Роман: жанровая сущность. Роман как литературный жанр

  • 05.04.2019

Роман, признанный ведущим жанром литературы последних двух-трех столетий, приковывает к себе пристальное внимание литературоведов и критиков. Становится он также предметом раздумий самих писателей.

Вместе с тем этот жанр поныне остается загадкой. Об исторических судьбах романа и его будущем высказываются самые разные, порой противоположные мнения. «Его, — писал Т. Манн в 1936 г., — прозаические качества, сознательность и критицизм, а также богатство его средств, его способность свободно и оперативно распоряжаться показом и исследованием, музыкой и знанием, мифом и наукой, его человеческая широта, его объективность и ирония делают роман тем, чем он является в наше время: монументальным и главенствующим видом художественной литературы».

О.Э. Мандельштам, напротив, говорил о закате романа и его исчерпанности (статья «Конец романа», 1922). В психологизации романа и ослаблении в нем внешне-событийного начала (что имело место уже в XIX в.) поэт усмотрел симптом упадка и преддверье гибели жанра, ныне ставшего, по его словам, «старомодным».

В современных концепциях романа так или иначе учитываются высказывания о нем, сделанные в прошлом столетии. Если в эстетике классицизма роман третировался как жанр низкий («Герой, в ком мелко все, лишь для романа годен»; «Несообразности с романом неразлучны»), то в эпоху романтизма он поднимался на щит как воспроизведение «обыденной действительности» и одновременно — «зеркало мира и <…> своего века», плод «вполне зрелого духа»; как «романтическая книга», где в отличие от традиционного эпоса находится место непринужденному выражению настроений автора и героев, и юмору и игровой легкости. «Каждый роман должен приютить в себе дух всеобщего», — писал Жан-Поль.

Свои теории романа мыслители рубежа XVIII-XIX вв. обосновывали опытом современных писателей, прежде всего— И.В. Гете как автора книг о Вильгельме Мейстере.

Сопоставление романа с традиционным эпосом, намеченное эстетикой и критикой романтизма, было развернуто Гегелем: «Здесь <…> вновь (как в эпосе. — В.Х.) выступает во всей полноте богатство и многосторонность интересов, состояний, характеров, жизненных условий, широкий фон целостного мира, а также эпическое изображение событий».

С другой же стороны, в романе отсутствуют присущее эпосу «изначально поэтическое состояние мира», здесь наличествуют «прозаически упорядоченная действительность» и «конфликт между поэзией сердца и противостоящей ей прозой житейских отношений». Этот конфликт, отмечает Гегель, «разрешается трагически или комически» и часто исчерпывается тем, что герои примиряются с «обычным порядком мира», признав в нем «подлинное и субстанциальное начало».

Сходные мысли высказывал В. Г. Белинский, назвавший роман эпосом частной жизни: предмет этого жанра— «судьбы частного человека», обыкновенная, «каждодневная жизнь». Во второй половине 1840-х годов критик утверждал, что роман и родственная ему повесть «стали теперь во главе всех других родов поэзии».

Во многом перекликается с Гегелем и Белинским (в то же время дополняя их), М.М. Бахтин в работах о романе, написанных главным образом в 1930-е годы и дождавшихся публикации в 1970-е.

Опираясь на суждения писателей XVIII в. Г. Филдинга и К.М. Виланда, ученый в статье «Эпос и роман (О методологии исследования романа)» (1941) утверждал, что герой романа показывается «не как готовый и неизменный, а как становящийся, изменяющийся, воспитуемый жизнью»; это лицо «не должно быть «героичным» ни в эпическом, ни в трагическом смысле этого слова, романический герой объединяет в себе как положительные, так и отрицательные черты, как низкие, так и высокие, как смешные, так и серьезные». При этом роман запечатлевает «живой контакт» человека «с неготовой, становящейся современностью (незавершенным настоящим)».

И он «более глубоко, существенно, чутко и быстро», чем какой-либо иной жанр, «отражает становление самой действительности». Главное же, роман (по Бахтину) способен открывать в человеке не только определившиеся в поведении свойства, но и нереализованные возможности, некий личностный потенциал: «Одной из основных внутренних тем романа является именно тема неадекватности герою его судьбы и его положения», человек здесь может быть «или больше своей судьбы, или меньше своей человечности».

Приведенные суждения Гегеля, Белинского и Бахтина правомерно считать аксиомами теории романа, осваивающего жизнь человека (прежде всего частную, индивидуально-биографическую) в динамике, становлении, эволюции и в ситуациях сложных, как правило, конфликтных отношений героя с окружающим.

В романе неизменно присутствует и едва ли не доминирует — в качестве своего рода «сверхтемы» — художественное постижение (воспользуемся известными словами А.С. Пушкина) «самостоянье человека», которое составляет (позволим себе дополнить поэта) и «залог величия его», и источник горестных падений, жизненных тупиков и катастроф. Почва для становления и упрочения романа, говоря иначе, возникает там, где наличествует интерес к человеку, который обладает хотя бы относительной независимостью от установлений социальной среды с ее императивами, обрядами, ритуалами, которому не свойственна «стадная» включенность в социум.

