, - истин,

постоянно освежаемых историей и людскими судьбами.

Открытие А. Платоновым очевидного

А. Платонов. 1944 г. оценили, однако,

немногие (А. Толстой,

Н. Тихонов): одни усматривали в рассказах писателя

мистику; другие находили в них примитивные представления художника о

смерти, подвиге и смысле жизни. Вл. Лебедев в статье «Литературные

выкрутасы» заявлял: «Вместо того, чтобы писать правду жизни, он

сочиняет нелепых, несуществующих людей, навязывает им полумифические,

кликушеские мыслишки, искажая этим облик людей нашей Родины». «Герои

А. Платонова… отрицают смерть не в том смысле, что они, как и все люди,

не хотят смерти и, понимая ее разумом, не принимают, не верят в нее

чувством. И не в том высоком смысле, что дело жизни, за которое умирает

человек, преодолевает и самую смерть, делает ее оправданной в своей

необходимости, хоть и трагической, неизбежностью. Нет. Герои А.

Платонова отрицают смерть буквально».

Под сомнение ставилось главное – патриотический характер

написанного А. Платоновым.

К сожалению, подобные упреки имеют живучесть сорняка. Но,

тем не менее, идеи А. Платонова – все то, от чего он освобождался и чему

поклонялся, - поверялись войной, последним испытанием, и художник вышел из

огня победителем. Весь его творческий путь, не исключая и заблуждений на

нем, будучи воспринятым через войну, являет собой редкий образец

думы о главных вопросах человеческого бытия, думы, в которой нет ничего

случайного или мелочного, - писатель все время держался генерального

нерва эпохи, чутко ощущая оголенные болевые точки в жизни человечества

первой половины нашего столетия. Своим искусством он столь естественно,

органично и прямо вмешался во второй смертельный конфликт ХХ века, как

если бы был рожден для того, чтобы отвести мир от великой опасности,

вложив в руки правого грозный духовный меч, которым не обладал

противник, надеявшийся на прочность металла и убойную силу пушки.

Знамя Победы

Е. Халдей

Берлин. Май

Первая потребность души – память и справедливость. Этой глубокой

потребности человеческого сердца и служат произведения великого А.

Платонова, художника, обратившегося к нам – после всех народных жертв и

страданий - с мужественным призывом «суметь жить… той высшей жизнью,

которую нам безмолвно завещали мёртвые; и тогда, ради их вечной памяти,

надо исполнить все их надежды на земле, чтобы их воля осуществилась и

сердце их, перестав дышать, не было обмануто. Мёртвым некому довериться,

кроме живых, - и нам надо так жить теперь, чтобы смерть наших людей была

оправдана счастливой и свободной судьбой нашего народа и тем была взыскана

их гибель».

Список литературы

1. Платонов А. Потомки солнца: Повести и рассказы. М.:

Советский писатель. Составитель М. А. Платонова. 1974.

2. Платонов А. У человеческого сердца: Рассказы. М.: Детская

литература. Вступительная статья Е. Краснощековой. 1981.

3. Платонов А. Ювенильное море: Повести, рассказы, публицистика,

пьеса. М.: Центрально-Черноземное книжное издательство. 1988.

4. Подаревский Э. Одухотворение // Литература и искусство. 1943.

5. Лебедев В. Литературные выкрутасы // Правда. 1944. 27

6. Четунова Н., Бобровская Е. Советский патриотизм и советская

литература // Советская книга. 1946. № 2. С. 48.

7. Шкловский В. Современность и злободневность // Литература и

искусство. 1943. № 15.

8. Полторацкий В. Андрей Платонов на войне // Платонов А.

Смерти нет! Рассказы. М: Советский писатель, 1970. С. 4 -

9. Ортенберг Д. Грани мужества // Литературная Россия. 1973.

10. Васильев В. Андрей Платонов: Очерк жизни и

творчества. М.: Современник. 1990.

11. Энциклопедия для детей. Т. 10. Русская литература. Ч. 2. Русская

литература ХХ века. // Главный редактор М. Д. Аксенова. М.:

Аванта+. 1998.

12. Ласунский О. Житель родного города: Воронежские годы Андрея

Платонова. М.: Издательство Воронежского государственного

университета. 1999.

-----------------------

А. Платонов. 1942 г.

Народное ополчение. Архив, 1941 г.