«Котлован» — повесть А.П. Платонова. Повесть представляет собой редкое исключение в творчестве Платонова: автор указал точную дату ее создания: «декабрь 1929 — апрель 1930 г». Но в данном случае имеется в виду не столько период работы автора над произведением, сколько время изображенных в ней событий. Повесть была написана в начале 30-х гг., о чем говорит, например, упоминание о необходимости сеять сою, указывающее на проводившуюся тогда кампанию массового внедрения этой сельскохозяйственной культуры.

«Котлован» впервые был опубликован в 1969 г. в журналах «Грани» (ФРГ) и «Студент» (Англия). В 1973 г. повесть напечатана отдельной книгой в издательстве «Ардис» (США) с предисловием И.А. Бродского. В СССР в 60—80-е гг. «Котлован» распространялся в «самиздате». В 1987 г. повесть впервые опубликована на родине автора в журнале «Новый мир». Этот вариант текста повести был переиздан в книге «Платонов А. Ювенильное море» (1988 г.). Более полный текст повести, восстановленный по авторской рукописи, переиздан в книге «Платонов Д. Взыскание погибших» (1995 г.).

В повести «Котлован» Платонова отразились главные события проводившейся в СССР первой пятилетки (1929—1932 гг.): индустриализация и коллективизация. Содержание «Котлована» внешне вписывается в советскую производственную и деревенскую прозу конца 20-30-х гг. («Цемент» Ф. Гладкова. «Соть» Л. Леонова, «День второй» И. Эренбурга, «Гидроцентраль» М. Шагинян, «Бруски» Ф. Панферова, «Поднятая целина» М.А. Шолохова). Но это сходство лишь отчетливее выявляет своеобразие платоновской повести. Оно состоит в понимании автором обреченности переустройства природы и общества, основанного на изнуряющем физическом труде и насилии.

В первой части произведения изображено строительство «общепролетарского дома», который является символом социалистического общества. «Здание социализма» предназначалось для вселения трудящихся целого города, но стройка застопорилась на стадии рытья котлована под его фундамент. Во второй части действие переносится в деревню, подвергнутую «сплошной коллективизации». Здесь аналогом «общепролетарского дома» становится «оргдвор», где сбиваются в «покорное стадо» (Ф.М. Достоевский) колхозники, провожая к холодному морю раскулаченных крестьян.

Образ «общепролетарского дома» в повести отличается многослойностью: в его основе — мифологический образ дерева, который может выступать и в качестве модели всей вселенной. Символика «дерева» просвечивает в образе «вечного дома», он должен укорениться в земле, подобно мировому древу древних мифов. Фундамент «дома» закладывают с надеждой, что сажают в землю «вечный корень неразрушимого зодчества». «Стройка социализма» изображена в контексте библейской легенды о Вавилонской башне, как новая попытка человечества построить «город и башню, высотою до небес... ». Замыслы превратить землю в «уютный дом», исправить несовершенство сотворенного Богом мира символизировали надежду на достижение «всеобщей гармонии» и указывали на генетическую связь проекта «общепролетарского дома» с образами «кристального дворца» и «здания всеобщей гармонии», повторявшимися в «Зимних заметках о летних впечатлениях», «Записках из подполья», «Преступлении и наказании», «Братьях Карамазовых» Ф.М. Достоевского. «Кристальный дворец» в «Зимних заметках...» представлял собой описание реального дворца, построенного в Лондоне в 1851 г. для проведения всемирных выставок. В «Записках из подполья» «хрустальный дворец» напоминал «чугунно-хрустальное» здание из романа Н.Г. Чернышевского «Что делать?» и вызывал в памяти проект дворца для людей общества всеобщего равенства, придуманный Ш. Фурье.

Образ-символ «дома-башни» в «Котловане» обогащается смыслами, приобретенными искусством авангарда, стремившегося моделировать технические конструкции, ограждающие человека от природы. Вершиной искусства авангарда стал «Памятник Третьему Интернационалу» (1920 г.), созданный архитектором В.Е. Татлиным в форме вавилонского зиккурата. Образ татлинской «башни» вдохновил пролетарского поэта А. Гастева. В толковании последнего, сооружение «гиганта из железа» служило оправданием насилия над природой и человеческих жертв: «На жутких обрывах земли, над бездною страшных морей выросла башня, железная башня рабочих усилий. ...Люди падали в ямы, земля их нещадно жрала». «Башни» Татлина и Гастева трансформировались в «Котловане» в образы «неизвестной башни», которую видит Вощев, вступая в город, где идет стройка, и «башни посреди всемирной земли», в построение которой верит инженер Прушевский. Цель строительства «обшепролетарского дома» и «башен» в «Котловане» Платонова совпадает с предназначением конструкции Татлина: «подняться над землей, преодолеть материю...».

Одним из источников проектов «преодоления материи» была работа «Всеобщая организационная наука» А.А. Богданова—теоретика и организатора Пролеткульта. Богданов видел высшую цель пролетарских трудовых коллективов, растворяющих в себе отдельную личность, способную пожертвовать собой, чтобы «начать свою работу над окружающим, внечеловеческим миром». Платоновское определение гармонии как «совершенной организации материи по отношению к человеку» («Пролетарская поэзия») обнаруживает связь с философией богостроительства Богданова, А.В. Луначарского, М. Горького, суть которой заключалась в обожествлении коллектива-«массы» и религиозном переживании жертвенного слияния человека с человечеством и вселенной.

Мечты об «организации» (термин Богданова) природы коллективом пролетариев, овладевшим новейшими достижениями науки и техники, были близки Платонову (он в октябре 1920 г. в Москве на Первом Всероссийском съезде пролетарских писателей слушал доклад теоретика Пролеткульта).

Герои Платонова верят в технику, с помощью которой хотят защитить людей «от диких стихий неупорядоченного мира» («Эфирный тракт»). Один из них — инженер Прушевский в «Котловане» — мечтает о глобальном преобразовании облика земли коллективными усилиями объединившегося человечества. В «Котловане» в качестве средства спасения людей от враждебной природы предлагается проект «общепролетарского дома».