В романах широко запечатлеваются ситуации отчуждения героя от окружающего, акцентируются его неукорененность в реальности, бездомность, житейское странничество и духовное скитальчество. Таковы «Золотой осел» Апулея, рыцарские романы средневековья, «История Жиль Блаза из Сантильяны» А.Р. Лесажа. Вспомним также Жюльена Сореля («Красное и черное» Стендаля), Евгения Онегина («Всему чужой, ничем не связан», — сетует пушкинский герой на свою участь в письме Татьяне), герценовского Бельтова, Раскольникова и Ивана Карамазова у Ф.М. Достоевского. Подобного рода романные герои (а им нет числа) «опираются лишь на себя».

Отчуждение человека от социума и миропорядка было интерпретировано М.М. Бахтиным как необходимо доминирующее в романе. Ученый утверждал, что здесь не только герой, но и сам автор предстают неукорененными в мире, удаленными от начал устойчивости и стабильности, чуждыми преданию. Роман, по его мысли, запечатлевает «распадение эпической (и трагической) целостности человека» и осуществляет «смеховую фамильяризацию мира и человека». «У романа, — писал Бахтин, — новая, специфическая проблемность; для него характерно вечное переосмысление — переоценка». В этом жанре реальность «становится миром, где первого слова (идеального начала) нет, а последнее еще не сказано». Тем самым роман рассматривается как выражение миросозерцания скептического и релятивистского, которое мыслится как кризисное и в то же время имеющее перспективу. Роман, утверждает Бахтин, готовит новую, более сложную целостность человека «на более высокой ступени <…> развития».

Много сходного с бахтинской теорией романа в суждениях известного венгерского философа-марксиста и литературоведа Д. Лукача, который назвал этот жанр эпопеей обезбоженного мира, а психологию романного героя — демонической. Предметом романа он считал историю человеческой души, проявляющейся и познающей себя во всяческих приключениях (авантюрах), а преобладающей его тональностью — иронию, которую определял как негативную мистику эпох, порвавших с Богом.

Рассматривая роман как зеркало взросления, зрелости общества и антипод эпопеи, запечатлевшей «нормальное детство» человечества, Д. Лукач говорил о воссоздании этим жанром человеческой души, заблудившейся в пустой и мнимой действительности.

Однако роман не погружается всецело в атмосферу демонизма и иронии, распада человеческой цельности, отчужденности людей от мира, но ей и противостоит. Опора героя на самого себя в классической романистике XIX в. (как западноевропейской, так и отечественной) представала чаще всего в освещении двойственном: с одной стороны, как достойное человека «самостоянье», возвышенное, привлекательное, чарующее, с другой — в качестве источника заблуждений и жизненных поражений. «Как я ошибся, как наказан!» — горестно восклицает Онегин, подводя итог своему уединенно свободному пути. Печорин сетует, что не угадал собственного «высокого назначения» и не нашел достойного применения «необъятным силам» своей души. Иван Карамазов в финале романа, мучимый совестью, заболевает белой горячкой. «И да поможет Бог бесприютным скитальцам», — сказано о судьбе Рудина в конце тургеневского романа.

При этом многие романные герои стремятся преодолеть свою уединенность и отчужденность, жаждут, чтобы в их судьбах «с миром утвердилась связь» (А. Блок). Вспомним еще раз восьмую главу «Евгения Онегина», где герой воображает Татьяну сидящей у окна сельского дома; а также тургеневского Лаврецкого, гончаровского Райского, толстовского Андрея Волконского или даже Ивана Карамазова, в лучшие свои минуты устремленного к Алеше. Подобного рода романные ситуации охарактеризовал Г.К. Косиков: «"Сердце" героя и "сердце" мира тянутся друг к другу, и проблема романа заключается <…> в том, что им вовеки не дано соединиться, причем вина героя за это подчас оказывается не меньшей, чем вина мира».

Важно и иное: в романах немалую роль играют герои, самостоянье которых не имеет ничего общего с уединенностью сознания, отчуждением от окружающего, опорой лишь на себя. Среди романных персонажей мы находим тех, кого, воспользовавшись словами М.М. Пришвина о себе, правомерно назвать «деятелями связи и общения». Такова «переполненная жизнью» Наташа Ростова, которая, по выражению С.Г. Бочарова, неизменно «обновляет, освобождает» людей, «определяет их <…> поведение». Эта героиня Л.Н. Толстого наивно и вместе с тем убежденно требует «немедля, сейчас открытых, прямых, человечески простых отношений между людьми». Таковы князь Мышкин и Алеша Карамазов у Достоевского.

В ряде романов (особенно настойчиво — в творчестве Ч. Диккенса и русской литературе XIX в.) возвышающе и поэтизирующе подаются душевные контакты человека с близкой ему реальностью и, в частности, семейно-родовые связи («Капитанская дочка» А.С. Пушкина; «Соборяне» и «Захудалый род» Н.С. Лескова; «Дворянское гнездо» И.С. Тургенева; «Война и мир» и «Анна Каренина» Л.Н. Толстого). Герои подобных произведений (вспомним Ростовых или Константина Левина) воспринимают и мыслят окружающую реальность не столько чуждой и враждебной себе, сколько дружественной и сродной. Им присуще то, что М.М. Пришвин назвал «родственным вниманием к миру».