Платонов унаследовал от Достоевского прием создания образов-«двойников». В романе «Бесы» действовали двойники Кириллова, Ставрогина, Петра Верховенского, Шигалева, образы которых воплощали разные варианты философской идеи автора. В «Котловане» одна из такого рода образных пар представлена линиями «Прушевский — Вощев», «Прушевский — Чиклин». Надежда странствующего за истиной Вощева на то, что построение «общепролетарского дома» изменит жизнь людей хотя бы в будущем, и страстное желание отыскать ответ на вопрос: «Отчего устроился весь мир?» — заставляют Прушевского заподозрить в Вощеве своего двойника. Действительно, Вощева многое сближает с автором проекта здания светлого будущего: оба страдают от «неистинности» жизни, понимая, что люди живут бессмысленно, оба стремятся спасти и сохранить хрупкую человеческую жизнь. Вощев собирал и «сберегал всякие предметы несчастья и безвестности», Прушевский строил дом, предназначенный «охранять людей». Проект «вечного дома» инженера Прушевского проверяется степенью его соответствия духовным запросам Вощева. Землекоп Чиклин, подобно Прушевскому и Вощеву, мучается от сознания незащищенности людей. Чиклин наделен особым, отличавшим самого Платонова, отношением к умершим. Из его уст звучит христианская истина: «Мертвые тоже люди». Чиклин и Прушевский обнаруживают, что в юности испытали любовь к одной девушки, с которой вновь встретились при трагических обстоятельствах. Это Юлия — умирающая мать Насти, случайно найденная Чиклиным. Желание сберечь жизнь истощенных непосильным трудом рабочих котлована рождает в голове землекопа проект использования оврага для расширения котлована («овраг» всегда оставался в платоновском мире символом «адова дна»). Мечта Чиклина превратить овраг в фундамент «вечного дома» продиктована стремлением добиться бессмертия.

В то же время у образов Вощева и Прушевского есть параллели и в творчестве Достоевского. «Я клоп и признаю со всем принижением, что ничего не могу понять, для чего все так устроено», — говорит Иван Карамазов брату. В его словах звучит тот же вопрос об устройстве мира, который не дает покоя платоновским искателям истины.

В «Котловане» мотив переустройства жизни переплетается с традиционным для писателя мотивом странствия в поисках истины. Платонов верил, что странствуя, человек может понять истину, пропуская пространство через себя. Безработный Вощев становится странником поневоле, он ночует в «теплой яме» (что в платоновском мире означает состояние, близкое к смерти). Попав на стройку, герой Платонова обнаруживает строителей социализма в бараке, где они спят вповалку на полу, изможденные до полусмерти непосильным трудом. Существование землекопов сравнивается с пребыванием на «дне» ада. Описание строительства «общепролетарского дома» напоминает «Рассказ... о Кузнецкстрое...» В.В. Маяковского (1929 г.), где рабочие в грязи, голоде и холоде строят «город-сад», и картины художников того времени П.И. Шолохова «Строительство» (1929 г.) и П.И. Котова «Кузнецкстрой. Домна № 1» (1930 г.).

Землекопы, увеличивая и углубляя котлован, пытаются повторить то, что удавалось героям ранних платоновских рассказов «Маркун» (1921 г.), «Сатана мысли» (1921 г.), сумевших сделать двигатель, заново сотворивший мир: объединить человечество и перестроить планету. Их усилия направлены на то, чтобы овладеть тайной превращения мертвой материи в живую.

Религиозное отношение к коммунизму определяется верой героев Платонова в то, что новое общественное устройство обеспечит людям бессмертие. Переселение в «вечный» «общепролетарский дом» означает осуществление рая на земле.

Но котлован становится все больше, образуется яма, которая превращается в могилу сироты Насти, удочеренной землекопами. Девочка — символ России будущего — погибает вслед за своей матерью, дочерью владельца кафельного завода, «буржуйкой», судьба которой — история одичания и гибели человека в жестоком мире. Мотив превращения человека в «обросшее шкурой» существо усиливается появлением в повести необычного персонажа — медведя-молотобойца (мотив превращения человека в медведя ранее прозвучал в поэме Маяковского «Про это»).

Финал «Котлована» Платонова показывает, к чему приходят герои, рвущиеся к «возвышению» над миром, к власти над материей, открывающей возможность бессмертия. Они не попадают в рай небесный и не могут создать рай земной. В повести в жертву «будущей гармонии» приносят само будущее, воплощенное в образе сироты Насти. Смерть ребенка приводит Вощева в отчаяние.

Проблематика повести А. Платонова «Котлован»

Повесть А. Платонова «Котлован» описывает события индустриализации и коллективизации, которые происходили в России в 20–30 годы прошлого столетия. Как известно, это время в истории нашей страны отличалось драматическими перегибами и нелепостями, оборачивающимися трагедией для огромного большинства людей. Эпоха крушения всех прежних основ и стала предметом авторского внимания в повести. Платонов выбирает очень специфическую форму для изложения событий - все в его повести перевернуто с ног на голову, все искажено, гипертрофировано и полно парадоксов.

Таким образом, и форма у Платонова становится содержанием. Парадоксальное изложение событий и исковерканный официальными штампами русский язык показывает, насколько глупо, нелепо и страшно все происходящее в стране.

Местом действия Платонов сделал неизвестный городок и его окрестности, а также безымянную деревню. На протяжении всего развития действия люди работают. Они почти не отдыхают. Они роют котлован, как будто хотят «спастись навеки в пропасти котлована». И здесь сразу же возникает парадокс: как можно спастись на дне пропасти, да еще и навеки? Люди живут страшной и ужасной жизнью, которую даже существованием назвать сложно. Автор постоянно сравнивает их с мертвецами: они живут «без излишка жизни», они «худы, как умершие», падают после работы, «как мертвые», а иногда и спят в гробах. Замуровав умершую женщину в каменном склепе, рабочий Чиклин произносит: «Мертвые тоже люди». Все это напоминает «Мертвые души» Гоголя: о мертвых говорят, как о живых, а живые уподоблены мертвым. Только в повести Платонова гоголевская символика обретает еще более страшный и жуткий смысл.

Следующий парадокс в том, что люди, копая все глубже вниз и углубляя котлован, строят гигантский высокий «общепролетарский дом». Чем глубже они копают, тем труднее поверить в то, что огромный дом - башня будет выстроен на месте этого котлована. В отношении людей, работающих на строительстве котлована, возникает очень интересная параллель с героями горьковской пьесы «На дне». Землекопы тоже живут на дне жизни, и каждый из них придумал «идею спасения отсюда». Один желает переквалифицироваться, второй - начать учиться, третий (самый хитрый) уйти в партию и «скрыться в руководящем аппарате». Невольно возникает вопрос: а что изменилось со времен написания пьесы? Люди живут в таких же, да еще и худших условиях, и не подняться им на поверхность.