Тема Дома (в высоком смысле слова — как неустранимого бытийного начала и непререкаемой ценности) настойчиво (чаще всего в напряженно драматических тонах) звучит и в романистике нашего столетия: у Дж. Голсуорси («Сага о Форсайтах» и последующие произведения), Р. Мартена дю Гара («Семья Тибо»), У. Фолкнера («Шум и ярость»), М.А Булгакова («Белая гвардия»), М.А. Шолохова («Тихий Дон»), Б.Л. Пастернака («Доктор Живаго»), В, Г. Распутина («Живи и помни», «Последний срок»).

Романы близких нам эпох, как видно, в немалой степени ориентированы на идиллические ценности (хотя и не склонны выдвигать на авансцену ситуации гармонии человека и близкой ему реальности). Еще Жан-Поль (имея в виду, вероятно, такие произведения, как «Юлия, или Новая Элоиза» Ж.Ж. Руссо и «Векфильдский священник» О. Голдсмита) отмечал, что идиллия — это «жанр, родственный роману». А по словам М.М. Бахтина, «значение идиллии для развития романа <…> было огромным».

Роман впитывает в себя опыт не только идиллии, но и ряда других жанров; в этом смысле он подобен губке. Этот жанр способен включить в свою сферу черты эпопеи, запечатлевая не только частную жизнь людей, но и события национально-исторического масштаба («Пармская обитель» Стендаля, «Война и мир» Л.Н. Толстого, «Унесенные ветром» М. Митчелл). Романы в состоянии воплощать смыслы, характерные для притчи. По словам О.А. Седаковой, «в глубине «русского романа» обыкновенно лежит нечто подобное притче».

Несомненна причастность романа и традициям агиографии. Житийное начало весьма ярко выражено в творчестве Достоевского. Лесковских «Соборян» правомерно охарактеризовать как роман-житие. Романы нередко обретают черты сатирического нравоописания, каковы, к примеру, произведения О. де Бальзака, У.М. Теккерея, «Воскресение» Л.Н. Толстого. Как показал М.М. Бахтин, далеко не чужда роману (в особенности авантюрно-плутовскому) и фамильярно-смеховая, карнавальная стихия, первоначально укоренившаяся в комедийно-фарсовых жанрах. Вяч. Иванов не без оснований характеризовал произведения Ф.М. Достоевского как «романы-трагедии». «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова — это своего рода роман-миф, а «Человек без свойств» Р. Музиля — роман-эссе. Свою тетралогию «Иосиф и его братья» Т. Манн в докладе о ней назвал «мифологическим романом», а его первую часть («Былое Иакова») — «фантастическим эссе». Творчество Т. Манна, по словам немецкого ученого, знаменует серьезнейшую трансформацию романа: его погружение в глубины мифологические.

Роман, как видно, обладает двоякой содержательностью: во-первых, специфичной именно для него («самостоянье» и эволюция героя, явленные в его частной жизни), во-вторых, пришедшей к нему из иных жанров. Правомерен вывод; жанровая сущность романа синтетична. Этот жанр способен с непринужденной свободой и беспрецедентной широтой соединять в себе содержательные начала множества жанров, как смеховых, так и серьезных. По-видимому, не существует жанрового начала, от которого роман остался бы фатально отчужденным.

Роман как жанр, склонный к синтетичности, резко отличен от иных, ему предшествовавших, являвшихся «специализированными» и действовавших на неких локальных «участках» художественного постижения мира. Он (как никакой другой) оказался способным сблизить литературу с жизнью в ее многоплановости и сложности, противоречивости и богатстве. Романная свобода освоения мира не имеет границ. И писатели различных стран и эпох пользуются этой свободой самым разным образом.

Многоликость романа создает для теоретиков литературы серьезные трудности. Едва ли не перед каждым, кто пытается охарактеризовать роман как таковой, в его всеобщих и необходимых свойствах, возникает соблазн своего рода синекдохи: подмены целого его частью. Так, О.Э. Мандельштам судил о природе этого жанра по «романам карьеры» XIX в., героев которых увлек небывалый успех Наполеона.

В романах же, акцентировавших не волевую устремленность самоутверждающегося человека, а сложность его психологии и действие внутреннее, поэт усмотрел симптом упадка жанра и даже его конца. Т. Манн в своих суждениях о романе как исполненном мягкой и доброжелательной иронии опирался на собственный художественный опыт и в значительной мере на романы воспитания И. В. Гете.

Иную ориентацию, но тоже локальную (прежде всего на опыт Достоевского), имеет бахтинская теория. При этом романы писателя интерпретированы ученым очень своеобразно. Герои Достоевского, по мысли Бахтина, — это прежде всего носители идей (идеологии); их голоса равноправны, как и голос автора по отношению к каждому из них. В этом усматривается полифоничность, являющаяся высшей точкой романного творчества и выражением недогматического мышления писателя, понимания им того, что единая и полная истина «принципиально невместима в пределы одного сознания».

Романистика Достоевского рассматривается Бахтиным как наследование античной «менипповой сатиры». Мениппея — это жанр, «свободный от предания», приверженный к «необузданной фантастике», воссоздающий «приключения идеи или правды в мире: и на земле, и в преисподней, и на Олимпе». Она, утверждает Бахтин, является жанром «последних вопросов», осуществляющим «морально-психологическое экспериментирование», и воссоздает «раздвоение личности», «необычные сны, страсти, граничащие с безумием.

Другие же, не причастные полифонии разновидности романа, где преобладает интерес писателей к людям, укорененным в близкой им реальности, и авторский «голос» доминирует над голосами героев, Бахтин оценивал менее высоко и даже отзывался о них иронически: писал о «монологической» односторонности и узости «романов усадебно-домашне-комнатно-квартирно-семейных», будто бы забывших о пребывании человека «на пороге» вечных и неразрешимых вопросов. При этом назывались Л.Н. Толстой, И.С. Тургенев, И.А. Гончаров.

В многовековой истории романа явственно просматриваются два его типа, более или менее соответствующие двум стадиям литературного развития. Это, во-первых, произведения остро событийные, основанные на внешнем действии, герои которых стремятся к достижению каких-то локальных целей. Таковы романы авантюрные, в частности плутовские, рыцарские, «романы карьеры», а также приключенческие и детективные. Их сюжеты являют собой многочисленные сцепления событийных узлов (интриг, приключений и т. п.), как это имеет место, к примеру, в байроновском «Дон Жуане» или у А. Дюма.

Во-вторых, это романы, возобладавшие в литературе последние двух-трех столетий, когда одной из центральных проблем общественной мысли, художественного творчества и культуры в целом стало духовное самостоянье человека. С действием внешним здесь успешно соперничает внутреннее действие: событийность заметно ослабляется, и на первый план выдвигается сознание героя в его многоплановости и сложности, с его нескончаемой динамикой и психологическими нюансами.

Персонажи подобных романов изображаются не только устремленными к каким-то частным целям, но и осмысляющими свое место в мире, уясняющими и реализующими свою ценностную ориентацию. Именно в этом типе романов специфика жанра, о которой шла речь, сказалась с максимальной полнотой. Близкая человеку реальность («ежедневная жизнь») осваивается здесь не в качестве заведомо «низкой прозы», но как причастная подлинной человечности, веяниям данного времени, универсальным бытийным началам, главное же — как арена серьезнейших конфликтов. Русские романисты XIX в. хорошо знали и настойчиво показывали, что «потрясающие события — меньшее испытание для человеческих отношений) чем будни с мелкими неудовольствиями».

Одна из важнейших черт романа и родственной ему повести (особенно в XIX-XX вв.) — пристальное внимание авторов к окружающей героев микросреде, влияние которой они испытывают и на которую так или иначе воздействуют. Вне воссоздания микросреды романисту «очень трудно показать внутренний мир личности». У истоков отныне упрочившейся романной формы — дилогия И.В. Гете о Вильгельме Мейстере (эти произведения Т. Манн назвал «углубленными во внутреннюю жизнь, сублимированными приключенческими романами»), а также «Исповедь» Ж.Ж. Руссо, «Адольф» Б. Констана, «Евгений Онегин», в котором передана присущая творениям А. С. Пушкина «поэзия действительности». С этого времени романы, сосредоточенные на связях человека с близкой ему реальностью и, как правило, отдающие предпочтение внутреннему действию, стали своего рода центром литературы. Они самым серьезным образом повлияли на все иные жанры, даже их преобразили.

По выражению М.М. Бахтина, произошла романизация словесного искусства: когда роман приходит в «большую литературу», иные жанры резко видоизменяются, «в большей или меньшей степени "романизируются"». При этом трансформируются и структурные свойства жанров: их формальная организация становится менее строгой, более непринужденной и свободной. К этой (формально-структурной) стороне жанров мы и обратимся.

В.Е. Хализев Теория литературы. 1999 г.

Обратимся к одному из основоположников русской литературной критики - В.Г.Белинскому, писавшему еще в первой половине XIX века: "… теперь наша литература превратилась в роман и повесть (…) Какие книги больше всего читаются и раскупаются? Романы и повести. (…) Какие книги пишут все наши литераторы, призванные и непризванные (…)? Романы и повести. (…) в каких книгах излагается и жизнь человеческая, и правила нравственности, и философические системы, и, словом, все науки? В романах и повестях".

XIX век называют "золотым веком русского романа": А.Пушкин и Ф.Достоевский, Н.Гоголь и И.Тургенев, Л.Толстой и Н.Лесков, А.Герцен и М.Салтыков-Щедрин, Н.Чернышевский и А.К.Толстой плодотворно работали в этом крупном виде эпики. Даже А.Чехов мечтал написать роман о любви…

Роман, в отличие от рассказа и повести, можно назвать "экстенсивным" видом литературы, так как он требует широкого охвата художественного материала.