Герои почти не думают о том, что они делают. Весь ритм жизни не позволяет им делать это, а бесцельная работа отупляет так, что ни одной мысли просто уже не остается. Однако в повести есть свой герой-правдоискатель. Мы смотрим на происходящее его глазами. Это Вощев, человек, который не может найти себе место в новом мире именно потому, что все время задумывается над тем, какая цель у всего происходящего. Уже сама фамилия его ассоциируется со словом «вообще».

Он ищет смысл общего существования. Он говорит, что своя жизнь ему не загадка, ему хочется увидеть некий общий смысл жизни. Он не вписывается в жизнь и не желает подчиняться бездумной деятельности. Вощева уволили с завода «вследствие … задумчивости в нем среди общего труда». Он твердо убежден, что «без думы люди действуют бессмысленно». Он произносит очень важную фразу: «Как будто кто-то один или несколько немногих извлекли из нас убежденное чувство и взяли его себе». Люди живут только по указке сверху. Они радио ставят для «заслушания достижений и директив», а активист «при непогашенной лампе» всегда на посту, потому что он ждет, не подъедет ли кто среди ночи с очередным указанием.

Вощев обеспокоен даже не тем изнурительным трудом, который ему приходится выполнять, как и всем остальным. Его волнует, что душа его «истину перестала знать». Слово «истина» воспринимается в повести как нечто смущающее общую картину бессмысленности. Один из героев, Сафонов, боится: «Не есть ли истина классовый враг?». И если ее избегать, то она может присниться или предстать в форме воображения.

В фамилии Вощева угадывается не только намек на слово «вообще», в ней явно слышится и слово «тщетность». Действительно, все попытки главного героя найти истину остаются тщетными. Поэтому он завидует птицам, которые могут хотя бы «воспеть грусть» этого общества, потому что они «летали сверху и им было легче». Он «тоскует» о будущем. Само сочетание несовместимых слов уже наталкивает на мысль о том, какое же будущее ждет людей.

Тема будущего воплощена в образе девочки Насти, которую рабочие приводят на котлован после того, как у нее умерла мать (или оттого, что она «буржуйка, или от смерти»). Сафонов, сделав «активно-мыслящее лицо», говорит: «Нам, товарищи, необходимо иметь здесь в форме детства лидера будущего пролетарского света».

Имя девочки - Настя - тоже оказывается у Платонова говорящим. Анастасия переводится с греческого языка как «воскресшая». Таким образом, в ней воплощается надежда на воскрешение. Тема воскрешения также становится очень важной в повести.

Так, Вощев собирает всякие «умершие» предметы и складывает их «на будущее». Он подбирает, например, «отсохший лист», кладет его в сумку и решает хранить его там, как все то, что «не имеет смысла жизни», как и он сам.

«Когда же что-нибудь настанет!» - восклицает безымянная крестьянка. Видимо, никогда. Девочка Настя умирает, а одна из стенок котлована становится ее могилой. Смертью «воскресшей» завершается повесть. Это логический итог строителей коммунизма. Вощев, стоя над умершей Настей, думает о том, а возможен ли коммунизм на свете и кому он нужен? Не случайно автор соединяет имена этих двух героев в финале. Надежды на воскрешение оказываются тщетными. У той жизни, которую ведут герои котлована, нет смысла, нет и будущего - это глубокое убеждение автора. И даже если будет построено это «счастливое» будущее, то кто в нем будет жить?

В этой статье мы расскажем о повести, которую создал Платонов, - "Котлован". Краткое содержание ее, а также анализ вы найдете в нашей работе. Мы постараемся раскрыть тему емко и по возможности сжато. Произведение Платонова "Котлован" рассказывает о коллективизации, ее сущности и последствиях.

Начало истории

Вощев, когда ему исполняется 30 лет, на день рождения получает увольнение с завода, где он зарабатывал себе на жизнь. В документе было сказано, что уволен он по той причине, что не успевает за другими работниками, так как много размышляет. Покидает город главный герой. Он, устав в дороге, находит котлован, в котором располагается на ночлег. Но вот около полуночи к нему подходит косарь, работающий на пустыре неподалеку, и будит Вощева.

Как Вощев попадает в котлован

Он объясняет ему, что в этом месте намечено строительство, и скоро оно начнется, и предлагает главному герою устроиться в бараке на ночлег.

Продолжаем описывать произведение, которое создал Платонов ("Котлован"). Краткое содержание дальнейших событий следующее. Проснувшись вместе с другими работниками, он за их счет завтракает, и ему рассказывают в это время, что здесь будет сооружено большое здание, в котором будет жить пролетариат. Приносят лопату Вощеву. Инженер дома сделал уже разметку и объясняет строителям, что скоро к ним присоединится еще примерно 50 рабочих, а они тем временем становятся главной бригадой. Наш герой вместе с другими рабочими начинает копать, так как думает, что если они до сих пор живы, работая на столь тяжелой работе, то и он справится.

Визиты Пашкина

Продолжает Платонов "Котлован". Краткое содержание дальнейших событий следующее. Понемногу все привыкают к труду. Частенько на стройку заглядывает Пашкин, председатель окрпрофсовета, следит, в срок ли успевают рабочие. Он говорит, что темпы строительства маловаты, и что живут они не при социализме, и поэтому от того, как они работают, напрямую зависит жалование.

Рабочий Сафронов

Вощев размышляет о своем будущем долгими вечерами. Все в нем общеизвестно. Самый усердный и трудолюбивый рабочий - Сафронов. Он мечтает найти радио, чтобы слушать по вечерам о разных общественных достижениях, но его коллега-инвалид объясняет тому, что девочку-сироту слушать гораздо интереснее.

Чиклин находит мать с дочерью

На заброшенном кафельном заводе, недалеко от стройки, Чиклин обнаруживает тяжелобольную мать с дочерью. Он перед смертью целует женщину и понимает, что это его первая любовь, с которой он еще в ранней юности целовался. Мама незадолго до кончины просит девочку не сообщать, кто она. Дочка очень удивлена, спрашивает у Чиклина, почему ее мать умерла: по болезни или из-за того, что она буржуйка. Девочка уходит вместе с рабочим.

Радиовышка

Продолжается повесть, которую создал Платонов ("Котлован"). Содержание дальнейших событий следующее. Пашкин устанавливает на стройке радиовышку. Доносятся оттуда без перерыва требования к работающим. Сафронову не нравится то, что он не может ответить. Жачеву этот звук надоел и он просит предоставить ответ на данные сообщения. Сафронов сожалеет, что не может собрать рабочих.

Прибывшая с Чиклиным с завода девчушка спрашивает про меридианы, но поскольку тот не знает ничего об этом, он говорит, что это перегородки, отделяющие от буржуев.

Копающие после работы собираются возле девочки и спрашивают ее, откуда она, кем является, кто ее родители. Помня наставления мамы, она объясняет, что не знает родителей, но не хотела при буржуях появиться на свет, а родилась, как только стал править Ленин.

Сафонов замечает, что Советская власть является самой глубокой, ведь даже маленькие дети знают Ленина, не зная при этом своих родственников.

Рабочие отправляются в колхоз

Козлова и Сафронова отправляют вдвоем в колхоз. Здесь они умирают. На смену рабочим приходят Чиклин и Вошев, а также некоторые другие. Собирается Организационный Двор. Чиклин и Вошев колотят плот. Чиклин планирует найти кулаков, чтобы по реке отправить их на нем. Под радио празднуют бедняки, радуясь жизни в колхозе. Утром все идут в кузницу, где слышен постоянно стук молота.

Жителей для работ набирают рабочие со стройки. К вечеру собранные подходят к котловану, но в домиках нет никого, а на месте строительства лежит снег.

Настенька умирает

Роман "Котлован" Платонова продолжается. Чиклин предлагает людям разжечь костер, поскольку Настенька, маленькая девчушка, заболела от холода, и ее нужно согреть. Множество людей ходит возле барака, но никто не интересуется девочкой, поскольку все думают лишь о коллективизации. В конце концов Настенька умирает. Сильно расстроен Вощев. Он теряет смысл жизни, поскольку не смог уберечь невинное дитя, которое доверяло ему.

Финал

Следующими событиями заканчивает Платонов "Котлован". Краткое содержание их предлагаем вашему вниманию. Жачев объясняет, для чего собрал колхоз, но главный герой объяснил, что рабочие хотят попасть в пролетариат. Хватает инструменты Чиклин, лопату и лом, и отправляется в конец ямы, чтобы копать. Обернувшись, он замечает, что весь народ тоже копает, от бедного до богатого, с диким усердием. Даже лошадиные повозки участвуют в работе: на них погружают камень. Лишь Жачев работать не может, поскольку после смерти ребенка никак не придет в себя. Он думает, что является уродом империализма, ведь коммунизм - ерунда, по его мнению, поэтому так скорбит он по невинному дитю. В конце концов Жачев решает убить Пашкина, после чего отправляется в город, чтобы больше не вернуться. Настю хоронит Чиклин.

"Котлован" (Платонов): анализ

Тема повести - строительство в деревне и городе социализма. В городе оно представляет собой возведение здания, куда должен войти на поселение весь класс пролетариата. В деревне оно состоит в основании колхоза, а также уничтожении кулаков. Герои повести заняты реализацией данного проекта. Вощева, героя, который продолжает ряд искателей смысла жизни у Платонова, увольняют из-за задумчивости, и он попадает к землекопам, роющим котлован. Масштаб его во время работы все увеличивается и достигает, в конце концов, грандиозных размеров. Все более масштабным, соответственно, становится и будущий "общий дом". Двое рабочих, отправленных в деревню для проведения коллективизации, погибают от "кулаков". Их товарищи расправляются над последними, доводя до конца свое дело.

Название произведения "Котлован" (Платонов), анализ которого мы проводим, приобретает символический, обобщенный смысл. Это общее дело, надежды и усилия, коллективизация веры и жизни. Каждый здесь во имя общего отрешается от личного. В названии есть прямые и переносные смыслы: это строительство храма, "целина" земли, "перелопачивание" жизни. Но вектор направлен вглубь, вниз, а не вверх. Он ведет ко "дну" жизни. Коллективизм постепенно начинает все более напоминать братскую могилу, где хоронят надежду. Похороны Насти, ставшей как бы общей дочерью рабочих, - финал повести. Для девочки становится могилой одна из стенок этого котлована.

Герои повести - искренние, работящие, совестливые труженики, как показывает содержание Платонова "Котлована", романа, описывающего их характеры довольно подробно. Эти герои стремятся к счастью и ради него готовы самоотверженно трудиться. Оно при этом заключается не в удовлетворении личных потребностей (как у живущего в довольстве и сытости Пашкина), а в достижении для всех высшей жизненной ступени. Смысл труда этих рабочих - в частности будущее Насти. Тем сумрачнее и трагичнее финал произведения. Итог его - размышление над телом девочки Вощева.

Повесть «Котлован»

Судьба повести . Известно, что при жизни писателя повесть не была опубликована в печати и появилась спустя уже много лет после смерти писателя в 1987 г. Платонов работал над повестью с декабря 1929 по апрель 1930 г.

Повесть Котлован является социальной притчей, философским гротеском, жёсткой сатирой на СССР времён первой «пятилетки». Произведение показывает жестокость и бессмысленность тоталитарного строя тогдашнего СССР. Роман описывает историю большевистской России времён индустриализации и коллективизации на языке той эпохи, жёстко и мрачно утончённые до гротескного сюрреализма реалии тех времён отображаются в мрачных тонах, утопия как тупик логически превращается в антиутопию. Однако, несмотря на гротескность описания, иносказания в повести прослеживаются элементы реального быта в эпоху Сталина. Повесть не была опубликована при жизни Платонова, до публикации в СССР в 1987 году распространялась самиздатом

Именно так относилась критика к стилю языка, и в конце концов его произведения были запрещены и изъяты из печати на долгие годы.

Новая интерпретация повестей и рассказов дала его произведениям другую жизнь. Иосиф Бродский в «Послесловии к повести " Котлован" пишет о языке Платонова, что «...он, Платонов, сам подчинил себя языку эпохи, увидев в нем такие бездны, заглянув в которые однажды, он уже более не мог скользить по литературной поверхности, занимаясь хитросплетениями сюжета, типографскими изысками и стилистическими кружевами».

Еще одна оценка языка прозы Платонова, высказанная С. Бочаровым в статье «Вещество существования»: «В прозе Андрея Платонова нас поражает ее - в широком и общем смысле - язык. Чувствуется, что самый процесс высказывания, выражения жизни в слове - первейшая внутренняя проблема для этой прозы. В том, как складывает Платонов фразу, прежде всего очевидно его своеобразие. Читателя притягивает оригинальная речевая физиономия платоновской прозы с ее неожиданными движениями - лицо не только не общее, но даже как будто неправильное, сдвинутое трудным усилием и очень негладкое

выражение».

Итак, язык повестей и рассказов Платонова - намеренно неправильный, но именно такой сдвинутый, неправильный язык был выражением страшной, сдвинутой реальности, в которой жил и Платонов, и вся страна с ее многомиллионным народом.

Повесть «Котлован», по мнению исследователей, - центральное произведение писателя, в котором приметы времени выявлены очень точно «неправильным» платоновским языком.