Для романа характерны следующие признаки:

  • разветвленность сюжета, множественность сюжетных линий; нередко центральные герои романа имеют "свои" сюжетные линии, автор подробно рассказывает их историю (история Обломова, история Штольца, история Ольги Ильинской, история Агафьи Матвеены в романе Гончарова "Обломов");
  • многообразие персонажей (по возрасту, социальным группам, характерам, типам, взглядам и т.д.);
  • глобальность тематики и проблематики;
  • большой охват художественного времени (действие "Войны и мира" Л.Толстого укладывается в полтора десятилетия);
  • проработанный исторический фон, соотнесенность судеб героев с особенностями эпохи и т.д.

Конец XIX века несколько ослабил интерес писателей к крупным эпическим формам, на первый план выдвинулись малые жанры - рассказ и повесть. Но с 20-х годов ХХ века роман снова стал актуален: А.Толстой пишет "Хождение по мукам" и "Петра I", А.Фадеев - "Разгром", И.Бабель - "Конармию", М.Шолохов - "Тихий Дон" и "Поднятую целину", Н.Островский - "Рожденные революцией" и "Как закалялась сталь", М.Булгаков - "Белую гвардию" и "Мастера и Маргариту"…

Различают множество разновидностей (жанров) романа : исторический, фантастический, готический (или роман ужасов), психологический, философский, социальный, роман нравов (или бытописательный роман), роман-утопию или -антиутопию, роман-притчу, роман-анекдот, авантюрный (или приключенческий) роман, детективный роман и т.д. К особому жанру можно отнести идеологический роман, в котором главной задачей автора является донести до читателя определенную идеологию, систему взглядов на то, каким должно быть общество. Идеологическими можно считать романы Н.Чернышевского "Что делать?", М.Горького "Мать", Н.Островского "Как закалялась сталь", М.Шолохова "Поднятая целина" и т.п.

  • Исторический роман интересуется крупными, переломными историческими событиями и обусловливает судьбу человека в ту или иную эпоху особенностями изображаемого времени;
  • фантастический роман рассказывает о фантастических событиях, выходящих за рамки привычного материального, научно познанного человеком мира;
  • психологический роман рассказывает об особенностях и мотивах поведения человека в определенных обстоятельствах, о проявлении внутренних свойств и качеств человеческой натуры, о личностных, индивидуальных особенностях человека, нередко рассматривая при этом различные психологические типы людей;
  • философский роман раскрывает систему философских представлений писателя о мире и человеке;
  • социальный роман постигает законы организации общества, изучает влияние этих законов на человеческие судьбы; изображает состояние отдельных социальных групп и художественно его объясняет;
  • роман нравов или бытописательный роман изображает бытовую сторону существования человека, особенности его повседневной жизни, отражает его привычки, моральные нормы, возможно, какие-то этнографические подробности;
  • в центре авантюрного романа, естественно, приключения героя; при этом особенности характеров персонажей, историческая правда и исторические подробности не всегда интересны автору и зачастую находятся на втором, а то и на третьем плане;
  • роман-утопия изображает прекрасное будущее человека или идеальное устройство государства, с точки зрения автора; роман-антиутопия же, наоборот, рисует мир и общество такими, какими, по мнению автора, они не должны быть, но могут стать по вине человека.
  • Крупнейшим эпическим жанром является роман-эпопея , в котором каждый из перечисленных выше признаков глобально развит и разработан писателем; эпопея создает широкое полотно человеческого бытия. Эпопее обычно недостаточно одной человеческой судьбы, она интересуется историями целых семей, династий в длительном временном контексте, на широком историческом фоне, делая человека важной частью огромного и вечного мира.

Все эти жанры романа - кроме, пожалуй, готического, или романа ужасов, не прижившегося в России, - широко представлены в русской литературе XIX - ХХ веков.

Каждая эпоха предпочитает определенные жанры романа. Так русская литература 2-й половины XIХ века отдавала предпочтение реалистическому роману социально-философского и бытописательного содержания. ХХ век требовал разнообразия романного содержания, и все жанры романа получили в это время мощное развитие.

Расстановка ударений: РОМА`Н

РОМАН (от франц. roman - первоначально произведение на романских языках) - большая форма эпического жанра лит-ры нового времени. Его наиболее общие черты: изображение человека в сложных формах жизненного процесса, многолинейность сюжета, охватывающего судьбы ряда действующих лиц, многоголосие, отсюда - большой объем сравнительно с другими жанрами. Понятно, конечно, что эти черты характеризуют основные тенденции развития романа и проявляются крайне многообразно.

Само возникновение этого жанра - или, точнее, его предпосылок - относят нередко к древности или средневековью. Так, говорят об "античном Р." ("Дафнис и Хлоя", "Метаморфозы, или Золотой осел" Апулея, "Сатирикон" Петрония и т. п.) и "Р. рыцарском" ("Тристан и Изольда", "Лоэнгрин" фон Эшенбаха, "Смерть Артура" Мэлори и т. д.). Эти прозаические повествования действительно имеют нек-рые черты, сближающие их с Р. в современном, собственном смысле слова. Однако перед нами все-таки скорее похожие, аналогичные, чем однородные, явления.