Сюжет . Сюжет построен нелогично, но и в этом нелогичном построении отражена эпоха строительства социализма. Начали рыть котлован для будущего многоэтажного дома, где все будут жить в уже придуманном и устроенном счастье.

Но рытье котлована - занятие многотрудное, требующее человеческих жертв. Котлован все расширялся и расширялся, и стал могилой для многих, в том числе и для девочки Насти, ради которой (ради будущего) и рыли этот котлован для большого многоэтажного дома.

Конкретный сюжет переходит в символику времени и пространства и создает уже философию жизни. Нельзя построить фундамент на земле, истощенной страданиями людей. Невольно вспоминается Достоевский, считавший невозможность существования гармонии, если пролита хоть одна слезинка ребенка. Какая тут слезинка?! - Реки слез и моря крови на строительстве фундамента социализма. Котлован забрал и похоронил то, что было нажито предыдущими поколениями.

А что осталось? - Утрата смысла человеческого существования.

Герой-философ. В повести есть персонаж, который является доморощенным философом, задумывающимся над «веществом существования», пытающимся жить по совести, ищущим истину («без истины жить стыдно»). Именно с него и начинается повествование.

Вощева увольняют с работы, потому что он задумывается «среди общего темпа труда». Но задумываться вредно, потому что это мешает выполнять уже готовый план. Реплики, которыми обмениваются Вощев и администратор завода, очень точно передают воздух эпохи:

«- О чем ты думал, товарищ Вощев?

О плане жизни.

Завод работает по готовому плану треста.

Я думал о плане общей жизни. Своей жизни я не боюсь, она

мне не загадка.

Ну и что ж ты бы мог сделать?

Я мог бы выдумать что-нибудь вроде счастья, а от душевного

смысла улучшилась бы производительность.

Счастье произойдет от материализма, товарищ Вощев, а не

от смысла».

В этих репликах отражена одна тонко подмеченная Платоновым идея, которая последовательно реализовывалась в течение 70 лет советской власти: малооплачиваемый труд высасывал из человека все соки, но стимулировал идею строительства коммунистического будущего, при этом человек как личность с его мыслями и чувствами

растворялся в навязанной устремленности ко всеобщему счастью.

Особенности содержания . Все события, которые происходят в повести и составляют ее сюжет, не получают ни психологического обоснования, ни дальнейшего развития. Например, два работника котлована посылаются в колхоз для помощи в проведении сплошной коллективизации (коллективизация - еще одна важная примета времени), и буквально на следующей странице читатель узнает об их убийстве.

Не сообщаются ни причины, ни цели убийства. Важна реакция живых людей. Чиклин, самый ревностный строитель котлована, реагирует очень своеобразно: «Пускай хоть весь класс умрет - так я один за него останусь и сделаю всю его задачу на свете! Все равно

жить для самого себя я не знаю как!...» В этой реплике ощущается зомбированность миллионов людей идеями государственности.

В повести есть одна очень важная тема - тема детства , связанная с образом Насти. Образ Насти - символ и настоящего обездоленного детства с его естественной и страшной жестокостью, и символ будущего, замешанного на крови и костях. В образ Насти писатель вкладывает очень глубокий смысл: ради нее совершают свои поступки строители котлована, но какова цель этих поступков? Чиклин вспоминает о единственной радости в своей прошлой жизни - о поцелуе хозяйской дочери на бывшем кафельном заводе.

По какому-то наитию Чиклин находит эту женщину в заброшенном помещении, уже умирающую рядом со своей маленькой дочерью Настей. Неизвестно, как попали сюда эти существа, но для автора это неважно, важна их данность, их настоящая жизнь, переведенная на метафорический язык:

«- Мама, а отчего ты умираешь - оттого, что буржуйка, или

от смерти?

Мне стало скучно, я уморилась, - сказала мать.

Потому что ты родилась давным- давно, а я нет, - говорила девочка.

Как ты только умрешь, то я никому не скажу, и никто не узнает, была ты или нет. Только я одна буду жить и помнить тебя в своей голове. ..»

Смерть женщины, «матери-буржуйки», - это смерть поэзии, того прекрасного, что было в прошлом, и завещание будущему (Насте) этой красоты. Чиклин, которому досталась эта девочка, прикоснувшись к губам умершей, вспомнил остатки нежности, которой не

было в настоящей жизни.

Судьба Насти . Очень странный ребенок эта Настя - одновременно по-детски нежный и деспотичный. Ее речь - это сплав идей и фразеологии нового времени. Она отказывается от своей «матери- буржуйки», пророчит скорейшее уничтожение классу, из которого она

вышла, но в то же время постоянно вспоминает свою мать, и эта память хоть как-то скрашивает ее жизнь. И странно, что самым близким существом для Насти оказывается медведь-молотобоец, сложный символ прошлого и настоящего, который олицетворяет для

нее и память, и мечты о будущем, о счастье трудового народа.

С рытьем котлована также связана надежда на будущее пролетарское счастье в общепролетарском доме. Однако дальше рытья котлована

в повести дело не идет. Котлован роют и роют, а строители новой жизни становятся «строителями могил», которые они роют для Насти и для многих других.

Вообще, в повести много страниц, при чтении которых «кровь стынет в жилах», настолько откровенно они обнажают правду о времени «сплошной коллективизации» и о времени строительства социализма.

Происходит постепенное «обесчеловечивание» жизни, символически показанное Платоновым в процессе рытья могилы для Насти. Сначала скашивается зеленая живая трава (убирается животворящее начало), потом лопаты врезаются в живой верхний (самый плодородный) слой почвы, затем уже долбят твердую мертвую глину и камень. «Гробовое

ложе Чиклин выдолбил в вечном камне и приготовил еще особую, в виде крышки, гранитную плиту, дабы на девочку не лег громадный вес могильного праха». Так он заботится о мертвом прахе девочки, а при ее жизни, когда она болела, «мимо барака проходили многие люди, но никто не пришел проведать заболевшую Настю, потому что каждый нагнул голову и беспрерывно думал о сплошной коллективизации».

Сцены коллективизации. Страшны сцены, в которых Платонов показывает процесс сплошной коллективизации. Писателем вводится такой условный персонаж, как медведь-молотобоец, действия которого ассоциируются со слепой стихийной силой, ничего не разбирающей в своей слепоте, зато хорошо чувствующей «классового врага».

«Из дома выскочил бедный житель с блином в руках...

Покушай, Миша! - подарил мужик блин молотобойцу.

Медведь обернул блином лапу и ударил через эту печеную прокладку

кулака по уху, так что мужик вякнул ртом и повалился...»