В античной и средневековой повествовательной прозаической лит-ре нет целого ряда тех существеннейших свойств содержания и формы, к-рые играют определяющую роль в Р. Правильней будет понимать названные произведения античности как особенные жанры идиллической ("Дафнис и Хлоя") или комической ("Сатирикон") повести, а истории средневековых рыцарей рассматривать как, опять-таки, своеобразный жанр рыцарского эпоса в прозе. Р. в собственном смысле начинает формироваться лишь в конце эпохи Возрождения. Его зарождение неразрывно связано с той новой художественной стихией, к-рая первоначально воплотилась в ренессанс-ной новелле (см.), точнее - в особом жанре "книги новелл" типа "Декамерон" Боккаччо.

Р. явился эпосом частной жизни. Если в предшествующем эпосе центральную роль играли образы представителей народа, общества, государства (вождей, полководцев, жрецов) или же образы героев, открыто воплощавших в себе силу и мудрость целого человеческого коллектива, то в Р. на первый план выходят образы людей обыкновенных, людей, в действиях к-рых непосредственно выражается только их индивидуальная судьба, их личные устремления. Предшествующий эпос основывался на больших исторических (пусть даже легендарных) событиях, участниками или, точнее, прямыми творцами к-рых выступали основные герои. Между тем Р. (за исключением особенной формы исторического Р., а также Р.-эпопеи) основывается на событиях частной жизни и к тому же обычно на вымышленных автором событиях.

Далее, действие народного и, шире, исторического эпоса, как правило, развертывалось в отдаленном прошлом, своеобразном "эпическом времени", между тем как для Р. типична связь с живой современностью или хотя бы с самым недавним прошлым, за исключением особого вида Р. - исторического. Наконец, эпос имел прежде всего героический характер, был воплощением высокой поэтической стихии; Р. же выступает как прозаический жанр, как изображение будничной, повседневной жизни во всей многогранности ее проявлений. Более или менее условно можно определить роман как жанр принципиально "средний", нейтральный. И в этом ярко выражается историческая новизна жанра, ибо ранее господствовали жанры "высокие" (героические) либо "низкие" (комические), а жанры "средние", нейтральные, не получили сколько-нибудь широкого развития. Р. явился наиболее полным и законченным выражением иск-ва эпической прозы. Но при всех глубоких отличиях от предшествующих форм эпоса Р. является подлинным наследником древней и средневековой эпической лит-ры, подлинным эпосом нового времени. На совершенно новой художественной основе в Р., как говорил Гегель, "снова полностью выступает богатство и многообразие интересов, состояний, характеров, жизненных отношений, широкий фон целостного мира" (Соч., т. 14, с. 273). Этому нисколько не противоречит тот факт, что в центре Р. обычно стоит образ "частного" человека с его сугубо личной судьбой и переживаниями. В эпоху возникновения Р. "...отдельный человек выступает освобожденным от естественных связей и т. д., которые в прежние исторические эпохи делали его принадлежностью определенного ограниченного человеческого конгломерата" (Маркс К., К критике политической экономии, 1953, с. 193-94). С одной стороны, это значит, что отдельный человек не выступает более как прежде всего представитель определенной группы людей; он обретает свою собственную личную судьбу и индивидуальное сознание. Но в то же время это означает, что отдельный человек непосредственно связан теперь не с известным ограниченным коллективом, но с жизнью целого об-ва или даже всего человечества. А это, в свою очередь, приводит к тому, что становится возможным и, более того, необходимым художественное освоение общественной жизни сквозь призму индивидуальной судьбы "частного" человека.