«Ликвидировали? - говорит из снега один из раскулаченных. -

Глядите, нынче меня нету, а завтра вас не будет. Так и выйдет, что

в социализм придет один ваш главный человек».

Пророческие слова, написанные в 1929 г., сбылись во время сталинских репрессий.

Отправляют всех кулаков на плоту по реке в море и далее... в полную неизвестность. Впоследствии, спустя много лет, стала известна страшная судьба раскулаченных крестьян, их жен и детей. А пока «кулачество глядело с плота в одну сторону - на Жачева; люди хотели навсегда заметить свою родину и последнего счастливого человека на ней». Опять пророческие слова: «навсегда заметить свою родину» - они уже не вернулись никогда. А Жачев, счастливый человек, на самом деле был инвалидом без обеих ног.

Счастливое «будущее» в «Котловане» маячит смертью маленького ребенка, похороненного в нем, как в могиле. Котлован - могила для будущих поколений.

Зачем нужен смысл жизни? Вощев, этот доморощенный философ, « стоял в недоумении над этим утихшим ребенком - он уже не знал: где же теперь будет коммунизм на свете, если его нет сначала в детском чувстве и в убежденном впечатлении. Зачем ему теперь нужен смысл жизни и истина всемирного происхождения, если нет маленького, верного человека, в котором истина стала бы радостью и движением».

Нет верного человека, время убивает в человеке и радость и движение, поэтому будущего тоже не будет. Таков взгляд писателя на новую жизнь, в которой смешались его личная трагедия и трагедия целого поколения послереволюционных лет.

Повесть «Котлован» Платонова является одним из самых блестящих, совершенных созданий писателя. Ее замысел относится к осени 1929 г., завершена работа была в апреле 1930 г.

«Котлован» начинается фразой, ставшей за последние годы столь же привычной, как и «В ворота губернского города NN...» или «В каком году — рассчитывай, в какой земле — угадывай...» и многие другие начала, прочно вошедшие в сознание русского читателя. «В день тридцатилетия личной жизни Вощеву дали расчет с небольшого механического завода, где он добывал средства для своего существования. В увольнительном документе ему написали, что он устраняется с производства вследствие роста слабосильности в нем и задумчивости среди общего темпа труда». Как емок и информативен первый абзац — зачин! В нем не только содержится завязка действия, но и подсказан тип героя, близкого автору, — созерцателя, вдумчивого наблюдателя, похожего на Фому Пухова, Александра Дванова. Здесь задан один из конфликтов повести: живого, страдающего человека, обделенного самым необходимым, и общества, которое требует только темпов труда, но не видит личности. Уже чувствуется и негладкий, «неправильный» язык Платонова. В необычном выражении «в день тридцатилетия личной жизни» два последних слова избыточны, но в них ощущается масштаб повествования — не бытовой, а бытийный.

После изгнания с завода Вощев попадает в другой город, на строительство котлована: «...через год весь местный класс пролетариата выйдет из мелкоимущественного города и займет для жизни монументальный новый дом». А через 10—20 лет должна возникнуть «в середине мира башня, куда войдут на вечное, счастливое поселение трудящиеся всей земли»; в этих строках сквозь толщу конкретно-социального прорывается мифологическая стихия.

На стройке трудится артель землекопов — около двадцати человек, молчаливых, изможденных и «худых, как умершие». Их вымученный энтузиазм граничит с крайней усталостью, апатией; «смирившись общим утомлением», артель засыпает, как живет, в одежде, чтобы не трудиться над расстегиванием пуговиц, а хранить силы для производства. Едят мастеровые «в тишине, не глядя друг на друга», автоматически, «не признавая за пищей цены».

Среди героев — землекопы Чиклин, Сафронов, Козлов, инженер Прушевский, безногий инвалид Жачев. Рытье котлована контролирует Пашкин, председатель окрпрофсовета; он постоянно подгоняет рабочих: «Темп тих!»

В забытом помещении неработающего кафельного завода Чиклин обнаруживает умирающую женщину. Это дочь бывшего владельца завода; перед смертью она завещает своей дочери Насте никому не открывать, что ее мать была «буржуйкой». Чиклин забирает Настю с собой, она становится всеобщей любимицей.

В композиционном отношении повествование делится на две части: городскую, или, точнее, «котлованную», и деревенскую. Сюжетное пространство деревни обнаруживает себя внезапно и зловеще: на стройку приходят два мужика — они забирают гробы, заготовленные крестьянами для себя впрок и спрятанные в овраге, где роют котлован. Вслед за мужиками уходит Вощев, довольный тем, что он «больше не участник безумных обстоятельств».

Артель отряжает для помощи колхозу Сафронова и Козлова, но скоро становится известно, что они убиты. Их заменяют Чиклин и Вощев, позже к ним присоединяются остальные герои. В деревне действует «активист общественных работ по выполнению государственных постановлений», загоняющий бедняков и середняков в колхоз имени Генеральной Линии. С помощью Чиклина и «остаточного батрака» района, медведя-молотобойца, проходит раскулачивание. Тех, кого сочли кулаками, отправляют в «далекую тишину» «посредством сплава на плоту». Активист ждет одобрения и новых указаний. Приходит директива, в которой актив колхоза обвиняется «в забегании в левацкое болото правого оппортунизма», а сам активист объявляется «вредителем партии». Чиклин убивает его.

Рабочие вместе с Настей возвращаются на строительство. Девочка заболевает и умирает. На стройку приходит весь колхоз: «Мужики в пролетариат хотят зачислиться».

Чиклин хоронит Настю в основании котлована.

Название повести и время ее создания у приступающего к чтению вызывают ассоциации с эпохой первых пятилеток. Шло активное строительство (за счет ресурсов, выкачивавшихся из деревни), газеты постоянно помещали фотографии возводимых предприятий, электростанций, жилых домов и котлованов для них. «Строительство» становится ключевым понятием, знаком эпохи, в язык входят выражения «партийное строительство», «фронт социалистического строительства», «строительство личности» и т. д. Тему преобразований в различных областях жизни осваивают в те годы Л. Леонов, В. Катаев, М. Шагинян, А. Макаренко, И. Эренбург. Характерны названия «производственных» романов, посвященных индустриализации: «Доменная печь», «Гидроцентраль», «Время, вперед!». Создание нового мира показано в них как процесс, требующий колоссального напряжения сил, но при этом общая атмосфера остается радостной, творческой, оптимистичной. Платонов видит это время иначе. На последней странице рукописи повести указаны даты: декабрь 29 г.— апрель 30 г. Естественно понимать их как обозначение времени начала и окончания работы, но в то же время эти даты совпадают с границами исторического промежутка, в котором проходит действие повести. В реальной жизни этот период отмечен, с одной стороны, речью И. Сталина «К вопросам аграрной политики в СССР» (декабрь 1929 г.) - о необходимости «сломить кулачество и ликвидировать его как класс»; с другой стороны, циничными статьями вождя в «Правде»: «Головокружение от успехов» (март 1930 г.) и «Ответ товарищам колхозникам» (апрель 1930 г.) — в них насильственные меры по созданию колхозов, борьба с середняком, «скоропалительные темпы» коллективизации названы « головотяпством», «забеганием вперед», «искривлением партийной линии»; ответственность за эти «ошибки» возлагалась на местных руководителей. Социально-политическая ситуация в стране отражается в тексте настолько точно, что он может рассматриваться как исторический документ.

В директиве, полученной активистом из области, откровенно пародируется речь Сталина: «...отмечались явления перегибщины, забеговщины, переусердщины и всякого сползания по правому и левому откосу с отточенной остроты четкой линии». Таких сцен, где можно обнаружить своеобразный «диалог» Платонова со Сталиным, в повести несколько.

Призыв Пашкина «начать классовую борьбу против деревенских пней капитализма» и «бросить (туда) что-нибудь особенное из рабочего класса» связан с решениями Пленума ЦК (ноябрь 1929 г.) о мобилизации 25 тысяч пролетариев на постоянную работу в колхозы.

Ребенок, возвращая твердую невкусную конфету, заявляет активисту: «Сам доедай, у ней в середине вареньев нету: это сплошная коллективизация, нам радости мало!» Обыгрывая лозунг партии, который вошел в обиходную речь в 1929—1930 гг., Платонов употребляет слово «сплошной» во всевозможных сочетаниях: сплошной народ, сплошная каменистая конфета, сплошная тишина.

Историческая точность повествования состоит не столько в отражении конкретных событий и реалий жизни «года великого перелома», сколько в передаче особенностей мифологизированного, утопического сознания устроителей земного рая. Землекопы убеждены, что социализм — рядом и его приближение зависит только от их упорного труда. Ради ребенка, «будущего радостного предмета», они начинают работу на час раньше, «чтобы «как можно внезапней построить котлован», — совсем как в Чевенгуре, где такие же мечтатели твердо знают: «Еще рожь не поспеет, а социализм будет готов!» Слово таких героев «преданалитично», оно «стенографирует самое первое впечатление человека о мире», ибо мышление «массового человека» интуитивно, ограничено несвязными чувственными восприятиями. Такой тип мышления характерен для персонажа, центрального в группе рабочих, — Никиты Чиклина, напоминающего Чепурного своей способностью к сочувствию, доброго, заботливого к товарищам, Насте, но беспощадного к врагам. «Думать он мог с трудом, и сильно тужил об этом — поневоле ему приходилось лишь чувствовать и безмолвно волноваться».

Среди мастеровых выделяется «сознательный» социалист, «наиболее активный» - Сафронов, стремящийся соответствовать «благополучной линии» и идеологическим установкам. Он чувствует себя выше «серой массы» и осуждает «людскую некультурную унылость». Его речь — один из каналов, через который в повесть входит изощренно-косноязычная стихия официальных речений, директив. Вот он просит инвалида Жачева: «...доставь нам на своем транспорте эту жалобную девочку, мы от ее мелодичного вида начнем более согласованно жить». Для такой речи характерно смешение стилей — канцелярского, газетного, просторечного, ненормативное употребление синтаксических моделей, искусственность словаря, неточное понимание значения слов. Сафронов постоянно «делает» свое лицо («активно мыслящее»), голос («вящий», «нравоучительный», «верховный голос могущества»), походку (то «интеллигентную», то «легкую руководящую»). В его поведении все кажется искусственным, механическим, нарочитым. Но и он переживает минуты печали и сомнений; «Если глядеть лишь по низу в сухую мелочь почвы и в травы... то в жизни не было надежды…

— А отчего, Никит, поле так скучно лежит? Неужели внутри всего света тоска, а только в нас одних пятилетний план?»

То, что М. Горький писал Платонову о своем понимании «Чевенгура» — «вы придали освещению действительности характер лирико-сатирический», — во многом можно отнести и к «Котловану», к способу изображения персонажей.

В ироническом ключе обрисован самый плохой на котловане работник Козлов. Это приспособленец, он уходит со стройки по болезни, но возвращается уже как общественный деятель — в серой тройке, пополневший, уверенный. Он читает книги, чтобы запомнить «формулировки, лозунги, стихи, заветы, всякие слова мудрости, тезисы различных актов, резолюции, строфы песен и прочее» и затем пугать «и так уже напуганных служащих своей научностью, кругозором и подкованностью». Каждое свое выступление перед трудящимися он начинает «некими самодовлеющими словами»: «Ну хорошо, ну прекрасно». Ликвидировав «как чувство» любовь «к одной средней даме», посылает ей «последнюю итоговую открытку: „Где раньше стол был яств, Теперь там гроб стоит“». Среди новых землекопов, прибывших на строительство, уже нет энтузиастов, каждый «придумал себе идею будущего спасения» с котлована. И есть те, которые готовятся повторить путь Козлова, «пройти в партию и скрыться в руководящем аппарате».

Рытье котлована контролирует Пашкин, председатель окрпрофсовета; он постоянно подгоняет рабочих: «Темп тих!» Для характеристики этого персонажа используются приемы сатиры и гротеска. Пашкин живет «в основательном доме из кирпича», так как озабочен тем, чтобы «невозможно было сгореть»; он укрепляет свое здоровье и «научно хранит свое тело». В этой фигуре зафиксированы черты нового слоя — советской бюрократии, наиболее беспринципного и ловкого. Блестящая сцена разговора Пашкина с женой войдет в коллекцию разоблачительных «супружеских» сцен в русской литературе (вспомните диалоги четы Горичей, Маниловых): «Жена Пашкина умела думать от скуки: „Знаешь что, Левочка?.. Ты бы организовал как-нибудь этого Жачева, а потом взял и передвинул его на должность... Ведь каждому человеку нужно иметь хоть маленькое господствующее значение...“ — „Ольгуша, лягушечка, ведь ты гигантски чуешь массы! Дай я к тебе за это приорганизуюсь“ ».