Конечно, это освоение совершается гораздо более сложным и опосредованным путем, чем освоение судьбы народа в образе величественного народного героя, как это имело место в древнем эпосе. Но не подлежит сомнению, что романы Прево, Филдинга, Стендаля, Лермонтова, Диккенса, Тургенева и т. д. в личных судьбах основных персонажей раскрывают самое широкое и глубинное содержание общественной жизни эпохи. Причем во многих Р. нет даже сколько-нибудь развернутой картины жизни общества, как таковой; все изображение сосредоточено на частной жизни индивида. Однако, поскольку в новом об-ве, строившемся после эпохи Возрождения, частная жизнь человека оказалась неразрывно связанной со всей жизнью общественного целого (хотя бы человек и не выступал как политический деятель, руководитель, идеолог), - совершенно "частные" поступки и переживания Тома Джонса (у Филдинга), Вертера (у Гёте), Печорина, госпожи Бовари предстают как художественное освоение целостной сущности породившего этих героев общественного мира. Поэтому Р. смог стать подлинным эпосом нового времени и в наиболее монументальных своих проявлениях как бы возродил жанр эпопеи (см.). Первой исторической формой Р., к-рой предшествовали новелла и эпопея Ренессанса, явился плутовской Р., активно развивавшийся в конце 16 - нач. 18 в. ("Ласарильо с Тор-меса", "Франсион" Сореля, "Симпли-циссимус" Гриммельгаузена, "Жиль Блас" Лесажа и т. д.). С конца 17 в. развивается психологическая проза, имевшая огромное значение для становления Р. (книги Ларошфуко, Лабрюйера, повесть Лафайета "Принцесса Клевская"). Наконец, очень важную роль в формировании Р. сыграла мемуарная лит-ра 16 - 17 вв., в к-рой впервые стали объективно изображаться частная жизнь и личные переживания людей (книги Бенвенуто Челлини, Монтеня, Севиньи и т. д.); так, именно мемуары (или, точнее, путевые записки моряка) послужили основой и стимулом для создания одного из первых великих Р. - "Робинзон Крузо" (1719) Дефо. Р. достигает зрелости в 18 в. Один из самых ранних подлинных образцов жанра - "Манон Леско" (1731) Антуана Прево. В этом Р. как бы слились в новаторскую органическую целостность традиции плутовского Р., психологической прозы (в духе "Максим" Ларошфуко) и мемуарной лит-ры (характерно, что этот Р. первоначально появился как фрагмент многотомных вымышленных мемуаров некоего лица).

В течение 18 в. Р. завоевывает господствующее положение в лит-ре (в 17 в. он еще выступает как боковая, второстепенная сфера иск-ва слова). В Р. 18 в. развиваются уже две разные линии - Р. социально-бытовой (Филдинг, Смоллет, Луве де Кувре и т. д.) и более мощная линия психологического Р. (Ричардсон, Руссо, Стерн, Гёте и др.).

На рубеже 18 - 19 вв., в эпоху романтизма, жанр Р. переживает своего рода кризис; субъективно-лирический характер романтической лит-ры противоречит эпической сущности Р. Многие писатели этого времени (Шатобриан, Сенанкур, Шлегель, Новалис, Констан) создают Р., к-рые напоминают скорее лирические поэмы в прозе.

Однако в это же время переживает расцвет особенная форма - исторический Р., к-рый выступает как своего рода синтез Р. в собственном смысле и эпической поэмы прошлого (романы Вальтера Скотта, Виньи, Гюго, Гоголя).

В целом период романтизма имел для Р. обновляющее значение, подготовил новый его взлет и расцвет. На вторую треть 19 в. приходится классическая эпоха Р. (Стендаль, Лермонтов, Бальзак, Диккенс, Теккерей, Тургенев, Флобер, Мопассан и др.). Особенную роль играет русский Р. второй половины 19 в., прежде всего романы Толстого и Достоевского. В творчестве этих величайших писателей достигает качественно нового уровня одно из решающих свойств Р. - его способность воплотить всеобщий, всечеловеческий смысл в частных судьбах и личных переживаниях героев. Углубленный психологизм, освоение тончайших движений души, характерное для Толстого и Достоевского, не только не противоречат, но, наоборот, определяют это свойство. Толстой, отмечая, что в Р. Достоевского "не только мы, родственные ему люди, но иностранцы узнают себя, свою душу...", объяснял это так: "Чем глубже зачерпнуть, тем общее всем, знакомее и роднее" (Толстой Л. Н., О лит-ре, М., 1955, с. 264).

Роман Толстого и Достоевского оказал огромное воздействие на дальнейшее развитие жанра в мировой лит-ре. Крупнейшие романисты 20 в. - Т. Манн, Франс, Роллан, Гамсун, Мартен дю Гар, Голсуорси, Лакснесс, Фолкнер, Хемингуэй, Тагор, Акутагава - явились прямыми учениками и последователями Толстого и Достоевского. Т. Манн сказал, что романы Толстого "вводят нас в искушение опрокинуть соотношение между романом и эпосом, утверждаемое школьной эстетикой, и не роман рассматривать как продукт распада эпоса, а эпос - как примитивный прообраз романа". (Собр. соч., т. 10, М., 1961, с. 279).

Традиции Толстого и Достоевского новаторски продолжил Горький, к-рый стал основоположником Р. социалистического реализма. В высших образцах этого Р. жизнь, бытие предстает как творческое деяние народа, и поэтому Р. социалистического реализма особенно органически воплощает эпическую сущность жанра, тяготеет к эпопее в точном смысле слова. Это со всей очевидностью выступает в таких крупнейших явлениях советского Р., как "Жизнь Клима Самгина" и "Тихий Дон". Но это вовсе не означает, что Р. социалистического реализма отказывается от многогранной природы жанра. Уже хотя бы названные произведения характеризуют глубокое освоение жизни и сознания личности, что всегда было присуще Р.

В первые послеоктябрьские годы была популярна идея, согласно к-рой в новом, революционном Р. главным или даже единственным содержанием должен стать образ массы. Однако при реализации этой идеи Р. оказался под угрозой распада, он превращался в цепь бессвязных эпизодов (напр., в произведениях Б. Пильняка). В лит-ре 20 в. частое стремление ограничиться изображением внутреннего мира личности выражается в попытках воссоздать т. н. "поток сознания" (Пруст, Джойс, современная школа "нового Р." во Франции). Но, лишенный объективно-действенной основы, Р., в сущности, теряет свою эпическую природу и перестает быть Р. в подлинном смысле слова.

Р. может действительно развиваться лишь на почве гармонического единства объективного и субъективно, внешнего и внутреннего в человеке. Это единство свойственно крупнейшим Р. последнего времени - романам Шолохова, Лакснесса, Грэма Грина, Фолкнера и др.

Лит.: Грифцов Б. А., Теория романа, М., 1927; Чичерин А. В., Возникновение романа-эпопеи, М., 1958; Фокс Р., Роман и народ, М., 1960; Днепров В., Роман - новый род поэзии, в его кн.: Проблемы реализма, Л., 1961; Кожинов В., Происхождение романа, М., 1963; Настоящее и будущее романа (Материалы дискуссии), "Ин. лит-ра", 1964, № 6, 10; Бахтин М., Слово в романе, "Вопр. лит-ры", 1965, № 8; История русского романа, т. 1 - 2, М. - Л., 1962 - 64; История русского советского романа, кн. 1 - 2, М. - Л., 1965; Д э к с П., Семь веков романа. Сб. ст., пер. с франц., М., 1962.

В. Ножинов.


Источники:

  1. Словарь литературоведческих терминов. Ред. С 48 сост.: Л. И. Тимофеев и С. В. Тураев. М., "Просвещение", 1974. 509 с.

роман литературный повествовательный жанр

Термин «роман», возникший в XII в., успел претерпеть за девять столетий своего существования целый ряд смысловых изменений и покрывает чрезвычайно разнообразные литературные явления. К тому же формы, именуемые сегодня романами, появились гораздо раньше самого понятия. Первые формы жанра романа восходят еще к античности (любовные и любовно-приключенческие романы Гелиодора, Ямвлиха и Лонга), но ни греки, ни римляне не оставили специального наименования для этого жанра. Пользуясь позднейшей терминологией, его принято называть романом. Епископ Юэ в конце XVII века в поисках предшественников романа впервые применил этот термин к ряду явлений античной повествовательной прозы. Наименование это основано на том, что интересующий нас античный жанр, имея своим содержанием борьбу обособленных индивидов за их личные, частные цели, представляет очень значительное тематическое и композиционное сходство с некоторыми видами позднейшего европейского романа, в формировании которых античный роман сыграл немалую роль. Название «роман» возникло позже, в эпоху Средневековья, и первоначально относилось лишь к языку, на котором написано произведение.

Наиболее распространенным языком средневековой западноевропейской письменности был, как известно, литературный язык древних римлян - латинский. В XII-XIII вв. нашей эры наряду с пьесами, повестями, рассказами, написанными на латинском языке и бытующими преимущественно среди привилегированных сословий общества, дворянства и духовенства, стали появляться повести и рассказы, написанные на романских языках и распространенные в среде демократических слоев общества, не знающих латинского языка, среди торговой буржуазии, ремесленников, вилланов (так называемое третье сословие). Эти произведения, в отличие от латинских, так и стали называть: conte roman - романский рассказ, повесть. Затем прилагательное приобрело самостоятельное значение. Так возникло особое название для повествовательных произведений, которое в дальнейшем устоялось в языке и с течением времени потеряло свой первоначальный смысл. Романом стали называть произведение на любом языке, но не всякое, а только большое по размерам, отличающееся некоторыми особенностями тематики, композиционного построения, развертывания сюжета и т. п.

Можно сделать вывод, что если наиболее приближенный к современному значению данный термин появился в эпоху буржуазии - 17 -18 века, то и зарождение теории романа логично относить к тому же времени. И хотя уже в 16 - 17 вв. появляются некие «теории» романа (Антонио Минтурно «Поэтическое искусство»,1563; Пьер Николь «Письмо о ереси сочинительства», 1665), лишь вместе с классической немецкой философией появляются первые попытки создать общеэстетическую теорию романа, включить его в систему художественных форм. «Одновременно и высказывания великих романистов о своей собственной писательской практике приобретают большую широту и глубину обобщения (Вальтер Скотт, Гёте, Бальзак). Принципы буржуазной теории романа в ее классической форме были сформулированы именно в этот период. Но более обширная литература по теории романа возникает лишь во второй половине XIX в. Теперь роман окончательно утвердил свое господство как типичная форма выражения буржуазного сознания в литературе» .

С историко-литературной точки зрения невозможно говорить о возникновении романа как жанра, поскольку по существу «роман» -- это «инклюзивный термин, перегруженный философскими и идеологическими коннотациями и указывающий на целый комплекс относительно автономных явлений, не всегда связанных друг с другом генетически». «Возникновение романа» в этом смысле занимает целые эпохи, начиная с античности и заканчивая XVII или даже XVIII веком.

На появление и обоснование данного термина, безусловно, оказала влияние история развития жанра в целом. Не менее важную роль в теории романа играет и его становление в различных странах.