С инженером Прушевским связана в повести тема интеллигенции и революции. Автор проекта общепролетарского дома и производитель работ, он тем не менее ближе к рабочим, с ним так же не считаются. В отличие от землекопов, он осознаёт свое положение («мною пользуются, но никто не рад»), чувствует себя выброшенным из жизни, постоянно испытывает тоску и думает о смерти. Будущее кажется ему пустым и чуждым.

Чиклин приводит на стройку Настю, дочь умершей буржуйки; девочка становится всеобщей любимицей. Детского, естественного в ней мало; она помнит завет матери — скрывать свое происхождение: «...знала, что присутствует в пролетариате, и сторожила сама себя». Настя уклоняется от ответа на вопрос о родителях и предусмотрительно спешит сообщить: «а я знаю, кто главный... Главный — Сталин, а второй — Буденный». Казалось бы, Настя быстро и легко учится оценивать людей по принятым здесь классовым нормам: «Умирать должны одни буржуи», «Убей их пойди» (о кулаках); становится безжалостной: «Они все равно умерли, зачем им гробы?» Но слушая объяснения о ликвидации целого класса, не может не спросить: «А с кем останетесь?» И быстро утомляется, тоскует от этих разговоров: «Мне у вас стало скучно».

В деревне действует «активист общественных работ по выполнению государственных постановлений», загоняющий бедняков и середняков в колхоз имени Генеральной Линии. Его роль страшна — он вдохновенный исполнитель жестокой воли Центра. У активиста нет имени, это обобщенный образ партийного деятеля, черты его заострены и даны гротескно. Активист не знает сострадания к людям, сильные чувства он испытывает только к казенным бумагам. При непогашенной лампе ночами он ждет, не прискачет ли верховой из района; каждую новую бумагу читает «с любопытством будущего наслаждения», плачет над ней, любуясь подписями и штемпелями, а потом «с жадностью» докладывает об исполнении. При всей искренности переживаний активист не совсем бескорыстен: он «не хотел быть членом общего сиротства», ибо лучше «уже сейчас быть подручным авангарда и немедленно иметь всю пользу будущего времени». Деятельность его сеет семена подозрительности, страха, лицемерия. Лишенный прихода, униженный поп не хочет больше жить, так как «остался без Бога, а Бог без человека». В поминальный листок он заносит теперь тех, кто еще заходит в церковь поставить свечу, а по ночам сообщает эти имена активисту. Даже «горе горевать в остатнюю ночь» крестьяне не смеют без дозволения этого главного человека деревни.

Убийства Сафронова и Козлова открывают цепь смертей, которые происходят легко, как бы «нечаянно», ни у кого не вызывают сожалений. Активист радуется еще одной, «случайной» смерти: «И правильно: в районе мне не поверят, чтоб был один убивец, а двое — это уж вполне кулацкий класс и организация». Смерть становится рядовым явлением.

Вокруг активиста царит атмосфера абсурда. Так, он проводит «сквозной допрос» в поисках человека, съевшего петуха (о последнем молчит, так как съел его сам). О мертвеце, оказавшемся рядом с Сафроновым и Козловым, сообщает, что тот «сам пришел сюда, лег на стол между покойными и лично умер».

С этим безумием резко контрастирует поведение мужиков. Вот как прощаются они друг с другом накануне вступления в колхоз: «Каждый начал целоваться со всею очередью людей, обнимая чужое доселе тело, и все уста грустно и дружелюбно целовали каждого.

…. - Прощай, Егор, — жили мы люто, а кончаемся по совести. После целования люди поклонились в землю — каждый всем». Перед лицом новой жизни, равной для них смерти, простой человек вспоминает о вечных, христианских законах. Ненависти и вражде противостоит любовно-родственная связь с ближним.

Рабочие вместе с заболевшей Настей возвращаются на оставленное строительство. Перед смертью Настя просит Чиклина принести ей «мертвые кости» матери, целует и обнимает их и вскоре умирает. Смерть девочки с именем Анастасия ("воскресшая"), которая была для строителей живым социалистическим элементом и давала надежду, тепло, энергию жизни труда, становится символом краха новой социальной утопии.

Смысл названия произведения и всей повести по мере прочтения наполняется все более сложным, трагическим содержанием. Котлован, вырытый под фундамент грандиозного здания, становится не началом счастливого царства, а приговором социальному эксперименту, пропастью, в которой похоронены мечты, настоящее и будущее. Рытью ямы нет конца (она будет «еще шире и глубже») — это символ коллективного самоуничтожения, самоистребления. Здесь не только скептическое отношение автора к революционным преобразованиям, но и горькие размышления о превышении человеком своих физических и духовных возможностей. Это метафизическая тоска от «неопределенности места и роли человеку в мироустройстве», от «тщеты усилий обрести гармонию».

«Котлован» — философское произведение, здесь сказалось пристальное внимание писателя к онтологическим вопросам: природе бытия, статуса живого, духовного существа в материальном мире и в мире природы. Общепролетарский дом должен не только вместить угнетенных людей, но и стать убежищем от разрушающего влияния мира, сохранить смысл «общего и отдельного существования». С особой силой эти проблемы раскрываются в картинах природы, в сквозных мотивах умирания и смерти, скуки и сиротства. Решение этих вопросов связано с образом главного героя повести Вощева; он композиционный и идейный стержень произведения.

Вощев — уже известный нам тип «сокровенного человека», усомнившегося в насильственно предлагаемых рецептах счастья. С другими платоновскими героями его роднит дух скитания. Так же как «душевный бедняк» из повести «Впрок», он измучен заботой за всеобщую действительность; он не имеет в душе «основной золотой миллиард, нашу идеологию» — это человек с открытой, незамутненной душой. Вощева не устраивает правда исторического момента, он согласен терпеть только ради приближения к высшей, «конечной» истине. Без высшего смысла у него «тело слабеет» и «скучает» голова. «Вощевская» линия в повести — линия сомнения и поиска — ведущая, постепенно она захватывает и других героев, первоначально «верующих».

Вощев — наиболее «авторский», концептуальный персонаж, во многом через него вводятся в повесть идеи Федорова. Этот герой поглощен высшей задачей — противостоянием забвению, смерти, упадку (энтропии). Он движется по пространству истории со своим вещевым мешком (возможно, отсюда его фамилия; по другой версии, она образована от «вотще» — идея тщеты); в него он собирает разные мелкие предметы, «забвенные пустяки», содержащие частицу сущности умерших. Странная деятельность Вощева противостоит строительству общепролетарского дома, открывает иной тип культурных ориентиров, напоминает о вечных нравственных ценностях. Роль образа Вощева значительна. Он взывает к восстановлению нарушенного идеального порядка жизни и духа, продолжая традиционное для русской классической литературы XIX века направление.